— Александр Владимирович, спектакль показывают на зеленоградской сцене уже второй раз, а знаете ли вы «Ведогонь-театр»?
— Конечно, знаю. Мне кажется, это один из очень известных театров в области. Я работал с Ильей Колосовым в театре Станиславского, раньше он был директором «Ведогонь-театра». Мы с ним неплохо поработали, много сделали хорошего. Мы общались с художественным руководителем; мне кажется — прекрасный театр с хорошей атмосферой, творческой, настоящей.
— Почему вы выбрали известную пьесу Нила Саймона для постановки? Её часто ставили в разных театрах.
— Просто там есть, как мне кажется, важная сегодня тема. О человеке, который в определенный период жизни проходит несколько соблазнов, и в результате он понимает, что ничего дороже близких людей и семьи у него нет. Вот и все. И эта тема мне очень интересна. Есть, конечно, и современные пьесы на эту тему, но они такие заумные. А здесь очень простым человеческим языком, через юмор, иронию, через странное положение героя, через интересные переходы, — эта тема идет сквозным действием, и это замечательно. Текст прост для восприятия зрителя, и в конце возникает очень хорошее ощущение человеческой правды. Не заумно, легко, и актеры с радостью это делают.
— Вы ставили эту пьесу в прошлом году и в Рязанском театре драмы. Тогда три женские роли в спектакле играли три актрисы, а в той постановке, что мы увидим в «Ведогонь-театре», эти роли играет одна артистка. Так и было задумано?
— У Саймона ремарка — три женские роли может играть одна актриса. Такую актрису просто надо было найти. И она нашлась, это Ирина Савицкова. А в Рязанском театре получилось так. Я тоже хотел, чтобы играла одна актриса, но директор театра мне сказал: «Саша, знаешь, у нас труппа будет просто страдать от того, что одна актриса играет эти роли, такие потрясающие, яркие одноактные блицы». Я подумал, приехал несколько раз и выбрал трех актрис. Даже четырех, потому что мы придумали еще один персонаж, который появляется в финале, и которого нет в пьесе. Я думаю, Саймон был бы рад этому. А здесь все четыре роли играет одна актриса и, конечно, у нее очень большая нагрузка, но она блестяще с этим справляется. Как, впрочем, и главный герой.
Это два абсолютно разных спектакля, они не похожи. Как дети от одного отца, но от разных матерей — и персонажи по-другому выглядят, и концепция немного другая.
— Был в свое время известный спектакль по этой пьесе в БДТ. Когда вы работали над постановкой, смотрели другие театральные версии или экранизации?
— Я видел, конечно же, Владислава Игнатьевича Стржельчика и Алису Бруновну Фрейндлих в этом спектакле. Это блистательная пара, но они по-другому это делали, это был такой фейерверк. Актеры-легенды — конечно, когда они выходят в таком материале, это радость.
Я видел этот спектакль и в Новосибирске, когда был художественным руководителем «Глобуса», и это тоже очень хороший спектакль. Но у нас по-другому все сделано, и акценты расставлены иначе. Пьеса это позволяет делать через юмор, тема любви и преданности очень ярко выходит наружу.
— Вы работали в разных театрах, какой вам наиболее близок?
— Не могу сказать определенно, потому что когда приходишь в театр, стараешься раствориться и идти в той системе координат, в которой театр находится. Но, честно говоря, мне лучше всего было работать в Петербурге. В своих родных пенатах, в родном городе. Но мне было хорошо работать и в Новосибирске. Надо сказать, что и в театре Станиславского, из которого я ушел, было тоже много хороших моментов. Нет, я не выделял бы все-таки какой-то театр…
— Вы играете в спектакле «Лондонский треугольник» с Александром Гордоном в «Школе современной пьесы». Кстати, где сейчас, после пожара в театре, его можно увидеть — в ДК на Тишинке?
— Да. Совершенно блистательно отремонтировано помещение бывшего ДК имени Серафимовича, это сейчас театральный центр, и там очень хорошая атмосфера. И теперь все спектакли «Школы современной пьесы» перенесены в этот зал, прекрасное театральное помещение. Туда стоит прийти, чтобы на это посмотреть. Мне кажется, люди сделали такое маленькое театральное чудо.
— Но театр рассчитывает вернуться на Неглинку?
— Конечно. Выделена довольно крупная сумма на реконструкцию театра с тем, чтобы можно было туда войти, но все равно это не раньше, чем два года.
— В одном из недавних интервью вы рассказали, что запускаете большую картину о послевоенном детстве, с рабочим названием «Золотая рыбка». Расскажите об этой работе.
— Мы на активной стадии запуска, я провожу кастинг детей, занимаюсь актерами. Это очень большая работа, совместная, с Казахстаном. Договорились о студии, о совместной работе, подписали ряд важных документов, выбрали часть детей, выбрали натуру. Вернулись сюда и сейчас работаем над сценарием. Сейчас не хотелось бы обнародовать подробности, потому что все упирается в деньги. У нас есть договоренности по поводу финансирования — надо просто дождаться марта, чтобы окончательно запустить эту историю в жизнь.
— Сценарий выполнен на литературной основе?
— Нет-нет, это абсолютно оригинальный сценарий. Он не связан ни с каким произведением, это такая жизненная, но придуманная от начала до конца история. Она сильно написана. Мне очень хочется посвятить эту картину отцу, который прошел блокаду, пережил очень тяжелое детдомовское детство.
— Вы много снимались и снимаетесь в кино. Наверное, все спрашивают вас о работе в фильме Владимира Бортко «Мастер и Маргарита», где вы играли Мастера. Как вы относитесь к этому фильму, пересматриваете ли его?
— Вы знаете, я ничего из своих работ специально не пересматриваю, если только случайно. Мне кажется, это кино стало народным. Оно до сих пор живо, и я получаю хорошие отзывы по поводу этой картины. Она мне очень дорога, дорог и персонаж, и само произведение. Оно бессмертно, и я думаю, это счастье — сниматься в таком фильме, который остается в памяти зрителя.
— А как вы отнеслись к тому, что вашего Мастера озвучил Сергей Безруков?
— Никак к этому не отнесся — это было решение режиссера, и нравится мне это или не нет… Мне, может быть, это не очень нравится, но это решение режиссера. Для меня это закон на площадке и в театре, я так воспитан.
— Случается ли отказываться от ролей?
— Конечно, случалось. Но стараюсь рассматривать предложения все-таки как работу. Это же работа, такая же, как у всех. Актерская работа. Ты ходишь, получаешь роли и делаешь это честно. Ты должен выполнить свою работу, вот и все. Отказов было не так много. Это уже когда совсем тебе тема не подходит, совсем бандитская какая-нибудь и мерзкая история.
— Как вы относитесь к реформам в области культуры, которые происходят в Москве?
— Что театр надо реформировать — это абсолютно точно, я всегда это говорил. Театр надо переводить на контрактную систему. Конечно, должен остаться репертуарный театр, как одно из лучших изобретений советской власти. Мне кажется, это такая привилегия нашей страны, и это очень важно. Но то, что театр должен как-то видоизмениться — это тоже очевидно. Поэтому я слежу за реформами, естественно. Что называется, руки дошли до театра, который был просто заброшен, и о нем никто не думал.
Я вообще считаю, что театр — это маленькое государство. И все, что происходит в театре, если внимательно посмотреть на его проблемы и болезни, — те же самые болезни и в государстве. Театр как отражение боли страны — он как зеркало отражает.
— В Москве около 90 театров. Сколько из них выживут, если лишить их государственного финансирования?
— Речь не должна идти о лишении государственного финансирования, но об очень жестких договорных отношениях, когда государство дает деньги, за которые ты должен каким-то образом отчитаться. Это абсолютно нормально. Это не означает, что не должно быть каких-то экспериментальных площадок и экспериментальных спектаклей, и спектаклей, которые, как высокая мода — идут впереди всего. Это тоже должно быть. Для этого и существуют общественные обсуждения, какие-то советы. Понятно, что это очень сложно, люди творческие — они все достаточно импульсивно и болезненно это воспринимают. Но мне кажется, что можно найти такой консенсус, при котором договорная система будет работать. Время это давным-давно настало.
Юлия Кравченко
Фото: Дмитрий Рожков