Новые операции и врачи
— Иван Яковлевич, какие виды оборудования появились в больнице, какие новые операции проводятся?
— Мы уже достаточно хорошо оснастились оборудованием, сейчас идет дооснащение. У нас появилось два ультразвуковых аппарата для исследования сосудов. Сейчас мы начали делать достаточно сложные операции на поджелудочной железе; начали делать гастроэктомию при опухолях различной локализации, операции на почках, на кишечнике при онкологических заболеваниях, сосудистые оперативные вмешательства.
Наше нейрохирургическое отделение раньше оперировало в основном на позвоночнике, а сейчас начали удалять опухоли головного мозга. Оперируем на заднечерепной ямке, это достаточно сложные операции
В июне у нас заканчивается ремонт операционной эндоваскулярной хирургии. Ангиограф уже закуплен, коллектив врачей набран. Здесь будут проводить баллонопластику и другие оперативные вмешательства, необходимые при инфарктах миокарда.
Кроме того, сами новые методики — медикаментозные, программные методики по лечению различных заболеваний — внедряются и улучшаются.
Это и энтеральное, и парентеральное питание больных; есть заметные хорошие результаты.
— Появились ли новые врачи в больнице?
— К нам пришел профессор Лысенко, оперирующий хирург.
— Что именно он оперирует?
— Он оперирует всё. Например, недавно поступил человек с ножевыми ранениями глаза, ранением подключичной артерии, ранением в яремные вены и так далее. Оперировал Лысенко: сделано протезирование на сосудах, больной жив. Раньше я бы за исход не ручался.
— Чем вы привлекли профессора?
— Он жил и работал в Москве, и достаточно успешно. Мы вместе работали в госпитале Бурденко. Привлек его не обещанием хорошей зарплаты — он и в госпитале неплохо зарабатывал, — не обещанием жилой площади и каких-то льгот. Я его приманил одним: у нас достаточно много работы, непочатый край того, что нужно организовывать.
К нам пришел сосудистый хирург, кандидат медицинских наук. Он молодой, ему 36 лет, стаж работа — 12 лет. Врач проводит аорто-бедренное шунтирование (синдром Лериша), оперирует на сонных артериях. Эти оперативные вмешательства мы сейчас тоже налаживаем.
К нам пришел новый заведующий операционным блоком, тоже оперирующий хирург, кандидат медицинских наук. И операционная стала совершенно по-другому работать. Соблюдение санэпидрежима стало более целенаправленным, и сами оперативные вмешательства, их сроки по часам, сроки выполнения, доставки больного — все эти вопросы решены. И хирурги у нас стали более собранными.
— Изменилась ли работа реанимационного блока?
— Мы дополнительно обучили анестезиологов-реаниматологов и кардиологического профиля, и общих, по функциональной диагностике. Мы учили их читать по электрокардиографу, ведь не секрет, что многие не умели этого делать, только кардиологи читали. А сейчас у нас и анестезиологи-реаниматологи читают электрокардиограммы и в нужный момент могут принять определенное решение.
При перитонитах, гнойных инфекциях достаточно часто возникают инфаркты миокарда как осложнения на фоне заболевания. Вовремя диагностированные инфаркты или какое-то еще заболевание, связанное с гипоксией, гнойными заболеваниями, позволяет принять решение по лечению.
— Как часто врачи проходят дополнительное обучение, повышают квалификацию?
— Существует график прохождения обучения всеми врачами. Раз в пять лет подтверждение сертификата — это обязательно. Но график необходим для взаимозаменяемости. Четыре месяца учились на врачей общей практики. Сейчас на учебе находятся четыре врача по онкологии, хирурги. Почему у нас как таковых онкологов не было? Сейчас пришел с сертификатом профессор Лысенко, Малахов Юрий Петрович, а у остальных не было сертификата. И мы не просто учим этих врачей, они получают еще и первичную специализацию: общий хирург, абдоминальный, плюс онколог.
Онкологических заболеваний в Зеленограде достаточно много, а очередность их поступления в московские клиники — сложный процесс. Поэтому мы будем двигаться в этом направлении вместе с поликлиническими отделениями, где существует дневной стационар, химиотерапия.
— Какая онкология у нас наиболее распространена?
— Наиболее часто встречается онкология кишечника.
— Это как-то отличается от показателей по Москве?
— Нет, в принципе, не отличается, как у всех. Но если брать на процент населения, то да, у нас онкологических заболеваний немного больше, чем в Москве в целом.
— Есть клиники, специализирующиеся на определенных заболеваниях или на ряде заболеваний. Планируется ли какая-либо специализация, доминирующее направление в зеленоградской больнице?
— Мы не можем специализироваться в одном направлении по одной простой причине: Зеленоград хоть и Москва, но отдалённый округ. Доступность сейчас стала лучше, но все-таки понятно, как важна скорость доставки больного. Дома и стены помогают, лучше и результаты. Поэтому определенной специализации у нас нет, мы работаем во всех направлениях.
— Можно сказать, что у нас лечат много и с хорошим результатом по определенным направлениям?
— Например, вновь созданная ревматология у нас работает хорошо.
Раньше больные лечились в Москве, в 1-й Градской, сейчас они лечатся у нас.
Далее — сердечно-сосудистые заболевания. Мы открыли второе кардиологическое отделение. Повторюсь, врачи теперь не только терапевты, мы их проучили и по кардиологии, они получили специализацию. Теперь у нас два кардиологических отделения, так как кардиологических больных больше чем терапевтических.
По общей хирургии у нас достаточно долго не проводилось тех оперативных вмешательств, которые мы делаем сейчас, я их перечислял. Сейчас мы делаем даже те, которые очень редко выполняются в некоторых клиниках Москвы. Допустим, операции на печени мало где проводят, а мы делаем, и к нам сейчас поехала вся Москва оперироваться.
— Какую долю больных из Зеленограда везут в Москву?
— На сегодняшний момент единственная категория заболеваний, с которыми везут в Москву — это инфаркты миокарда. С июня мы начинаем оперировать таких больных у себя.
— Можно сказать, что с июня не будет таких заболеваний, с которыми зеленоградская больница не сможет что-то сделать?
— Уже сейчас всё есть в больнице. Мы начали делать протезирование на коленном суставе, для чего учили врачей. Раньше мы не делали эндоскопические оперативные вмешательства при грыжах, при простейшем аппендиците — а сейчас делаем. То же в гинекологии. Сейчас практически все оперативные вмешательства эндоскопические, даже при влагалищной ампутации матки.
— Оборудование обеспечено врачами, а загружено ли больными? Сейчас поставят ангиограф, его тоже надо загружать.
— Прежде чем что-то закупать, мы, естественно, проводим маркетинг. И не один год, а три-пять лет — какое количество определенных больных к нам поступает, будет ли это оборудование эффективным, будет ли использовано если не на 100, то на 90%. По ангиографу: у нас за год проходит 600 инфарктов, около 2000 стенокардий. Ангиограф — это коронарография, все нуждаются, и тогда нужно принимать решения, что им делать. Кроме того, ангиограф очень нужен сосудистым хирургам.
Третий вопрос решается — это нейрореанимация. Там тоже нужен ангиограф. Вот еще одна категория, в которой у нас проходит около 3 тысяч за год. Я уже не беру нейрохирургию, которая тоже нуждается в этой аппаратуре.
Те же ультразвуковые аппараты нужны не только в больнице, но и в родильном доме. Сейчас роддом обеспечен оборудованием полностью, вплоть до детской реанимации, как положено.
Мы закупали оборудование для эндоскопии и бронхоскопии. Проводим санационную бронхоскопию в реанимации, исследования для ранней постановки различных заболеваний, а также колоноскопию — под наркозом и достаточно успешно.
— С расходными материалами у вас нет проблем?
— Сейчас нет. С января тарифы на пролеченного больного по некоторым позициям — по реанимации, в частности, — повысили. Поэтому нам стало немного легче, и расходный материал у нас есть весь, мы закупаем его в достаточном количестве. Необходимые медикаменты у нас есть, а то, чего не хватает — мы не изменили свою тактику, закупаем «под больного».
У нас есть формуляр — это жизненно важные и часто используемые препараты, они закупаются ежегодно. За три года отработана схема, сколько их уходит, чтобы не покупать лишнего или меньше. Препаратов достаточно много и каждый больной индивидуален: одному это подходит, а другому нет. Тогда мы индивидуально закупаем лекарство.
Иногда появляются проблемы. Например, не всегда есть туалетная бумага в туалетах. И не потому, что мы её не закупаем. Только повесят бумагу — и её уже нет. Контейнеры для бумаги тоже не помеха: наматывают на руку и уносят.
Есть вещи, на которых мы экономим. Допустим, сломался стул — купить новый или отремонтировать? Или где-то отказаться от капитального ремонта. Расходные материалы и лекарства немного подорожали, и лучше купить препарат, чем сделать ремонт. Хотя мы все равно стремимся, чтобы было комфортно.
— В связи с экономическим кризисом приходится ли закупать отечественные аналоги импортных препаратов?
— Закупаем, конечно. Оригинальные препараты и все остальное мы закупаем «под больных». Но мы же проводим закупки через аукцион, поэтому аналоги поступают, от этого мы никуда не денемся — кто ниже цену дает, тот и выигрывает.
Детские больничные отделения
— Какова ситуация с открытием детской больницы, вернее, детских отделений на базе горбольницы?
— На базе больницы работает детское инфекционное отделение. Также существует отделение второго этапа выхаживания новорожденных. Необходим ремонт здания бывшего роддома и детского корпуса. К инфекционному отделению особые требования, — боксовые палаты, другой подход к санитарно-эпидемиологическому режиму, поэтому делать ремонт, оставляя больных, мы не можем. Это и краски, и аллергия, это и стук, и так далее.
Не делать капитальный ремонт? Он проводился 20 лет назад. А 20 лет для инфекционной больницы — это большой срок. Я очень благодарен департаменту здравоохранения за то, что в кризисный период нашлись деньги на современный проект. Требования-то растут, 20 лет назад они были одни, а сейчас другие. Тем более, и отопление, и освещение выходят из строя. Естественно, мы ремонтируем это потихоньку, и тоже идут жалобы — почему делают ремонт в присутствии больных?
Хотим мы этого или нет, мы вынуждены сделать там капитальный ремонт. В 2016 году мы к нему приступаем, выделены деньги. Обещали раньше, но произошла задержка с проектом. Здание больницы, в том числе, детский корпус, строилось 50 лет назад. Существующий фундамент не соответствует сегодняшним требованиям, здание дает трещину. Поэтому приходилось бурить шахты, определять грунт — какой нам фундамент нужен, что ещё необходимо. То же было с детским санаторием — пошли трещины. Пришлось делать ирригацию, менять все трубы, закачивать 60 тонн одного бетона, который лег на грунт. Теперь он будет стоять много лет, ничего со зданием не будет.
Мы не можем делать надстройки, допустим, над детской больницей, над родильным домом, потому что фундамент не выдержит. А там надо делать надстройки, потому что крыша не соответствует сегодняшним требованиям. Там должен быть и технический этаж.
— Куда в период ремонта будут доставлять на «скорой» больных детей?
— Инфекционных больных — в Тушинскую детскую больницу. Выхаживание новорожденных второго этапа переводится в зеленоградский роддом.
Сокращения штата при этом не планируется, найдём врачам рабочие места, трудоустроим в амбулаторных центрах. Важно, чтобы специалисты вернулись назад.
— Сколько времени займет капитальный ремонт здания бывшего роддома?
— На это отведено три года.
— То есть, можно сказать, что в 2020 году откроются все детские отделения?
— Да. Инфекционное отделение мы постараемся открыть раньше, в 2017 году.
Мы планируем открыть практически все отделения, они не такие большие будут, не по 60 коек, а по 20. Опять-таки, мы проводили расчеты: кого мы отвозили в Москву в течение трех лет с травмой, кого с урологией, кого с сердечно-сосудистыми заболеваниями, с терапевтической патологией. Мы взяли все данные статистики Тушинской, Морозовской и других больниц — сколько и с чем отправили, что сделали. Вот на таких основаниях и будем открывать детские отделения.
Обязательно будут открыты хирургия, травма, урология, гастроэнтерология, терапия, пульмонология, лечение бронхитов, бронхиальной астмы.
Из больницы в поликлинику
— Сейчас тенденция побыстрее выписывать пациентов из больницы с тем, чтобы он долечивался амбулаторно.
— Мы поступаем немного по-другому. Основная масса пациентов у нас выписывается не на амбулаторное лечение; сначала короткий койко-день, затем выписываем на дневной стационар. Им руководит кандидат медицинских наук Яроцкая, доктор медицинских наук Яковлев.
Стационар достаточно мощный, мы запустили бассейн и прочие новшества. Больные идут на долечивание в дневной стационар не только из больницы, но и из амбулаторного центра. В данный момент там находятся на лечении 97 человек, работаем в три смены.
— Если человеку надо быстро снять швы, получить нужное лекарство, ему не надо записываться к терапевту в поликлинику, все это делается в дневном стационаре как в больнице?
— В дневном стационаре все это делается. Сегодня и в амбулаторном центре, и в поликлиническом отделении два дежурных врача, это первое. И второе — работает кабинет здорового пациента, там ведется выписка больничных листов, справок и тому подобного, чтобы не было очередей.
Были сложности в 65-й поликлинике. Был такой период: мы выходили из капитального ремонта, налаживали ЕМИАС, налаживали работу наших терапевтов и других врачей. Отмечу, что Зеленоград лидирует среди остальных округов по доступности медицинской помощи, особенно по первичной медико-санитарной помощи.
Не бывает так, чтобы все были удовлетворены здравоохранением, потому что это достаточно серьезный и сложный вопрос, индивидуальный для каждого больного. Но попасть день в день к терапевту, ЛОР-врачу, урологу, хирургу — нет вопросов.
Сейчас мы делаем кабинет «Диабетическая стопа» — а диабетиков у нас много. Взяли нового хирурга, он тоже работал по этому направлению в госпитале Бурденко. Молодой врач — уволился, пришёл к нам.
Набрать врачей — очень сложная задача. Хотя мы достаточно много даем целевого направления, а это значит, что молодые врачи обязаны отработать на одном месте три года. Первая партия придёт через два года, десять человек. То есть, мы готовим определенную смену. И берём с хорошими оценками, не ниже 4,5 балла. В этом году уже было 12 заявлений, ниже 4-х баллов практически ни у кого нет.
Целевое направление у нас появилось благодаря Леониду Михайловичу Печатникову — он разработал эту схему, заключил договора с 1, 2, 3-м мединститутами. Это основные меды, которые готовят специалистов, и сейчас от нас совершенно на другом конкурсе принимают наших. Но мы стараемся больше брать молодежь из Зеленограда и направлять на целевую учебу, чтобы они вернулись. Если мы не будем так делать, скоро вообще без врачей останемся.
Сегодня, чтобы поднять уровень оказания медицинской помощи всеми правдами и неправдами, уговорами, привлечением заработной платой, рассказами, что у нас здесь сплошной лес, и что Зеленоград — это бесподобный город, мы начинаем привлекать врачей достаточно хорошей практики, специализации, с хорошими руками.
— Может ли врач больницы наблюдать своего пациента, если того уже выписали на лечение в дневной стационар?
— Между дневным стационаром и больницей хорошая взаимосвязь. Каждое утро проходят оперативки, где врач дневного стационара докладывает обо всех больных. Больничный лечащий врач при этом присутствует, он знает, как все идет, и при необходимости подключается.
Если речь идёт об амбулаторном центре, то больничный врач уже не наблюдает пациента. Я думаю, такой необходимости нет. Заведующие терапевтическими отделениями и врачи-терапевты присутствуют каждый день на конференции, они больных по стационару знают, и они сами направляют их.
Ну, а взаимосвязь стационара и поликлинического отделения тоже достаточно хороша, потому что принимают зачастую одни и те же врачи. Например, ревматолог, пульмонолог, иммунолог. ЛОР-врачи наши оперируют в больнице, наблюдают, они же работают в поликлиническом отделении, в определенное время и по очереди.
— Если говорить об уровне подготовки медицинских сестер. Помню, вы говорили, что среди них есть такие, которые не могут попасть в вену, когда берут кровь.
— Их уже нет. Уже все попадают. Есть две категории работников — обучаемые и необучаемые. Первые остались работать, вторым надо менять профессию.
Проблем с медсестрами нет по одной простой причине — у нас своё медучилище, и все учащиеся проходят практику на базе больницы. Лучших из них мы берем на работу.
О взяточниках нужно говорить
— За последние погода нам приходила информация от жителей округа о различных проблемах в нашем роддоме. Например, пишут, что кнопки связи в палатах не работают. Или на них не реагируют. Приходится ходить, искать, звать медсестру или врача.
— Роддом все-таки не реанимационное отделение.
С кнопками действительно была проблема. Это устаревшая система, сейчас она модернизируется. Мы пошли по другому пути. Наиболее тяжелым больным, тем, которые действительно нуждаются (допустим, патология беременности, только постельный режим), мы выдаем радиобраслеты. Пациент надевает его на руку, при необходимости нажимает кнопку. На табло высвечивается номер палаты. Допустим, ремонтники повреждают стену, перерубают провод, кнопки связи ломаются. А радиосистема полностью себя зарекомендовала. Единственная сложность — это менять батарейки.
— А где находятся табло, на которых высвечивается вызов?
- На посту и в сестринской, в трех местах. В любом случае кто-то увидит вызов.
Это не дёшево, поэтому мы пока оборудовали неврологическое отделение, травму, сосудистое, где лежат после инсультов, гинекологию и детское отделение. Сейчас будем приступать к оборудованию остальных отделений, в том числе к роддому. Всё сразу невозможно обеспечить, нет таких денег.
Есть еще одна причина не использовать кнопки в палатах. У нас достаточно много больных с сенильной деменцией. Они постоянно давят на кнопку, это у них как развлечение.
— Ещё одно письмо: «Мне сделали кесарево, после этого сказали открытым текстом, что нужно заплатить 40 тысяч рублей. Не по контракту, а просто передать конвертик врачу». К сожалению, женщина не пошла дальше, не сообщила об этом, например, в департамент здравоохранения.
- А зачем в департамент? Достаточно мне сообщить, и этот врач не будет работать. За 10 лет ни один человек ко мне не пришёл и не рассказал о подобном. Они что, считают, что рука руку моет? Ничего подобного. Пьяниц, взяточников, вымогателей я убираю сразу, независимо от квалификации.
Нам нужна обратная связь, мы не можем говорить абстрактно. У меня всё записывается на видео: и реанимационное отделение, и когда происходит беседа с родственниками, кто кого куда увел, всё просматривается. А о каких-то вещах я узнаю постфактум. Приезжаю в префектуру, например, ко мне подходят: «Иван Яковлевич, в роддоме с моей знакомой столько денег взяли!» Отвечаю: «Ребята, придите и скажите, кто конкретно взял деньги». Они боятся. А чего боятся? Приди, скажи: «Такой-то занимается вот этим».
Проблему с вымогательствами мы можем решить только с помощью обращений пациентов. Мы тогда начнем думать, как это пресечь. Если пациент идёт на платной основе (а это вполне законно), по контракту, то это немного другие условия пребывания, возможность выбрать врача. Но эти деньги должны идти в кассу больницы. Из этих денег мы 50% платим врачу, а остальная половина идет на закупку нового оборудования, дорогостоящих лекарств, на ремонт палат, на расходный материал, который мы не можем купить по ОМС, но можем купить по платным услугам. То есть, эти деньги идут на самих же больных, на следующих рожениц. Сейчас вышел из строя кювез, я буду брать для ремонта деньги из ОМС. Но ремонтировать надо срочно, а по ОМС слишком долгие сроки. Поэтому можно взять средства из платных услуг.
Поэтому я первую очередь заинтересован в том, чтобы деньги шли не в карман врача, а в кассу больницы. Это первое. А второе — поверьте мне, достойная у них зарплата. Не только у заведующих отделениями, но и у врачей, у сестринского состава. Можно позволить себе не только в магазин сходить, но и отдохнуть съездить, и машину купить.
Что касается работы родильного дома в целом. Всё Митино у нас, они не хотят ехать в другие роддома. Тушино у нас, все ближайшее Подмосковье у нас. И ни одного официального обращения или жалобы не было. По перинатальной смертности, то есть внутриутробной гибели плода, мы стоим на втором от конца месте (на первом, перинатальный центр на Севастопольском проспекте), то есть крайне низкая смертность. Детская реанимация у нас хорошо работает.
Коммерческие медцентры и поликлиники
— В платные медицинские центры обращаются часто даже не из-за фактической недоступности государственных поликлиник, а просто потому, что уже не верят в поликлиники. Если говорить о качестве лечения, как вы оцениваете в этом смысле коммерческие медцентры?
— Я не могу это оценивать, потому что там не лечат. Консультации оказывают, немного лечат, но работа коммерческого центра своеобразная — надо в любом случае заработать деньги. Я не против коммерции, но в конечном счете после любого обследования и лечение, которое там предлагается, люди все равно у нас в стационаре.
— Я имею в виду разницу между медцентром и поликлиникой.
— Не все медцентры правильно диагностируют, а иногда лечат тем, что уже лет 15 вообще не используется. К нам поступает много запущенных больных. Я не говорю про все медцентры, но — есть такая патология в Зеленограде.
Много поступает и с патологией беременности, рожениц, которые наблюдались в платных медицинских центрах. С миопатиями, например. Почему кесарева становится больше? Множество неправильных диагнозов.
Повторюсь, я не имею в виду все медцентры. Но есть такие, после которых человек прибегает к нам и умоляет помочь. А мы вообще не находим признаков диагноза, который ему поставили. И чаще всего это касается опухолей.
В поликлиниках такое тоже случается, но реже. Это связано с квалификацией врачей и узкой направленностью специалистов. Но сейчас эта категория у нас начинает меняться.
— Это связано с переучиванием на врачей общей практики?
— Да, они намного больше сейчас учатся, получают другие знания.
— Сейчас уже есть какой-то врач общей практики, закончивший обучение и принимающий в зеленоградской поликлинике?
— Их тридцать, они уже приступили к работе.
— Они будут принимать вместо терапевтов?
— И участковые терапевты остаются, и врачи общей практики работают. Это разные вещи. Положения пока о враче общей практики нет, но знания ими уже получены. Работая врачом-терапевтом, участковым, они будут использовать знания врача общей практики. Они имеют право и детей смотреть. Знания позволяют поставить точный диагноз, вовремя диагностировать и направить к профильному специалисту.
— Возникает вопрос о малом времени, отведенном на прием.
— Это было связано с учебой, которую проходили врачи. Представьте, мы убрали 30 участковых терапевтов, мы были вынуждены сократить прием. Сейчас увеличим мы время приема с 8 до 12 минут. Это, конечно, в среднем.
— То есть, если врачу нужно какого-то больного 20 минут смотреть, значит, будет 20 минут смотреть?
— Или больше. Ожидание перед дверями того или иного специалиста или терапевта больше часа — это неправильно. До часа — это еще можно. Конечно, талон дается на определенное время, но если приходит человек с серьезным заболеванием, мы должны ему уделить внимание.
А время ожидания приема у врача общей практики уменьшится, потому что это обученный, подготовленный врач, он быстрее ставит диагноз.
Мы планируем до конца года увеличить время приема до 15 минут. Я считаю, этого вполне достаточно.
— Ожидание до часа — это приемлемо?
— Это нормально. Мы стремимся к тому, чтобы приняли вовремя. Но больной больному рознь. Один разденется за две минуты, особенно придя к чужой жене, а другой будет раздеваться долго.
После записи интервью стало известно, что c Иваном Голоусиковым, возможно, не продлят контракт.