Из воспоминаний Бориса Васильевича Ларина, краеведа, уроженца деревни Матушкино (1932-2014, в ноябре 1941-го ему было 8 лет):

Начиная числа с 3 декабря, за Матушкино начались сильные бои. Каждый день на деревню было несколько атак. Почти каждую ночь над деревней и над лесом (где сейчас завод «Компонент», по местному это место называлось «Десятиной») появлялись самолёты У-2, которые бомбили немецкие артиллерийские позиции и их технику. Жители Матушкино почти все время сидели в окопе, слышали разрывы снарядов и мин (некоторые разрывались прямо над ними), слышали гудение самолетов. Все девять дней они ничего не ели, только пили воду — ее ребята быстро приносили из пруда, когда очередной снаряд пробивал там воронку. Наша младшая Люда была на руках у матери, еле выжила. Ночью я вылезал наружу, слышал стрельбу и видел сплошное красное зарево от пожаров.

Когда у нас закончились запасы сухарей и воды, наши женщины решили одеть меня в телогрейку, ватные брюки, мужские валенки, дали бидончик и отправили за водой. Просили посмотреть наши дома, и что там происходит. Я вышел из землянки. У входа стоял замерший часовой. Ему было, видно, не до меня. Я пошел по дорожке мимо колодца, расположенного недалеко от нашего дома. Прохожу мимо него — стоят два немца, охраняют колодец, одеты в зеленые шинели с автоматами, на ногах хромовые сапоги, иду дальше, дохожу до нашего дома — на крыльце стоит часовой и меня дальше не пускает. Что-то крикнул и пошел в дом. Выходит из дома офицер в сорочке, берет меня за руку, что-то говорит. Я ему показываю бидончик. Надо воды где-то взять.

Вошли в дом, а дом у нас был большой с русской печкой. В доме все окна закрыты, свет был только в передней от фонарей, раскаленная печка, в доме жара, на полу много дров и вещей. Как я понял, здесь живут офицеры — командование. Этот немец открывает половицу в полу и приказывает: «Полезай Русс картошка!». Я полез под пол, набрал ведро картошки и отдал ему. Сам взял несколько морковок и стал вылезать. Он светит фонарем и смотрит под пол, показывает — закрываем. Я закрыл, он мне дает плитку шоколада — одевайся и иди со мной до колодца.

Я достал ведро воды и налил в ведро, хотел уходить к нашим, а он пошел обратно в дом. И тут часовой увидел на мне валенки большого размера, меня завалили. Я закричал, и он в это время выстрелил в землю. Осколок через подошву задел мне левую ногу. Я испугался и стал кричать. Валенки снять с меня он не успел. Этот офицер услышал крик и выстрел, вернулся, накричал на немца, ударив его. Я взял бидон с водой и пошел в землянку. Когда с меня сняли валенки, то в левом валенке была кровь. Женщины промыли мне рану народными средствами, перевязали. Я им стал рассказывать, что я видел, и что со мной случилось. Мать меня отругала, затем я взял шоколад, но в то время, наверное, шоколад был больше, чем шоколад сегодня…

В одну из атак к нам в окоп четверо немцев принесли одного своего солдата, раненого в ногу в области колена. Они хотели его перевязать. Вскоре началась очередная атака. Один из немцев выглянул из окопа и закричал: «Русс!», все они моментально выскочили из нашего окопа и убежали, оставив раненого, который лежал у нас на ногах. Мы все сидели спиной к стене, а ноги были на середине окопа были. Немец лежал, озираясь по сторонам, под нашими пытливыми взглядами. Потом вскочил, схватил винтовку, и, опираясь на неё как на костыль, выскочил из окопа. Мы потом долго смеялись над тем, как немец испугался наших солдат, что забыл и о ране. Они оставили у нас портфель, который мы не трогали до прихода наших солдат. В портфеле обнаружили немецкие деньги, парфюмерию, безделушки, ножницы и медикаменты.

Числа 4 или 5 декабря со стороны леса (из «прогона») выехал наш танк, покрашенный в белый цвет с красными звёздами на башне и, двигаясь вдоль деревни, стрелял из пушки и пулеметов по технике противника и по домам, где засели немцы. Их было очень много. Танк снарядом снёс террасу дома вместе с немцами. Мой брат Николай нёс воду из Галиного пруда в окоп и рассказал, как по деревне ехал танк, стреляя направо и налево. И как немцы, прячась за домами, стреляли по нему.

Экипаж этого танка уничтожил несколько машин и другой немецкой техники. Житель деревни Александр Васильевич Пахомов был свидетелем тому, как танк расстрелял дальнобойные орудия большого калибра. Это было на том месте, где сейчас магазин «Берёзка». На месте орудия валялись разбитые механизмы наведения и другие приспособления к ним. По словам жителей, немцы её только что привезли, из неё не успели сделать ни одного выстрела. Танк же, сделав рейд вдоль деревни, повернул на Крюково (сейчас Панфиловский проспект) и подорвался на мине, причём повреждена была только гусеница. Экипаж видимо не знал, что шоссе заминировано нашими же солдатами. Танк с заряженным орудием стоял долго после отступления немцев, пока деревенские ребята не разрядили орудие в колхозный курятник. После этого танк увезли в ремонт.

В одну из атак наши солдаты ворвались в деревню, но под сильным огнём немцев им пришлось отойти. Там, где сейчас пожарное депо, стоял дом Марии Васильевны Романовой. Она рассказывала, как после одной из атак остался наш раненый солдат, и как немцы его допрашивали. Видимо, ничего от него не добившись, они раздели его почти догола (а мороз был градусов 20 с позёмкой) и вынесли на улицу, положив у крыльца. Тётя Маша (мы так её звали) вынесла ему одежду, но немцы запретили его одевать, пригрозив расстрелом. Он так и замёрз у крыльца.

О зверствах и издевательствах гитлеровцев вспоминают Нина Алексеевна Пахомова и Елена Андреевна Петрова (они жили по соседству, на Слободке). В холодном чулане-каморке дома Пахомовых находились раненые красноармейцы. Когда немецкие офицеры садились обедать, раненых загоняли в угол, видимо, для развлечения, напротив себя. Они бросали красноармейцам обглоданные кости и корки хлеба. И, если кто-нибудь осмеливался достать кость или корку — офицеры тут же стреляли по нему. Но когда офицеры отвлекались или засыпали, Елена Андреевна незаметно передавала еду раненым, рискуя своей жизнью.

Несмотря на то, что деревня Матушкино была передним краем, где бои длились круглые сутки, немецкие солдаты зверствовали над пленными и мирным населением. […] В окоп к Шорниковым немцы бросили гранату, хотя знали, что там сидят старики и дети. При взрыве был ранен Федор Шорников. Надежда Харламовна Филиппова вспоминала, как вошедший в их дом немец, услышав голодный плач ее 11-месячной сестренки Татьяны (живет сейчас в Зеленограде), вырвал ее у матери Александры Тимофеевны и понес на улицу — она криком мешала спать немецким солдатам. Но один пожилой немец помешал ему. Сказал, что завтра, мол, уже в Москве будем, и не надо. (Он все с хозяйкой на ломаном русском разговаривал, спрашивал, где муж, она сказала, что в тюрьме, а он в армии был).

Один солдат ударил бабушку Феню Филиппову за то, что она не дала ему молока. Корова-то стояла на дворе, да не доилась. Терехова Василия немцы ударили так, что он получил сотрясение мозга, за то, что он стал тушить свой, подожженный ими дом. Несколько раз порывался тушить свой дом Преснов Иван Захарович, но немец с автоматом не позволил.

Во время боев были убиты и похоронены в братской могиле: Виталий Чудаков, 12 лет; Николай Николаев, 14 лет; Николай Калачев, 17 лет; Василий Ратников, около 65 лет; Федор Соловьев, 14 лет. Богданову Клавдию, 17 лет — нашу красавицу и певунью — занесли в дом, а когда начался обстрел, дом сгорел. После пожара мать нашла ее останки и похоронила около дома под сиренью.

На берегу Галиного пруда стоял сарай-пчельник, в который на время зимы ставили ульи, там же была и печка. По рассказу жительницы Матушкино Нины Сергеевны Лариной, в сарае было человек 14-20 жителей. При отступлении немцы дверь сарая с улицы плотно забаррикадировали. Когда находившиеся в «пчельнике» жители увидели, что над ними полыхает пламя, все по команде Ивана Захаровича с трудом взломали дверь и увидели двух смеющихся немецких автоматчиков с зажжёнными факелами. Немцы с такой же лёгкостью подожгли 11 домов и школу на Слободке вместе со своими ранеными (в школе у них был лазарет).

Самые жестокие бои проходили у Быкова болота на небольшом поле Камнедробилка (где сейчас подстанция и водонапорный узел в 1 микрорайоне) и в лесу за монументом Славы. Во время боёв эта территория подвергалась мощной бомбёжке немецкой авиации. Бомбы сбрасывались, видимо, очень большие, так как воронки от них достигали 3-4 метра. Характерно, что много их, бомб, валялось в лесу неразорвавшихся. В этом же лесу валялись всевозможные «сюрпризы» в виде красочных бобов, которые гудели, но сразу не взрывались, почему мы и остались живы.

На выходе из леса (где сейчас завод «Компонент») и на чашниковской поляне было несколько сгоревших машин, но две из них были целые. Одна из них, летучка, была непростая, она тоже подорвалась на мине. В машине были награбленные вещи и очень много травяных мешков с орлами и свастикой — этими мешками обзавелись все жители Матушкино — и другим имуществом, среди которого было знамя какой-то немецкой части. Как говорят жители, из него в одной семье мать сшила ребятам две рубашки. Эта машина долго после ухода немцев стояла на Чашниковской поляне, пока деревенские ребята не подложили под неё мину (их везде валялось очень много — на краю деревни был целый склад, тысячи две). От взрыва машину отбросило в болото, там же где она лежит и сейчас, за «Компонентом».

В сторону Алабушево немцы отступали мимо Маленького пруда и Гречишного поля. Колеи, сделанные немецкими танками, были так глубоки, что до сих пор видны их следы. При отступлении фашисты загораживали себя живым щитом из жителей деревни, для этого сзади себя вели не только взрослых, но и детей. Тогда же при отступлении немцы забрали 16-17-летних ребят. Их довели до деревни Дурыкино, но при первом же разрыве снаряда рядом с группой конвоиры разбежались, а молодежь вернулась в деревню. Обо всём этом они и рассказали.

После захвата немцами 2 декабря станции Крюково обстановка на участке фронта от Крюково до Матушкино не менялась. Противник перешел к обороне, подтягивал резервы, а советские части непрерывно атаковали укрепления врага.

Линия обороны советских частей:

• На самом правом фланге, от Катюшек по берегу Клязмы до Клушино — группа генерал-майора Ремизова,
• через современное Менделеево, севернее деревни Большие Ржавки, через Ленинградское шоссе до Савёлок — 7-я гвардейская дивизия.
• севернее деревни Савелки, по территории аэродрома (сейчас это 3 и 4 микрорайоны) до «Красного Октября» (12 микрорайон) — 354-я стрелковая дивизия.
• далее по опушке леса (восточнее нынешнего Дворца творчества и площади Колумба) — 1077-й стрелковый полк 8-й Панфиловской дивизии,
• до старой школы и старого железнодорожного моста у деревни Новое Малино (нынешний 8 микрорайон) — 1075-й стрелковый полк 8-й Панфиловской дивизии, а также приданный ему 159-й стрелковый полк 7-й гвардейской стрелковой дивизии
• до южного кирпичного завода у станции Малино — 1073-й стрелковый полк 8-й Панфиловской дивизии.
• в районе Малина, Кутузова, Рузина, Брехова — части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Доватора, 20-й и 44-й кавалерийских дивизий, а так же 1-й гвардейской танковой бригады генерала Катукова. Чуть позже в район Каменки прибыла 17-я стрелковая бригада.
• в районе деревень Баранцево, Бакеево, совхоза «Общественник» — 18-я стрелковая дивизия.
• еще южнее в районе Снегирей и Дедовска Истринского района — 9-я гвардейская стр. дивизия полковника Белобородова.

Немцы имели хорошо укрепленные опорные пункты в Крюково и Матушкино, пишет зеленоградский историк Игорь Быстров, а также контролировали территорию вокруг пруда Водокачка (Школьное озеро, 10 микрорайон) и строения северного кирпичного завода. Фронт проходил по шоссе Крюково-Льялово (Панфиловскому проспекту).

Пространство шириной в 1,5-2 км можно назвать «ничейным» — это территория нынешних 8 и 9 микрорайонов (в том числе и участок кооператива «Трамвай»), 12 микрорайона, 4 микрорайона и лесопарка между ними, 1 и 2 микрорайонов. В декабре 1941 года здесь располагались боевые охранения (для предупреждения о возможных атаках), сюда выходили снайперы и отдельные пулеметчики, выискивая цели.

3 декабря 1075-й стрелковый полк атаковал Крюково. Еще вечером 2 декабря командарм Рокоссовский приказал 8-й гвардейской стрелковой дивизии в ночь на 3 декабря вернуть обратно Крюково, а 44-й кавалерийской дивизии — Каменку. Атаки начались в 3 часа ночи 3 декабря, но в течение всего дня они были безуспешными, с большими потерями. 1075-й полк вышел к Крюковскому шоссе, но к концу дня 3 декабря был вынужден отойти в исходное положение, потеряв половину состава стрелковых батальонов: перед началом в нём было 244 штыка, то к концу дня их осталось 118: 29 было убито, 97 ранено.

Однако, 4 декабря командир 8-й дивизии генерал-майор Ревякин решил повторить лобовой штурм. Снова повторилась картина предыдущего дня: артподготовка, атака, продвижение вперед на несколько сотен метров, ответный огонь из пулеметов, автоматов, орудий, минометов и — отход в исходное положение. Атакующим удалось пройти всего сотни две метров. Немцы засыпали их снарядами и минами, прижали к земле ливнем пуль, и атака захлебнулась.

«Казалось, — писал в своих воспоминаниях генерал Катуков, — после этого следовало пересмотреть план штурма Крюковского плацдарма гитлеровцев. Было ясно, что лобовой атакой, да ещё в жестокий мороз и по глубокому снегу, здесь ничего не сделаешь. Не принесла должного эффекта и артиллерийская подготовка, предшествующая атаке. Верно, снарядов тогда было выпущено изрядное количество, но точного удара по цели, мешавшей продвижению атакующих, не получилось. И лишь потому, что не было полного представления о расположении вражеских огневых средств в районе Крюково — Каменка».

Кроме основных дивизий и бригад 16-й армии на этом же направлении действовало много отдельных подразделений армейского и фронтового подчинения, Ставки Верховного Главнокомандования. Артиллерийские полки, отдельные гвардейские минометные дивизионы («катюши») придавали стрелковым соединениям и частям на незначительное время и перемещали по фронту. «Весь этот сложный армейский механизм постоянно был на боевом взводе», — отмечает историк и краевед Владимир Кабанов.

Так, 4 и 5 декабря в штурме станции Крюково со стороны МТС (нынешнего 9 микрорайона) участвовали 159-й стрелковый полк с приданными ему тремя батареями 219-го гаубичного артполка 7-й гвардейской стрелковой дивизии. «Крюковский вокзал был взят нами к исходу дня 7 декабря. За бои под Крюковом я был награждён орденом Красной Звезды, повышен в воинском звании и получил впоследствии медаль „За оборону Москвы“», — вспоминает командир батареи 219-го гаубичного артполка Григорий Зубов, которому на тот момент было 23 года.

Героем дня в сражениях за деревню Каменка по другую сторону Крюково стал лейтенант Семён Иванович Краёв, командир 2-й стрелковой роты 1073-го полка Панфиловской дивизии: «…противник отбрасывался на свои исходные позиции с большими для него потерями. Особенно крепко дралась рота лейтенанта Краева. Тов.Краев, имея трофейный танковый пулемёт, в трудные минуты поднимался во весь рост и косил фашистов из пулемёта», — сообщалось в политдонесении 8-й дивизии в политотдел 16-й армии от 4 декабря. А 7 или 8 декабря (по разным источникам) Семён Краёв погиб во время штурма Крюково; он похоронен в братской могиле у станции Крюково.

«Неизвестный солдат, который теперь покоится у Кремлевской стены, для многих людей является просто символом, а для меня он и Семен Краёв, и Жалмухаммед Бозжанов, и Петр Сулима, и Грицко Проценко, и все погибшие под Крюково, воины моего 1073-го полка, моей 8-ой гвардейской дивизии Героя Советского Союза генерала Панфилова», — вспоминал один из «панфиловцев», полковник в отставке Муташ Кожабергенов.

Источники:
1. «Битва за Москву. день за днём«
2. pomnivoinu.ru
3. zelao50.ru
4. А.В.Сульдин «Битва за Москву. Полная хроника — 203 дня«
5. «Разгром немецких войск под Москвой» под ред.Б.М.Шапошникова (издание 1943 года)
6. «Бои за Крюково» И.Ф.Быстров.