Официальное заявление об отсутствии задокументированных оснований для изъятия детей, которые не были предъявлены ни родителям, ни юристу, уже получила 13 января прокуратура Зеленограда, взявшая дело под контроль. «Меры были приняты крайне радикальные без всякого объяснения обстоятельств, с огромными процессуальными нарушениями со стороны и органов опеки, и органов полиции. Я попросила прокуратуру проверить их действия в первую очередь», — говорит юрист.

За юридической помощью семье, из которой изъяли детей, ко мне обратились по телефону 11 января. Из первой беседы я было решила, что речь идёт о большой проблемной семье с приёмными детьми, к которой возникли какие-то претензии у полиции. Но когда я пообщалась со Светланой лично, я поняла, что она абсолютно адекватный человек, нормальная мать и находится в полной растерянности.

Она рассказала мне всё, что произошло, когда забирали детей — и у меня буквально волосы встали дыбом. Это было похоже на спецоперацию: 10 января к ним домой пришли представители органов опеки и полиции. Они не представились, зашли в квартиру и начали проверять продукты в холодильниках, что стоит на плите, искать у детей следы побоев.

Как выяснилось впоследствии, они пришли по заявлению из детского сада о том, что якобы на теле одного из детей обнаружили следы побоев — синяки. Детский сад связался с органами опеки, те вызвали полицию, и они решили нагрянуть с рейдом в семью.

При этом, пока полиция и опека проводили свое обследование у семьи дома, в это же самое время троих детей уже изымали с занятий в балетной студии, из группы в детском саду. Создается впечатление, что решение об изъятии было сделано заранее.

Семья поначалу вообще не поняла, что происходит и почему. Проверяющие провели осмотр в квартире, тут же с кем-то созвонились и почему-то сразу приняли решение о радикальных мерах: изъять всех детей. Они составили акт обследования жилищных условий, придрались к тому, что якобы нашли какие-то остатки еды (Светлана пояснила, что семья только что закончила обедать), что в квартире был непорядок, неубранные игрушки. Синяков у других детей они не обнаружили. Затем был составлен акт об изъятии детей.

Ни эти документы, ни их копии родители не получили, они не предоставлены до сих пор.

Детей начали опрашивать в отдельной комнате, куда родителей попросили не заходить — «Мы зададим детям пару вопросов». Вопросы были такие: а бьёт ли тебя папа, чем он тебя бьёт, как ты кушаешь, как ты себя чувствуешь в этой семье. Решение об изъятии детей принимали представители опеки, они куда-то позвонили и после этого подали полицейским сигнал начинать изъятие.

Ну вот, Миша и Филипп Дель. Рассказывают про то, как оно было. У вас нет мурашек страха? У меня есть #помогитевернутьдетей #приемныйребенок

Видео опубликовано Александра (@harklif) Янв 15 2017 в 4:32 PST

Двоих детей увезли в приют, восьмерых — в больницу, в соответствии с состоянием их здоровья. Светлана, в полном шоке от произошедшего, пыталась передать в больницу лекарства для терапии, которую дети при их диагнозах должны были проходить ежедневно, в 8 часов утра и в 8 вечера. Она сразу сообщила органам опеки и полиции об этих диагнозах и о том, что детей нужно поместить не просто в больницу, а в больницу со специализированной помощью. Однако их отвезли в обычную больницу, детскую больницу №21 им. Сперанского в Москве, где они находятся до сих пор [по состоянию на утро понедельника, 16 января — Zelenograd.ru].

Органы опеки утверждают, что детям оказывается специализированное лечение, но Светлана пыталась привезти туда лекарства — их не взяли, сказав, что не имеют право, так как медучреждение проводит диагностику детей и только после этого назначит собственное лечение.

До 13 января приёмной маме запрещали видеться со всеми изъятыми детьми и в приюте, и в больнице. Объяснение было такое: она может оказать на них психологическое давление. Светлана предлагала встречаться с детьми в присутствии эксперта или психолога, но и в этом ей отказали. В зеленоградском приюте ссылались на запрет, полученный от полиции, а в больнице всё объяснили режимом карантина.

12 января семья обратилась за помощью к Уполномоченной по правам ребёнка при Президенте РФ Анне Кузнецовой. Там сработали очень быстро.

Светлана выдала мне, как юристу, доверенность на ведение дел, и 13 января я побывала в органах опеки и попечительства, а также в полиции с целью разобраться в произошедшем. Сама Светлана в этот день по приглашению Уполномоченного по защите прав детей при Президенте РФ Анны Кузнецовой участвовала в экстренном совещании, которое было посвящено разбору её ситуации.

А я отправилась в опеку района Старое Крюково, которая находится в корпусе 830. В изъятии участвовал новый инспектор опеки, по словам Светланы, который недавно начал курировать их семью. До этого с опекой были исключительно хорошие отношения, многодетная семья активно сотрудничала со специалистами соцзащиты и участвовала в самых разных мероприятиях. Всё было хорошо! И сейчас в органах опеки не отрицают, что за семьёй никогда до этого за десять лет, в течении которых она является приёмной, не наблюдалось ничего отрицательного.

Я побеседовала с начальником отдела опеки и с инспектором, который принимал участие в изъятии детей. Их версия очень простая: пришли с внеплановой проверкой, а дома было грязнее, чем при их плановых проверках, о которых они предупреждают родителей. Якобы дети давали показания, что отец их бьёт ремнём. Я спросила, почему были приняты такие крайние меры — они заявили: «Мы сами в шоке, не ожидали, что в семье такие проблемы».

По словам представителей опеки, они на месте сделали вывод о том, что всем детям в семье угрожает опасность. При этом они утверждают, что сами не принимали решение об изъятии — по их версии, его приняла полиция. Светлана говорит, что распоряжение «Собирайте детей, мы их увозим» дала опека. Но сейчас позиция опеки такова: мы ни при чем, мы просто пришли поучаствовать во внеплановой проверке по просьбе полиции.

Я попросила в органах опеки протокол об изъятии детей и протокол об осмотре квартиры — мне ответили, что документов у них нет: они ушли на доследственную проверку, ничем не можем помочь. Официально свою позицию опека пока не огласила, возможно, она будет меняться.

«Почему вы запретили матери видеться с детьми?» — спросила я. «А мы уже разрешили, — ответили они. — Мы прямо сейчас позвоним маме и сообщим, что она может с ними видеться, пожалуйста». Это распоряжение явно пришло сверху только 13 января, когда поднялась шумиха с участием детского омбудсмена.

Затем я отправилась в отдел полиции по районам Старое Крюково и Силино, расположенный в 8 микрорайоне, и нашла там инспекторов, которые были на этом выезде. Там тоже отказались предоставлять документы, так как они находятся на стадии дознания. После чего я решила обращаться в прокуратуру.

13 января была подана жалоба в прокуратуру Зеленограда на действия полиции и органов опеки: я попросила провести проверку этих действий и, в случае нарушения прав детей и родителей, принять меры прокурорского реагирования. Вопрос о неоказании специальной терапии детям в больнице в течение первых дней их пребывания там тоже вошёл в текст жалобы.

Прокуратура на тот момент была не в курсе ситуации, хотя все СМИ уже раструбили о ней. Прокурор жалобу принял, и дело сейчас находится под прокурорским надзором.

Светлане в этот же день пообещали у омбудсмена, что она может забрать своих детей, находящихся в приюте. Потом это изменили на разрешение её родственнице забрать детей к себе домой. Они обе поехали в приют, и там детей уже практически одели, чтобы отдать опекунам, но почему-то появилось экстренное распоряжение: разбирательство продолжается, дети никуда не едут, мы не можем принять решение в выходные.

Более того, маме предложили взять детей, оставшихся дома, и на выходные приехать в приют и пожить там. Светлане, которая брала под опеку детей из приютов и детдомов — отправить их снова «пожить в приюте»?! Она от этого отказалась. А малыши, которых поместили в приют, жаловались ей на тамошние условие: плохо кормят.

На местном уровне ситуацию обсуждала до ночи некая комиссия с участием начальника зеленоградского управления соцзащиты. Маме было сказано: вы подняли шумиху, можно было бы разрешить ситуацию по-тихому, а теперь уже будет полноценное расследование. При этом местные чиновники, заседая, периодически выходили из кабинета и советовались с кем-то по телефону. Видимо, решение принималось совсем не на уровне Зеленограда.

Сейчас Светлана де-юро имеет право посещать детей (в больнице де-факто это сделать невозможно из-за карантина). Решение вопроса оставили до понедельника.

Вся эта история выглядит чудовищно и кощунственно с юридической точки зрения. Начнём с того, что сотрудники органов опеки и полиции не представились, не оставили семье ни одного документа, изъяв детей. По заявлению о синяке у одного ребёнка почему-то сразу решили принять крайне радикальные меры по всем детям, хотя можно было создать комиссию на местном уровне и провести предварительное разбирательство. Причем изъятие было настолько быстрым и организованным — из разных мест — что, повторюсь, есть ощущение о заранее спланированной и утвержденной операции.

По моему мнению, безусловно, меры были приняты без всякого объяснения обстоятельств, с огромными процессуальными нарушениями со стороны и органов опеки, и органов полиции. В прокуратуре я, как юрист, попросила проверить их действия в первую очередь.

Что должно произойти, чтобы полиция получила право забрать детей из семьи? По закону это возможно только если жизни и здоровью всех детей (подчеркиваю, всех) угрожает непосредственная опасность, причем угрожает настолько, что изоляция детей от родителей целесообразней, чем их оставление дома. Такое решение принимается в самых экстренных случаях.

При этом, изымая детей, полиция обязана оставить какой-то документ, который это подтверждает: копию акта об изъятии детей, копию акта обследования жилищных условий. Два этих процессуальных документа можно обжаловать в суде. Но в настоящее время их нет. Я, как юрист, на основании доверенности от матери потребовала предоставить их копии — этого сделано не было. Теперь право потребовать документы есть у прокуратуры, поскольку она взяла дело под свой контроль. Как только мы ознакомимся с этими документами и увидим, что именно написано в актах — причина изъятия детей, состояние жилищных условий — мы обжалуем эти документы.

Могу сказать, что подобные дела достаточно редки, именно поэтому они вызывают такой общественный резонанс. На каждом шагу этого не происходит.

Сейчас к делу подключились другие юристы и адвокаты, в том числе специализирующиеся на уголовном праве — возможно, в нём будет некая уголовная составляющая. Почему не принимается решение о возврате детей? Скорей всего, его не примут до выяснения ситуации: откуда взялись синяки, кто виновен в их появлении. Думаю, разбирательство будет на уголовном уровне.

Один из депутатов Мосгордумы, курирующий Зеленоград, сказал в беседе так: поскольку детей изъяли без всяких документов люди, которые никак официально не представились, родители могли бы тут же отправиться в полицию и подать заявление об их похищении. Сейчас уже известно, где находятся дети, поэтому речь о похищении не идёт.

Рычаги воздействия на данный момент — это прокуратура и следственный комитет, с которыми мы будем работать дальше. Мы ждём решений о предоставлении документов и о том, что маме можно забрать детей из приюта, потому что они хотят домой.

С детьми, находящимися в больнице, несколько сложнее. По словам Анны Кузнецовой, детям уже проводят терапию и дают все необходимые лекарства. Решается вопрос о переводе их в другую больницу, поближе к Зеленограду.