| Послушать (36:53) | загрузить файл со звуком (25M) |
— Театр «Поэмимы» появился в МИЭТе еще в 1982 году, о его истории не раз писалось, но всё же хочется вспомнить ваш первый дебютный спектакль — «Дерево дружбы», поэтическую композицию на стихи советских поэтов. Выбор постановки тогда был полностью ваш или надо было слушать чьи-то указания?
В.Г. — Это был как бы социальный заказ. Когда мы пришли в МИЭТ, там нужен был не руководитель студенческого театра, а руководитель агитационного театра, такая была ставка. Вот такая была ставка. Мы увидели эту информацию в Доме художественного творчества, искали тогда работу, нам нужно было сделать дипломные спектакли. И мы приехали. Но нас не смутило, что нужен был руководитель агитационного театра. Мы как-то рьяно взялись за эту тему. Как раз в 1982 году праздновалось
— Но отбирали стихи сами? Не было каких-то советов «из инстанций» — «возьмите таких-то поэтов»?
В.Г. — Нет, в этом смысле на нас никто не давил. Мы сразу включили в спектакль и пластику, и поэзию, и музыку сами подбирали. Сама форма была достаточно необычной по тем временам — музыка, свет, все в таких темных трико. Публика очень хорошо приняла спектакль.
— Кто были ваши первые актеры?
Е.Г.- Так получилось, что вначале устроилась на работу я, потому что вышла из декретного отпуска, нам нужно было ставить дипломные спектакли. А Василий Вильгельмович параллельно работал в Останкино. В сентябре мы объявили набор, и пришли первые студенты — Игорь Кузяев, Олег Головин, Наташа Васильченко и Марина Бабанова. Так как мы только что окончили институт культуры, в памяти у нас все было свежо, то мы все делали, что называется, правильно, по программе, — актерские тренинги, пластические и речевые разминки. Ребятам очень понравилось, по МИЭТу быстро разошелся слух, что появился такой необычный театр, народ пошел. И пошел очень активно. И тогда пришел работать Василий Вильгельмович, на этом я настояла. Мы жили в Лобне, ехать до Зеленограда было достаточно далеко. Заканчивали работу очень поздно, и Василий Вильгельмович в конце концов перешел в Зеленоград. Рассчитался, и мы стали вместе работать в МИЭТе. Нам сказали, что если будем хорошо работать, то получим квартиру в Зеленограде.
— Как быстро вы её получили?
Е.Г. — Десять лет мы её ждали. Но важно то, что она всё-таки появилась. Были какие-то перипетии, какие-то сложности, но, тем не менее, мы счастливы, что остались в этом городе.
— Кто-то из первых студентов-актеров сейчас играет в театре?
Е.Г. — Они не играют, но мы постоянно с ними связаны разными тропиночками; например, с Олегом Головиным. Недавно была выставка Олега Головина и Кости Гетмана, актёров нашего театра, в Творческом лицее. Выяснилось, что они не только талантливые актёры, еще и фотографы неплохие. Есть Наташа Шурко, которая уже года
— В студенческих театрах обычно больше девушек-актрис, а как в «Поэмимах»?
Е.Г. — У нас всегда было равное количество. Все-таки МИЭТ — технический вуз, мальчиков здесь больше. Когда мы первый раз приехали в Екатеринбург на фестиваль, в спектакле было занято три девочки, а остальные — мальчики. И нам все так завидовали. Подходили к руководителю и спрашивали: «Ну где же вы берете столько красивых умных мальчиков?». А мы отвечали: «В МИЭТе такие мальчики учатся».
— В
В.Г. — Да, этот жанр нами любим. Елена Сергеевна занималась до института в театре, который культивировал поэтический жанр. И мне близка поэзия и музыка. Мы с самого начала заложили принцип поэтических спектаклей. Мы постоянно к ним возвращаемся, несмотря на то, что уходили в драматургию. Но, конечно, хотелось, чтобы ребята росли на каких-то ролях, потому что в поэтическом спектакле как таковых сюжетных ролей нет — есть некие лирические герои, а остальные как бы вплетаются в поэтический рассказ. Поэтому обращались и к Булгакову, и к Эрдману, даже Вольтера инсценировали. «Старуху» Хармса. Как ни странно, именно с поэтическими спектаклями мы занимали первые места на фестивалях. И вот даже последний пример: мы ездили на театральный фестиваль «Летящая по волнам» и заняли со своим спектаклем «Где ты, любовь?» первое место. Потом повезли кусочек из этого же спектакля на фестиваль «Паруса надежды» и снова стали лауреатами. А вот привозим какую-то драматургию, допустим, тот же кусочек «Частной жизни», — на фоне остальных спектаклей он смотрится достаточно ровно, то есть не выделяется.
— Почему так происходит? Ведь работать над прозой и поэзией одинаково сложно.
В.Г. — Может быть потому, что в поэтической форме мы как-то сильнее, находим внешнюю поэтическую форму. Присутствует и пластика. А найти что-то новое в традиционном драматургическом спектакле достаточно сложно. Это нужно совсем с ног на уши поставить драматургию, что в принципе и делают. Берут Чехова, допустим, и делают из него такой авангард. Мы как-то к этому не стремимся. Сейчас мы, наоборот, пошли по другому пути. Мы если берем драматургию, то совершенно молодых авторов. Сейчас появилась новая волна драмы. Мы нашли молодого автора, Ксению Степанычеву, поставили ее пьесу «Частная жизнь». Сейчас ставим тоже молодого драматурга Наталью Мошину. Это уже новая волна, потому что и тексты совершенно отличаются от предыдущей драматургии, и пьесы созвучны нашему времени и каким-то вопросам, которые волнуют ребят сейчас. Зритель хорошо воспринимает эту новую драматургию, хотя там есть и лексика не очень... Ненормативную лексику мы не употребляем, сразу отказываемся. Мы просто не берем такой материал, хотя в новой драме подобного много. В Любимовке, где проходят фестивали драматургии, читают такие тексты. Вроде бы есть и автор хороший, Павел Пряжко, очень нравятся мне его пьесы, но эта лексика убивает. Я даже читать эту пьесу ребятам не могу, когда происходят читки, делаю запинки в таких местах. Они понимают и говорят: «Нет, Василий Вильгельмович, давайте не будем. И так у нас чернухи в жизни достаточно».
— Насколько сложно ставить со студентами, актёрами-любителями, традиционный и сложный репертуар, ту же чеховскую «Чайку»? Сложно ли было репетировать такой сценический материал?
Е.Г. — Мы же не сразу пришли к Чехову. Ребята уже проработали в театре практически 10 лет, когда мы взяли «Чайку» в работу. Мы очень долго шли к Чехову. Работать над Чеховым — для нас был какой-то высший пилотаж. И потом, важно распределение ролей. Например, мы хотели ставить какую-то пьесу, по распределению ролей у нас не получалось и мы откладывали ее. А потом собрался в одно время коллектив, и мы дозрели до Чехова, так же, как до Хармса. Для меня, например, Хармс очень сложен по восприятию. Его прочитал Олег Головин. Когда он поступал в театральное училище и отбирал такое произведение, чтобы чем-то удивить жюри, он нашел кусочек «Старухи». Прочитал его нам. А когда не поступил, предложил попробовать поставить «Старуху». Это было такое коллективное творчество, очень много шло придумок, задумок от ребят. Поэтому спектакль дольше всего держался в репертуаре, мы много раз показывали его.
— Как вы выбирали репертуар — сами решали, что ставить, или коллективно обсуждали?
Е.Г. — Сначала обсуждаем между собой, а потом обязательно выносим на суд ребят. Мы читаем, обсуждаем, понравилось или не понравилось. Мы с Василием Вильгельмовичем всегда долго по этому поводу спорим. И о пьесах, и о распределении ролях в них.
В.Г. — Особенно это касается драматургии, потому что в ней определенное количество действующих лиц, а хочется как-то занять всех.
Е.Г. — Чем хороши поэтические спектакли — там заняты всегда все.
В.Г. — Но поэтические спектакли — это же не пьеса, которую принесешь и прочитаешь. Приносишь некую композицию, ряд стихотворений. И читка этих композиций всегда оставляла какое-то ощущение у ребят — «ну и что?», «а что тут такого?». Идет одно стихотворение за другим, и им не понятно, что же из этого получится. Вот, допустим, наш спектакль «Отражение» по стихам зеленоградских авторов. Прочитали эту композицию, а они спрашивают — «ну и что?». А когда сказали, какова будет идея, жизнь героя, поэта, от рождения до смерти, через что он проходит, что композиция будет с некими отбивками, с видеозаставками, пластическим кусками, — тогда уже поняли.
— Кстати, все зеленоградские авторы, по чьим произведениям поставлены «Отражения», увидели спектакль?
Е.Г. — Сколько идёт спектакль, столько авторы приходят на спектакль. Всегда в зале сидели авторы. Володя Лактионов ещё приводил кучу друзей, поэтов и знакомил с ними театр. Знаете, что самое интересное?.. «Поэмимы» существуют в Зеленограде уже 27 лет. И всё равно в беседе часто слышишь: «А что, у нас есть такой театр в Зеленограде?». Столько лет прошло, мне казалось, что уже вроде бы все знают. А приходят поэты и открывают нас для себя. А авторам понравилось. Некоторые даже обижались, что мы, скажем, взяли у них только четыре строчки. Или: «Почему вы взяли мои старые стихи? Я много всего нового написал». Но наш выбор был обусловлен композицией спектакля. Сейчас авторы сами стали приносить свои тексты. У нас целый пакет стихов зеленоградских авторов, и они хотят, чтобы мы поставили еще один спектакль. И каждый раз, когда я встречаю кого-нибудь из них, спрашивают: «Ну что, Елена Сергеевна, вы начинаете работу над новым спектаклем?». Мы говорим: «Пока ещё нет. Материал должен вылежаться».
— У вас всегда интересно подобрана музыка в спектаклях, кто этим занимается?
В.Г. — Этим я занимаюсь. Иногда ребята приносят что-то из интернета. Делаю подборку, монтирую на компьютере. А к сказкам музыку пишем вместе с ребятами. Мы же почти каждый год новогодние сказки делаем для детей. И тут мы уже дорываемся до полной коллективной свободы — сами музыку пишем, стихи.
Е.Г. — А в этом году у нас и свой автор еще появился, Константин Муханов, пишущий человек. Он написал сказку в стихах, мы её поставили.
— А кто занимается сценическим оформлением спектаклей?
Е.Г. — Всю жизнь мы делали это сами. У нас никогда не было художника ни по костюмам, ни по сценографии.
В.Г. — Идею мы продумываем, конечно же, сами, а что касается материальной части и физического вклада — это все вместе с ребятами делаем.
— Но ведь театр — это и реквизит, и декорации, и костюмы, это определённые затраты. Вам кто-то помогает?
Е.Г. — Никто. Есть какой-то старый запас материалов, ткани еще с советских времен. То, что у нас осталось, запас костюмов, декораций, — оно и есть. Мы стараемся как-то выходить из положения, но, положа руку на сердце, хочу сказать, ни копейки не вкладывается в театр.
В.Г. — Просто статья расходов в МИЭТе на клуб очень маленькая. Нам профком говорит: «Если вам что-то надо, вы пишите». Но мы обходимся тем, что они нам платят за новогоднюю сказку, эти деньги мы оставляем в фонде театра. И на них пытаемся заказывать костюмы. Заказать два-три фрака — на это уйдет весь гонорар за сказку. Поэтому мы и драматургию-то не берем костюмную. Хотя когда мы ставили «Кандида» по Вольтеру, мы вышли из положения — элементами костюмов в основном была пластическая униформа. То есть сами идем от традиции бедного, такого скупого театра.
Е.Г. — Когда была такая возможность, мы шили декорации. К булгаковской «Зойкиной квартире» были сделаны очень хорошие декорации. Когда была возможность, мы шили и костюмы, и фраки, все были одеты. Костюмы «времен НЭПа» так у нас и остались, и мы до сих пор ими пользуемся. И Василий Вильгельмович сам шил, когда мы ставили «Самоубийцу». И костюмы, и оформление зала было в едином стиле. Мы шили сами большущие задники в стиле супрематизма. Девочки раскладывали в фойе ткани и ползали на коленках, рисовали квадратики, прямоугольники, шили все это вручную.
— Билеты на ваши спектакли сейчас продаются?
В.Г. — Нет, мы играем бесплатно. Был период, когда билеты продавались. Но сейчас идёт такая борьба с пиратством, и наше Российское авторское общество вычислило в этом смысле все театры. Естественно, были предъявлены претензии директору, почему нет отчислений для авторов пьес. И сейчас, когда мы берем материал определённого автора, мы должны обязательно сообщить в РАО, несмотря на то, что мы студенческий театр, несмотря на то, что мы играем бесплатно. Вот мы взяли сейчас пьесу Натальи Мошиной, сообщили об этом РАО. Они вышли на этого автора. Мы написали письмо с просьбой освободить нас от отчислений, потому что мы играем бесплатно. Автор письменно дает разрешение. Она, в принципе, может вообще сказать: «Я не хочу, чтоб меня ставил какой-то там провинциальный студенческий театр». Но она дает согласие и пишет, что отказывается от отчислений, поскольку театр играет бесплатно. Только тогда мы имеем право ставить спектакль.
— Есть ли у вас сейчас возможность репетировать в клубе МИЭТа столько, сколько нужно?
Е.Г. — Мы репетируем четыре раза в неделю, а на сцене проходят репетиции, когда нужны прогоны. Спектакли мы играем или в субботу, или в воскресенье, в зависимости от занятости клуба.
В.Г. — Клуб сейчас очень активно занят, поэтому стало сложнее. Но раз в неделю директор дает нам сцену. У нас четкое расписание: по вторникам у нас сцена, понедельник, четверг, пятница — наша комната. Но иногда начинаются КВНы, которые занимают практически все помещения.
Е.Г. — Но мы выход — в
— Я хотела вернуться к одному вашему спектаклю — «Ящерица». Говорят, что сам автор — Александр Володин — приезжал его посмотреть.
Е.Г. — Вообще, «Ящерицу» мы ставили ещё в институте, это был наш дипломный спектакль — его и смотрел Володин. Я там играла как раз ящерицу. Когда мы ставили её в МИЭТе, это получился совершенно другой спектакль, совсем иной по замыслу. У нас тогда были очень красивые, необыкновенные декорации. По сюжету в спектакле было два племени, эти племена были по-разному одеты. А самое главное, что понравилось Володину — это юмор, который мы привнесли в спектакль. Он говорил, что всегда его пьесы ставили очень «правильно»: ящерица была патриоткой, ее посылают в другое племя, и она, как Зоя Космодемьянская, пробивается в это племя, затем она там погибает. А мы построили спектакль на том, что когда ее отправляют в другое племя, ей было нужно за них как-то зацепиться, она сама бросается похитителю на шею. Володину это понравилось почему-то.
Володин мне подарил много стихов. У меня эти стихи сохранились — на таких прозрачных желтеньких бумажках, они были у него в портфеле. Он сначала выбирал для меня какие-то стихи, потом достал всю пачку и сказал «На, это тебе, возьми». Такое приятное воспоминание осталось от Александра Володина. Он был очень интересным человеком.
— Общаетесь ли вы с зеленоградским драматическим «Ведогонь-Театром»?
Е.Г. — Да, конечно, у нас хорошие отношения. С Павлом Курочкиным у нас всегда были хорошие отношения. Я помню, проходил первый фестиваль на базе МИЭТа, это было больше
— А вы приходите на спектакли «Ведогонь-Театра»?
Е.Г. — Когда есть возможность. Очень стыдно, что не можем посмотреть все спектакли. Но очень хочется; хочу наконец посмотреть их «Фёдора Иоанновича». Вот недавно сидели с директором нашего «Творческого лицея», Ириной Петровной, и она говорит: «Давайте сделаем себе подарок на 8 марта, пойдём в «Ведогонь-Театр!».
— Кто-то из ваших актёров пошёл дальше по театральной стезе?
— Да, такие есть, хоть мы никогда к этому не стремились. Нана ушла в театр. Сначала она ушла в «Театр Луны», работала там костюмером, потом вошла в репертуар театра, сейчас она здесь, в хореографии где то, в «Силуэте», по-моему. Она пошла, так сказать, по пластике. Николай Попадюк, из самых первых актёров, где-то год занимался у Мацкявичюса. А потом волей судьбы попал в Данию, и теперь руководит там каким-то театром классической драмы. Еще он писал театральные статьи и изучал психологию. Он приехал два года назад, его пригласили в Москву, в театр Анатолия Васильева. Это достаточно сложный психологический театр. Его пригласили проводить мастер-класс по экспрессивной пластике. Я говорю: «Коля, ну возьми меня, пожалуйста, мне очень интересно». Он на меня так посмотрел и говорит: «Нет, Елена Сергеевна, вам это будет неинтересно. Я считаю, что вам не нужно это смотреть». И не взял.
— Сколько сейчас актёров у вас в театре?
Е.Г. — Семнадцать; вот сейчас подходят еще ребята. Каникулы прошли, мы повесили объявление в МИЭТе о наборе, и ребятки по одному начинают подходить.
— Как часто идут спектакли в клубе МИЭТа?
Е.Г. — С этим сложно. Открытие сезона мы сделали спектаклем «Dosta Amore». И накануне Нового года у нас забирают в армию Васю Симонова — можно сказать, одного из ведущих актеров театра. Он только успел перевестись на вечернее отделение по семейным обстоятельствам, и его сразу осенью забрали в армию. Поэтому он выпал у нас из трех спектаклей. И мы пока не знаем, что мы будем играть. В.Г. — «Частную жизнь», наверное, будем играть в марте не в МИЭТе, а в «Творческом лицее». Вместо Васи, наверное, не будем вводить никого, а просто покажем третью новеллу Степанычевой. Хотим восстановить «Отражение», но уже с новым составом. Просто хочется, чтобы этот спектакль был в репертуаре. Еще готовим «Под небесами», новую современную пьесу, ею, наверное, будем закрывать театральный сезон
Е.Г. — По этическим соображениям вместо Васи мы не хотим никого вводить в спектакль, потому что ему служить всего год. Мы поехали в Курск, были на его присяге. Было минус двадцать девять градусов. Нас было восемь человек. Когда мы вышли на площадь в Курске, мы думали, что здесь мы все и останемся. Потому что два часа на плацу в — 29... Но девчонки наши держались мужественно, потому что видели, как наш Вася стоял в ружьё, не двигаясь, два часа, как он правильно читал присягу. Мы его ждём.
— Елена Сергеевна, расскажите о своей работе в «Творческом лицее».
— Я художественный руководитель «Творческого лицея». Мы занимаемся выставочными проектами, концертными программами, всевозможными презентациями, проводим фестивали. У нас есть два больших авторских фестиваля. В позапрошлом году мы получили грант правительства Москвы за фестиваль «Цветик-семицветик» для детей с ограниченными возможностями. «Второе дыхание» — фестиваль творчества пожилых людей. У нас большие выставочные проекты. Сейчас закончилось фотовыставка, теперь будут необыкновенно красивые гобелены. Знаете, я сталкиваюсь с людьми, которые творят просто чудеса. Они работали всю жизнь на каком-то предприятии, а выйдя на пенсию, вдруг стали делать изумительные вещи. Причём вполне профессионально, я просто в восторге. Приходите, посмотрите на их произведения.
Юлия Кравченко