— Денис, в зеленоградской библиотеке 157 несколько раз в год проходят ваши творческие вечера. Расскажите, что они собой представляют.

— 15 мая был первый в этом году творческий вечер. У меня, в общем-то, такие вечера бывают довольно редко, два-три раза в год. В данном случае мы начинаем с представления моих новых стихов, прозвучат и старые стихи. Мне очень хотелось бы встретиться с теми, кому интересна современная поэзия в Зеленограде. В вечере принял участие бард Филипп Воскресенский. Он замечательно исполняет песни на стихи Юнны Мориц, Олеси Николаевой, Ивана Жданова, а также на свои и мои стихи.

Меня иногда приглашают почитать стихи где-то в других городах, в Москве, но это бывает тоже довольно редко, поскольку я сам никаких усилий к этому не прикладываю. И такие вечера, проходят, скорее, в виде творческих отчетов, поскольку на них звучат не только старые стихи, которые известны читателям, но и новые.

— Вы учились на философском факультете МГУ. Вы тогда уже начали писать?

— Писать я начал гораздо раньше. На философском факультете произошло осознание своего предназначения, своего призвания к этому делу.

— Вы сразу стали писать стихи?

— Да, безусловно. У меня были учителя, и в Москве, и в Зеленограде, с которыми мы очень плотно общались. В 90-е годы стал известен очень большой пласт русской культуры. По большому счету я, и вообще наше поколение, выросли на поэзии Серебряного века. Вместе с тем, поскольку наше поколение детство провело совершенно в другой стране, в Советском Союзе, было не очень понятно, почему весь пласт советской поэзии оказался куда-то задвинут, на очень далекие зады общественной культурной жизни. И вот этот диссонанс между поэзией серебряного века, якобы вновь открытой, и поэзией, которая была знакома с самого детства и которая была почему-то очень прочно забыта (ее даже как-то было не принято тогда упоминать), сыграл свою роль в эстетическом становлении и меня, и других поэтов моего поколения.

— Вы имеете в виду какой-то определенный период советской поэзии?

— В советской поэзии немного периодов. То есть, безусловно, когда формировалась новая страна, на это были мобилизованы лучшие творческие силы, и было очень много поэтов и писателей, которые каким-то образом запечатлевали происходящие события. И естественно, на смену им пришли новые, молодые поколения. Если мы говорим о литературе двадцатого века, то мне кажется, здесь нужно говорить о каком-то процессе, в том числе и смены поколений.

— У вас есть личные предпочтения в отечественной поэзии?

— Вы знаете, я в какой-то момент столкнулся с тем, что я настолько хорошо знаю русскую поэзию, что у каждого поэта нахожу те или иные близкие для себя стихотворения, и в тоже время воспринимаю каждого поэта как отдельное явление, даже в мировоззренческом пространстве русской культуры. Очень многие вещи отталкивают; здесь, конечно, я мог бы назвать какие-то имена, но дело в том, что всё зависит от контекста. И в каком-то определенном контексте я могу называть самые разные имена. Потому что, повторюсь, каждый заметный поэт достоин внимания, и у него есть свои произведения, с которыми, безусловно, нужно познакомиться.

— Вы печатались в журнале «Дружба народов», у вас вышло несколько поэтических сборников. Где их можно увидеть?

— Я, в принципе, очень благодарен современной цивилизации за то, что появился интернет. Потому что литературный процесс очень часто напоминал какую-то драку за клочок бумаги. И я рад, что мне не надо в этой драке участвовать. Все мои публикации происходили не по моей воле, а потому что мне просто предлагали опубликовать свою подборку в каких-то изданиях. У меня вышел один сборник, «Холод и Запад». Это книга, которую я очень хотел издать, и сделал это за свой счет, потому что у меня не было возможности издать ее в том варианте, в котором я хотел бы ее видеть. Ее, безусловно, можно найти, например, в библиотеке 157, в 10 микрорайоне. У них там лежит целая пачка, и если поговорить с библиотекарями, то можно даже получить экземпляр в подарок. К сожалению, я не занимаюсь устройством тиража в магазины, поэтому даже затрудняюсь сказать, где эту книгу можно купить. Наверное, проще приехать на вечер в библиотеку.

— Вы сейчас активны в интернете?

— Я хотел бы сказать, мне приятно, что в последние 7-8 лет появилась зеленоградская пресса в интернете. Потому что я еще застал те времена, когда у нас такой прессы не было; были газеты «41», «Зеленоград сегодня», но они не всегда выполняли функции СМИ. Сейчас я с удовольствием читаю и Zelenograd.ru, и Инфопортал, и «Зеленоград-онлайн».

Точно так же происходит и с литературой. Появились интернет-журналы, в которых собраны и собираются какие-то наиболее интересные явления современной литературы. В основном, конечно же, молодой, потому что старшее поколение веру в бумагу не потеряло. В частности, есть хороший журнал «Органон», где я веду рубрику «Осколки». Здесь всегда можно найти то, что пишу я и мои коллеги. Есть такая антология современной литературы «Филиппов Град» (Filgrad.ru), там тоже появляются мои подборки. Сейчас я думаю, имеет смысл осваивать интернет немного в другом плане, а именно делать авторские, хорошо иллюстрированные интернет-книги. В принципе, хороший читатель всегда что-то ищет, а в интернете и занимаются тем, что ищут. Если делать хорошие авторские сайты, и даже не сайты, а именно книги, мне кажется, у этого будет будущее. И значительно упрощается доступ к материалу.

— Доступ, конечно, упрощается... А можно ли жить за счет литературной деятельности?

— Если пытаться получить какие-то материальные ценности от литературной деятельности, лучше, наверное, литературой не заниматься вообще. Потому что у нас в классификации профессий нет такой профессии «литератор».

— Но есть писатели, у которых издаются книги, приличные тиражи.

— Безусловно, такие писатели всегда были. А до революции тот же самый Василий Розанов, великий русский философ, издавал книги за свой счет; эти книги сейчас представлены в Музее Серебряного века, в доме Брюсова на проспекте Мира. На этих книгах значится: «Склад у автора», то есть книга издана за свой счет. Автор сам издавал, сам платил деньги, сам распространял. И это Розанов, который стал явлением в отечественной русской мысли. Не говоря уже о том, что в свое время было целое явление — футуризм, например, когда книги издавались на рулоне обоев, писались на стенах. Здесь вопрос финансирования, это вопрос конъюнктурный, мне кажется, и во многом доставшийся по наследству от того времени, когда литература была государственным проектом. Старшее поколение действительно стремится искать связи с издательствами, которые как-то поддержат их в издании книги, но вместе с тем они платят за это другим. Я бы сказал даже не платят, а жестоко расплачиваются какой-то своей несвободой. Вместе с тем, новое молодое поколение не ставит во главу угла вопрос об издании за счет издательства своих книг. Важно все-таки, что дошло до читателя, что было услышано, на что получили живой отклик, а не то, за чей счет это издано, как это было распространено. В принципе, интернет предоставляет уникальную возможность распространить свои произведения по всему миру при какой-то минимальной заинтересованности читателя.

— С каких языков вы переводите, каких авторов?

— Переводами я занимаюсь исключительно по работе. Первый язык у меня, конечно же, английский, он по работе больше всего и требуется. Но художественную литературу я с английского не перевожу. Я помогал переводчикам прозы — бывают такие стихотворные вставки в романах; переводчики ко мне обращались за помощью, я переводил; это все неоднократно издавалось в самых различных издательствах. Часто приходится выполнять заказы по переводу с немецкого языка. Но художественным переводом поэзии я занимаюсь с болгарского. В принципе, Болгария — это страна, куда меня тянет как магнитом.

— Как вы это объясняете для себя?

— Я достаточно долго занимался древнерусской литературой и переводил с церковно-славянского. Вы знаете, что церковно-славянский язык был «сконструирован» в Болгарии, специально для письменности, для богослужений. И в какой-то момент меня заинтересовало, что же стало с этой страной, которая, в общем, сделала нам такой большой подарок. И я занялся болгарским языком, и открыл для себя целый мир, совершенно непохожий на нас, но вместе с тем близкий до неузнаваемости, как будто видишь себя в кривом зеркале. Это меня настолько поразило, что возникла какая-то искорка, а без искорки, знаете, ничего не бывает. Я стал очень интересоваться и болгарской культурой, и поэзией, и другими жизни, освоил даже болгарскую кухню. Переводом с болгарского языка занялся исключительно как хобби. Помимо прочего, меня очень интересует история Первой мировой войны, я собираю информацию об участии разных стран в этой войне, то есть меня в целом интересует начало XX века. Я нашел потрясающего болгарского поэта Димчо Дебелянова, он погиб на Салоникском фронте, в 1916 году. Почитал его, сделал ряд переводов и опубликовал их на сайте Zelen.ru. У них была поэтическая рубрика, и я подумал, что это просто больше никуда не пойдет, потому что весомо и аргументировано пробивать переводы Димчо Дебелянова у меня не было сил и времени. И что самое интересное, это прочли и русские, и болгары. Болгарский издатель Василь Николов заинтересовался этими переводами, предложил выпустить их в Болгарии в честь юбилея поэта в пятиязычном издании, посвященном творчеству Дебелянова. Потом возникли ещё какие-то аспекты сотрудничества, то есть болгары оказались очень отзывчивым народом, им было небезразлично и интересно. И так вот получилось, что мы постоянно взаимно подогреваем интерес друг к другу, и это очень приятно.

— А вы бывали в Болгарии?

— Нет, вы знаете, я там не был ни разу, очень надеюсь побывать. Но дело в том, что наемному работнику со средней зарплатой, мне кажется, нереально съездить за границу за свои собственные деньги.

— Вы член Союза писателей Москвы...

— Я сейчас выхожу из этого Союза. На то есть ряд причин. У меня произошло некое оформление мировоззрения, и те вещи, к которым я пришел сейчас, немного несовместимы с историей этой писательской организации.

— Что дает сейчас членство в Союзе писателей?

— Мне это членство не дало ничего. Вы знаете, мне кажется, здесь все происходит по каким-то определенным законам. Если писателя хотят видеть в какой-то организации, то, наверное, его как-то пытаются заинтересовать, создать ему условия для публикации своих произведений, сборников. Мне показалось, что в Союзе писателей Москвы просто наращивают количество членов. Про союз писателей России я ничего не знаю. У меня есть знакомые, которые каким-то образом при помощи этой писательской организации публикуют свои произведения, привлекают к ним внимание, но, опять же, я не думаю, что они в ступили в эту организацию на собственном энтузиазме. Вот сейчас многие зеленоградские поэты вступают в Союзы писателей, но я не знаю, что это дает, кроме формального звания. На это, мне кажется, никто и внимания не обращает уже давно.

— Кого бы вы назвали , выделили из зеленоградских поэтов?

— Мы живем в городе, где много образованных людей, и нам повезло, что здесь оказались люди, причастные к литературным движениям шестидесятых годов. В частности, это Игорь Голубев, Александр Васютков, которые принимали очень активное участие в жизни известного неформального литературного движения 60-х «СМОГ» — Самое Молодое Общество Гениев, как они себя называли. Из этой компании вышли очень известные поэты: Леонид Губанов, Юрий Кублановский, и вот живые очевидцы этих процессов живут в Зеленограде. Они, конечно, очень пожилые люди, но при желании всегда могут поделиться воспоминаниями; и сами они очень неплохие поэты. Есть и другие люди, Зеленоград вообще не беден поэтическими талантами.

— Из тех, кто помоложе, кого бы вы назвали?

— Есть поэты такой социальной тематики — например, Руслан Крупышев, Марк Дубинский. Из поколения, которому сейчас 40-45 лет, я сейчас затрудняюсь назвать какие-то имена, поскольку у нас, видимо, конфликт поколений, мы друг другу в чем-то очень не нравимся. А поэты моего возраста — кто-то уехал, вот Мария Елиферова сейчас живет в Москве. Тарас Романцов трагически погиб. Есть и другие поэты, писатели, возможно, они как-то не очень себя проявляют — наверное, были бы заметнее, если бы проводили вечера, выпускали сборники. Сборник, в принципе, можно отпечатать на принтере и раздать, и это будет таким же событием, как книжка, выпущенная в типографии. Я начинал с таких сборников.

— Вы издавали журнал «Осколки», где печатались только молодые, до 30-ти лет, литераторы — это было принципиально?

— Вы знаете, это был интересный период в жизни нашей страны, когда молодое поколение вроде бы выросло, начало свои таланты демонстрировать, и все это оказалось совершенно никому не нужным, неинтересным. И мы решили как-то сами к себе привлечь внимание. Но прошло буквально два года, и появились и молодежные литературные премии, и форумы молодых писателей, появилась куча механизмов, которые могли бы позволить молодому литератору привлечь внимание к себе и к своему творчеству. Даже, наверное, не привлечь внимание, а показать, что вообще есть, представить на суд тем, кому это может быть интересно. И журнал «Осколки» оказался, в сущности, ненужным. Сейчас он выходит в качестве рубрики журнала «Органон».

— Вы публиковались в нескольких номерах журнала «Литературный Зеленоград». В этом году вас можно там увидеть?

— Если бы мне предлагали, то я, наверное, им передал бы материалы, но мне уже давно ничего никто в Зеленограде не предлагает, из каких-то издающихся сборников. Я в принципе не против, публиковать свои стихи в «Литературном Зеленограде», но нужен какой-то звонок от редактора, или по интернету можно мне прислать письмо: «У нас набирается материал. Пришлите свои стихи». Я пришлю. У меня просто физически нет времени ходить по редакциям — ни по зеленоградским, ни по московским.

— Как вы считаете, по журналу «Литературный Зеленоград» можно составить объективное мнение о литературной жизни у нас в городе?

— Мне передают эти сборники, когда они выходят. Я их читаю, на один из них меня даже попросили написать отзыв. Я написал, в общем-то, достаточно доброжелательный. Да, я считаю, что вполне можно составить впечатление; это сборник хорошо составляется. Там нет каких-то шедевров и откровений, но в целом, я считаю, это достаточно высокий уровень для нашего города.

Зеленоград заселялся не творческой интеллигенцией, не поэтами, а инженерами и учеными. Фактически, это высказывание, может быть, лучшей части нашей интеллигенции, которая не утратила связь с традицией физиков-лириков 60-х годов. Если вы откроете первый выпуск «Литературного Зеленограда», вышедший в 1997 году, то там есть, например, Геннадий Иванов. Он состоялся в своей профессии, как физик, одновременно его прекрасно знают как поэта; у Никитиных есть песни на его стихи. Там много такого.

Кого бы мне еще хотелось отметить из зеленоградской среды... Вы знаете, в юности, когда я общался со всеми зеленоградскими поэтами, меня очень раздражал своими стихами Николай Брызгунов. А в последнее время я читаю его произведения в «Литературном Зеленограде», думаю, насколько же он вырос. Он нашел какую-то свою нишу — нишу, наверное, Межирова, Ваншенкина, и занял ее здесь, в Зеленограде, на местном уровне.

В принципе, если сравнивать с ситуацией десятилетней давности, то конечно, сейчас эта среда, этот сад гораздо более ухожен, чем было тогда.

— Что вы скажете о зеленоградских прозаиках или драматургах, если таковые есть?

— Прозой я не интересуюсь, по этому поводу ничего не могу сказать.

— Вы сотрудничаете с зеленоградским отделением компартии, в её газете публикуются ваши переводы зарубежной коммунистической прессы. Это просто сотрудничество или ваши политические убеждения?

— Во-первых, начнем с того, что я член КПРФ.

— В каком году вы вступили в партию?

— В прошлом. В газете «Зеленоград завтра» была моя статья, в которой я писал, почему вступил в КПРФ, но я попытаюсь объяснить немного более развернуто. Я пытаюсь как-то увязать свое детство, свою юность и настоящее. И пришел к такому выводу, что единственная точка увязки — это членство в коммунистической партии. В той статье было много идеологии, сейчас мне хотелось бы сказать об этом проще. Дело в том, что КПРФ для меня — это какой-то островок моей родины, наверное. Знаете, меня назвали в честь Дениса Кораблева. Был такой персонаж детских рассказов. «Денискины рассказы» Виктора Драгунского. Вот очень интересно было бы, наверное, написать сейчас продолжение этих рассказов — «Денис Кораблев в эмиграции», потому что я себя последние двадцать лет ощущаю живущим в эмиграции. То есть совершенно в другой стране, не в той, в которой я родился и провел детство. А в Советском Союзе я жил двенадцать лет. И для меня это такой островок того, что могло сбыться, но не сбылось, к сожалению. Мне очень приятно, что я познакомился с людьми, у которых совершенно другие глаза.

— Вы имеете в виду, у ваших товарищей по партии?

— Да. И эти глаза немного похоже на те глаза, которые я вижу, когда смотрюсь в зеркало. Но дело не только в этом. Вы помните фильм «Солярис» по роману Станислава Лема?

— Да, конечно.

— Он получил какую-то премию религиозной католической организации, связанной с Ватиканом. В «Солярисе» Тарковский постулирует какую-то религиозную идею Воскресения. Помните, океан, который воскрешал образы из памяти. И фильм заканчивается тем, что на этой планете начали появляться какие-то острова, острова жизни, взятой из памяти, из сознания людей. И у меня впечатление, что я такой остров нашел без всякого Бога, без всякого «Соляриса». И мне, кажется, повезло больше, чем героям «Соляриса», я нашел то, что искал, вот эти потерянные острова своей памяти, в реальной жизни.

— Что ж, вполне понятно. Денис, а почему в газете «Зеленоград завтра» столь агрессивная риторика — все эти определения «кровавый», «вероломный». Я говорю не о сути, а о форме подачи материала.

— Что я могу сказать. К нам почему-то не идут профессиональные журналисты, поэтому статьи пишут простые члены компартии. То есть фактически газета «Зеленоград завтра» — это мнение народа, который каким-то образом ощущает свою причастность к тому, что было. Поскольку все эти люди жили и сформировались совершенно в другой стране, не в той, в которой мы сейчас живем, и оказались вынужденно вот в этом диком зверинце, который продолжается уже двадцать лет. Естественно, это выплеск их эмоций, какого-то неудовольствия. Это очень большой объем работы, чтобы газета «Зеленоград завтра» стала средством массовой информации, а не боевым листком, а сейчас это фактически боевой листок.

— Иностранные издания компартий пишут иначе или прибегают к тем же выражениям?

— Нет, вы знаете, зарубежные компартии умудрились привлечь к своей работе профессионалов.

— Потому что у них больше приверженцев?

— Сложно сказать. В мире, где капитализм насчитывает столетия истории, есть определенные степени свободы, которые позволяют профессионалам сотрудничать с компартией. У нас же, в принципе, последние 20 лет компартией заняты маргинальные позиции. Поэтому состоявшиеся профессионалы не сотрудничают с нами.

— Вы участвуете в митингах коммунистов?

— Да.

— Как реагируют люди на улицах, как они к вам относятся?

— Очень положительно. Подходят, спрашивают, чем они могут помочь. Вспоминают, что было у них когда-то в молодости. Причем люди разные, и старшего поколения, и довольно молодые, моего возраста. Но, конечно, не всем нравится, как работает современная российская компартия, потому что, как вы правильно отметили, очень много агрессивной риторики. Я хотел бы напомнить, что КПРФ не какая-то подпольная организация, есть депутаты в Госдуме, в Мосгордуме, и они отстаивают интересы тех, кто за них голосовал, своих избирателей и определенного слоя людей. И работают они достаточно эффективно.

— Вернусь немного к началу нашего разговора. Ваши поэтические вечера всё-таки редки, проходят в библиотеке...

— Проходили они и в ДЮЦ «Ведогонь», и в Творческом лицее в 8 микрорайоне. У меня только во Дворце культуры, наверное, не проходили вечера.

То есть, в принципе, в Зеленограде есть все возможности для того, чтобы состояться в литературе, публиковаться в литературных сборниках. При определенных усилиях это вполне возможно и достижимо, и получить зал совершенно бесплатно для выступления в том числе.

Если кто-то из молодых людей захочет состояться как поэт, он должен, конечно, отдавать себе отчет, что это требует определенных жертв со своей стороны.

— О каких жертвах вы говорите?

— Искусство, как и любое служение, конечно, не требует жертв, которые приносились идолу Велесу, например. Просто от чего-то всегда приходится отказываться. Например, Платон говорил, что занятие искусством требует досуга. Аристотель считал, что занятие искусством — это одно из самых низших ремесел, и самых худших, крайне неуважаемое занятие. Это надо учитывать, что нужен и досуг, и определенные позиции в обществе не удастся занять при занятии поэзией. Нужно, наверное, быть готовым к тому, что тебе плюнут в лицо, например, или не пожмут руку. А досуг — значит, нужно образование получать, искать какую-то работу, которая будет оставлять достаточно времени на занятия искусством. Следовательно, это будет довольно низкая оплата труда.

— Кто-то из поэтов говорил: «Чтобы писать стихи, нужна еще одна жизнь», имея в виду, наверное, что в одну жизнь невозможно уместить, скажем, счастливую семью, успешную работу и поэзию. Вы бы согласились с этим утверждением?

— Счастливую семью можно совместить, на самом деле. Как раз у поэтов чаще всего бывают счастливые семьи. А вот успешную работу и занятие искусством, — как раз Платон говорил, что тут досуг нужен. Поэтому нужно искать какую-то работу, которая бы позволяла конкретно сидеть и заниматься стихами.

— Сколько человек приходят на творческие вечера, в которых вы участвуете?

— У меня есть поэма «Кромка», это такое поколенческое явление, она написано одиннадцать лет назад, и многие мальчики и девочки моего возраста, которые интересовались поэзией в 1999 году, эту поэму знали, многие знали даже наизусть. И соответственно, тогда приходило на вечера по сто-сто двадцать человек. Мне бы как раз хотелось прочитать на творческом вечере, помимо новых стихов, и поэму «Кромка», как-то оживить её, чтобы понять, как она звучит сейчас и как воспринимается сейчас. Эту поэму публиковал журнал «Дружба народов» в 2002 году, но тогда уже было поздно.

— Вы можете прямо сейчас прочитать что-либо из ваших произведений.

— Я хотел бы сказать, что на вечере часть времени была посвящена переводам современной болгарской поэзии. Такое впечатление, что в Болгарии затрагивают те темы, которые наши современные поэты старшего поколения, и оппозиционные, и либеральные, не трогают, к сожалению. Не так давно у известного болгарского поэта Таньо Клисурова вышла книга «Казано с очи» («Сказано глазами»). Я прочел эту книгу, и решил, что это явление не только в болгарской литературе, но и вообще в мировой поэзии. Я перевёл опубликованную там поэму «Мясо». Поэма очень интересная, довольно объемная, — она о том, что при резкой смене общественного строя мобилизуются какие-то человеческие ресурсы, и все упирается в человеческий фактор. Я не видел такого подхода к этой теме со стороны русских поэтов, поэтому считаю, что это актуально не только для постсоветского болгарского пространства, но и для сегодняшней России. Я прочитаю маленький фрагмент из этой поэмы.

Жестокость — наш сегодняшний герой,
Жизнь превратилась в экшн беспросветный.
Где хэппи-энд? И кажется порой,
Что не проснемся мы с дыханьем ветра,
Что каждый движется своим путем.
И может к Солнцу он придет обратно,
Молчит перед компьютером дитё.
Мы свыклись с этим, это наша плата
За наше беззаботное вчера,
И ждем мы положительных героев,
Иначе жизнь окажется черна,
Иначе жизнь на нас пойдет горою.
И наши дети, выросшие здесь,
Достанут пистолеты для отмщенья,
И выстрелят, как требует их месть,
А наши души будут им мишени.

Юлия Кравченко