В студии Zelenograd.ru — Валентина Захаркина, заместитель начальника отдела инновационного развития МИЭТа, которая рассказывает об организации и проведении этого конкурса в МИЭТ с 2006 года, а также авторы двух проектов, победивших в отборе этого года — Александр Лифанов (проект «Разработка интеллектуального пользовательского интерфейса в операционной система Linux») и Роман Морозов (проект «Разработка методов регенерации биологических тканей на основе нанотрубок»).
| загрузить файл со звуком (23511 кб) |
Е.П. — Добрый день и спасибо за то, что вы выбрались к нам в студию в такое горячее время для студентов и преподавателей МИЭТ. Первый вопрос хотелось бы задать организаторам конкурса: Валентина, расскажите, пожалуйста, об истории работы фонда в МИЭТе, о том, сколько лет уже проводится отбор на программу «Умник» и каковы её результаты?
Валентина Захаркина — Мы работает с Фондом содействия развитию малых форм предприятий с 2006 года, с этого же времени у нас проводится отбор научных проектов по программе «У.М.Н.И.К.». Результаты очень хорошие — на сегодняшний момент двадцать пять «умников» у нас получают финансирование на втором году. В этом году мы отобрали еще восемь проектов, то есть восемь человек получат финансирование проектов на первый год.
Е.П. — Вы их так и называете между собой — «умники»?
В.З. — Да. Это «участники молодежного научно-инновационного конкурса» — сокращенно «У.М.Н.И.К.».
Е.П. — Получается, отбор «умников» ведется уже пять лет, первые два года давно миновали — что же происходит с участниками программы после этого? У них образуются свои фирмы или они просто делают НИОКР в рамках программы и уходят?
В.З. — Есть ребята, которые после второго года программы «У.М.Н.И.К.» пошли в программу «Старт», получили финансирование уже по ней, организовали собственную компанию и самостоятельно занимаются коммерциализаций своей научной разработки. В своей фирме они собирают научный коллектив, который занимается продолжением разработок.
Е.П. — Наверное, с одним из них мы уже беседовали в нашей студии — с Иваном Бобринецким, который рассказал нам о двух таких фирмах, выросших в Центре «Зондовая микроскопия и нанотехнология» МИЭТа — компании РПСЛ и фирме «Наносенсор»
В.З. — Насколько я помню, эти ребята сразу пошли в программу «Старт», для этого им не нужно было дорабатывать свои результаты НИОКР.
А.Э. — А те фирмы, которые появились за пять лет по итогам «УМНИКа» — насколько они успешны с коммерческой точки зрения? Вы что-то знаете об их дальнейшей судьбе?
В.З. — Мы не обо всех имеем информацию. Знаем, что РПСЛ успешно развивается, растёт, у них есть определенные успехи, которыми они могут гордиться. К сожалению, другие фирмы сейчас назвать не могу. Такую статистику мы не вели изначально, а начали вести только в последние два года — для того, чтобы проследить судьбу ребят, которые начинают с «УМНИКа» и дальше развивают свое дело, чтобы знать, на чем они остановились и как хотят развиваться дальше.
Е.П. — Как проходит отбор по программе «У.М.Н.И.К», кем надо быть, чтобы попасть в неё?
В.З. — Ну, во-первых, для того, чтобы попасть в программу «У.М.Н.И.К.», потенциальному «умнику» должно быть от 18 до 28 лет. Этот человек должен заниматься собственной научной разработкой. Научные разработки можно вести как на базах института, на кафедрах, так и на каких-то коммерческих предприятиях, если ребята уже работают и занимаются там научной деятельностью. Отбор участников производится по пяти основным направлениям: биотехнологии, информационные технологии, медицина и фармакология, химия и новые материалы химической технологии, машиностроение, электроника и приборостроение. Причем, при отборе по программе «Умник» участникам предъявляются определенные требования, первое и основное из них заключается в том, что научная разработка должна иметь инновационность и практическое применение предложенных идей. Второе требование касается качества представления проекта.
Что в себя включает инновационность и практическое применение предложенных идей? Это новизна и актуальность идеи. Предлагаемая идея должна быть новой, впервые сформулированной именно самим участником программы. Второй критерий — тематическая значимость продукции или технологии. Идея, сформулированная в проекте, должна быть технически значимой, то есть должна оказывать решающее влияние на современную технику и технологию. Следующий критерий — это срок превращения идеи в конечный продукт и выход его на рынок, то есть время от начальной стадии идеи до массовой реализации готового продукта или технологии. В течение срока финансирования идея доводится до опытного образца (по итогам первого года исследований) и до опытно-промышленного образца, готового к массовому производству или внедрению (в результате двухлетней работы). И еще один из немаловажных критериев — план реализации проекта, в котором должны быть четко отражены этапы расходования средств фонда на выполнение НИОКР.
К качеству представления проекта относятся два основных критерия: увлеченность идеей, то есть личность выступающего, и качество представления проекта играют большую роль в положительном восприятии его в целом.
Е.П. — «Умник» должен быть достаточно харизматичным человеком?
В.З. — Не обязательно. Самое главное, чтобы он умел представить свой проект, интересно рассказать о нем и попытаться заинтересовать слушателей. Второй момент — выступающий должен правильно оценивать свои возможности: знать существующий в мире уровень науки и техники в области использования своей идеи, анализировать наличие конкурентов или аналогичных решений, своих будущих потребителей и так далее. То есть потенциальный «умник» должен представлять не только техническую составляющую своего проекта. Это тоже большая часть работы, с которой ребята в той или иной степени сталкиваются в процессе выполнения своих НИОКР.
Е.П. — Вопрос Александру: у вас есть намерение уже сейчас продолжать развивать свой проект до основания собственной фирмы?
Александр Лифанов — Да.
Е.П. — Мне кажется, что научные исследования и бизнес всегда были разными сферами деятельности. Эта программа побуждает исследователей, людей «от науки» становиться бизнесменами — это вас не смущает? Это вообще большое препятствие?
А.Л. — Я думаю, нет, потому что сейчас технологии развиваются настолько активно, что сегодня мы еще о чем-то мечтаем, этим занимаются ученые, а уже на следующий день появляется готовая разработка, которую много людей используют в своей повседневной жизни. Наука тесно связана с бизнесом и с коммерциализацией исследований.
Е.П. — Вы считаете, это правильно, что ученых побуждают заняться бизнесом, а не просто чистой наукой и исследованиями — и не ждать, пока кто-то придет и выведет их на рынок?
В.З. — Я думаю, всё это должно происходить совместно.
А.Л. — Я тоже так думаю, потому что сейчас наука прочно вошла в нашу жизнь, и разделять науку и бизнес — это не совсем правильно. Плюс к тому, ученые могут что-то создать, изобрести, вывести это на рынок и получить дополнительный доход, чтобы продолжать свое исследование, а не ждать, когда какие-то инвестиции поступят из фондов — то есть обеспечивать себя сами.
А.Э. — А что должно быть на первом месте — коммерциализация, бизнес или всё-таки научная составляющая? Насколько прикладными должны быть, например, ваши разработки? Это же абсолютно прикладная штука, никакой науки там нет, в моем понимании [проект «Разработка интеллектуального пользовательского интерфейса в операционной система Linux» — Zelenograd.ru]...
А.Л. — Я могу рассказать поподробнее о своём проекте: суть в том, что это действительно прикладная разработка. Вот, я вижу, например, у вас нетбук стоит. Хотелось бы узнать, вам удобно использовать ваш встроенный touchpad?
А.Э. — Нет.
А.Л. — Хорошо. А мышь, например?
А.Э. — Ну да, я понимаю — я хотел бы, например, использовать touchscreen, но у меня на нетбуке его нет. Через полгода я куплю себе iPad и проблем не будет.
А.Л. — Многие считают, что iPad — это просто игрушка, и другие компании предлагают готовые решения гораздо дешевле, чем Apple. Смысл моей разработки заключается в том, чтобы в устройствах определённой части рынка — ноутбуках, нетбуках, которые имеют встроенную камеру — использовать для управления операционной системой не дополнительное аппаратное обеспечение, например, мышь или планшеты, а только веб-камеру, то есть управлять компьютером посредством жестов. Это одно направление. С программным комплексом, уже реализованным мной, не будет необходимости использовать мышь в работе с нетбуком.
А.Э. — Значит, шевеля пальцами перед камерой — перед лицом или где-то сбоку — я смогу заменить манипулятор типа мыши?
А.Л. — Да, и не только. Преимущество моей разработки в сравнении с её аналогами, которые существуют или планируются к выпуску на рынок, в том, что я не ограничиваюсь определенными строго зафиксированными жестами. Я ориентируюсь на то, что пользователь сам сможет создавать определенную комбинацию жестов, настраивать их, определяя, какая команда будет выполняться при каждом жесте.
А.Э. — У этой разработки есть конкуренты или аналоги?
А.Л. — Самый близкий аналог — это Project Natal от компании Microsoft, но он позиционируется как устройство для расширения игровых возможностей пользователя. Возможно, вы видели презентации Microsoft: семья садится перед телевизорм в комнате и играет в какую-либо игру без использования каких-либо дополнительных устройств — а телевизор представляет собой большой плазменный монитор, к которому подключена
А.Э. — Вы собираетесь конкурировать с Microsoft или развить свою разработку до такой степени, чтобы её купил Microsoft — или Apple, или кто-то еще? То есть, вы создадите свою фирму и самостоятельно будете всё это развивать, продавать, сотрудничать с производителями техники и т.д. — или планируете развиться до какой-то степени и продать проект «большому дяде» вроде Билла Гейтса?
Е.П. — Как, в общем-то, принято делать со «стартапами» на западе...
А.Л. — Я планирую захватить не совсем эту аудиторию.
А.Э. — Может и не быть такой цели — конкурировать?
В.З. — Конкурировать сразу с Microsoft — я думаю, это достаточно сложно. Это очень далекие перспективы. Может и не быть. Но, я так думаю, что первая цель, которую достигают стартапы, возникающие после «УМНИКа» — они занимают свою определенную нишу на рынке. Это не обязательно должны быть 50% рынка, это может быть немного, максимум
А.Э. — Я хочу как раз поговорить о коммерциализации. Смотрите: у меня, как вы сказали, нетбук Acer. Чтобы ваша разработка начала продаваться, вы должны договориться с фирмой Acer о том, чтобы ваше программное обеспечение, или, может быть, какие-то аппаратные его кусочки были встроены в эти нетбуки, чтобы люди покупали его уже с этим «софтом». Вот это, наверное, позволит заработать денег. Вы собираетесь идти этим путем?
А.Л. — Первоначально я планирую создать две версии продукта — для Windows и для Linux. И это будет отдельный программный продукт, полностью независимый от аппаратного обеспечения. Необходимо только наличие веб-камеры, и запустить мою программу можно будет буквально на любом компьютере — чтобы начать управлять операционной системой при помощи жестов. Нет никакой привязки к аппаратному обеспечению.
Е.П. — Хорошо. И все-таки, что вы бы хотели для себя в будущем — взять потом результаты этого НИОКРа, сделанного в рамках «УМНИКа» и войти с этой разработкой в какую-то большую компанию, может быть, даже отечественную, если вас пригласят... или вы будете настаивать на собственном бизнесе?
А.Л. — Я хотел бы создать собственный бизнес. У меня уже были идеи по созданию своей компании, но не было готового продукта или услуги, которая бы могла конкурировать с существующими на рынке.
А.Э. — А насколько реально запатентовать вашу разработку? Это трудоёмко?
А.Л. — Насчет трудоемкости я не знаю, так как патентом еще не занимался. Можно ли получить патент? Думаю, да, потому что аналогов ни в исследованиях, ни на западе, ни в России я не нашел. Существующие методы основаны, как правило, на использовании либо нейронных сетей, либо классификаторов, которые обучаются, но только одному, двум или трем жестам — то есть ограниченному их числу. Я же сейчас работаю над алгоритмом, который позволит из видеопотока, поступающего с веб-камеры, сформировать модель человеческой руки на основе анатомии, то есть, степеней свободы костей, мышц и так далее. Это позволит мне проецировать объекты мира реального в объекты мира виртуального, цифрового. И уже на основе информации об этом объекте в цифровом мире получать данные о том, в каком положении находится рука — ближе, дальше, какие пальцы согнуты, какие разогнуты.
А.Э. — То есть, вы хотите оцифровать руку?
А.Л. — Да.
Е.П. — Мне кажется, это очень далеко идущие планы... Нет?
А.Л. — Почему? Всё вполне реально.
Е.П. — Валентина, расскажите, пожалуйста, патентование — это сложно, это реально? Сколько оно сейчас стоит?
В.З. — Конкретно патентованием этой разработки мы не занимались, потому что мы не патентоведы. Чтобы запатентовать ту или иную разработку, в институте существует патентно-лицензионный отдел. Если у ребят возникает необходимость запатентовать что-то, они могут обращаться в этот отдел за консультациями — им скажут, сколько будет стоить пошлина за регистрацию патента и какие документы нужны будут для его оформления.
Е.П. — Требуется много документов? В какое время всё это выливается?
В.З. — По-разному. Все зависит от сложности самой разработки: от полугода до года и больше. Нужно смотреть законодательство по патентованию, чтобы узнать сроки на регистрацию той или иной установки.
А.Э. — Патентный отдел МИЭТа подключается уже на стадии, когда разработчик приходит и говорит «Мне нужно получить патент», или еще на стадии экспертизы? Как я понимаю, может оказаться так, что деньги получены, разработка идет, доходит до патентования и оказывается, что её идея уже запатентована, она не новая...
В.З. — Это основной вопрос, который решают сами ребята.
А.Э. — Это их риск?
В.З. — Да. Если они хотят заниматься патентованием — имеет смысл уже на сегодняшнем этапе выяснять, сколько это займёт времени и сколько это будет стоить. Если ребята уверены в том, что они смогут сами заняться получением патента на свою разработку, они имеют полное право заниматься этим самостоятельно. Никто их ни к чему не обязывает и не ограничивает.
А.Э. — Александр, а деньги, которые вы получили или еще получите по программе «УМНИК» — вы собираетесь их использовать как грант, просто жить на них, или закупать оборудование, использовать их в самой разработке? Есть какие-то ограничения на то, как эти деньги расходуются?
В.З. — Это, наверное, больше вопрос ко мне. На самом деле, деньги, которые нам перечисляет фонд, мы перечисляем нашим «умникам». Они решают сами, как распорядиться этими средствами: могут тратить их себе на заработную плату, а могут на закупку комплектующих, необходимых при работе. Но для закупки оборудования это недостаточно большие средства.
А.Э. — Я к чему клоню — вот у Александра проект программный, не требующий использования какой-то сложной исследовательской аппаратуры, а у других ребят могут быть проекты «железные». И как раз им могут быть нужны, например, расходные материалы для проведения экспериментов. Как я понимаю, для Александра эти деньги — это его зарплата, он в более привилегированном положении, потому что у него расходная часть гораздо меньше. Этот вопрос как-то регулируется?
В.З. — А вот это как раз и начинается с того, что ребята должны вести свои разработки на базе кафедры, где уже есть все необходимое оборудование, или на базе организаций.
А.Э. — Понятно. Нужно «прислониться» к правильным людям, которые помогут.
В.З. — Не то чтобы прислониться. Всё-таки, те или иные научные идеи возникают не на пустом месте. Это может быть результат интеллектуального труда всей кафедры.
Е.П. — Победа проектов в отборе — это не только победа их авторов, но и всей кафедры, научных руководителей? А что они получают помимо престижа? Денег на покупку оборудования это им не дает?
В.З. — Нет. Финансирование даётся непосредственно «умникам», на их разработки. Но ребята сами должны вести свою научную деятельность, привносить новизну в ту или иную разработку, а деньги на дополнительное оборудование для кафедры или предприятий — это уже не наш вопрос. Дополнительное финансирование возможно из других источников. Мы этого вопроса не касаемся.
Е.П. — Роман, расскажите, пожалуйста, о вашем проекте.
Роман Морозов — Мой проект [«Разработка методов регенерации биологических тканей на основе нанотрубок» — Zelenograd.ru] — создание биосовместимых имплантов-нанокомпозитов на основе различных видов углеродных нанотрубок. Прямая их функция заключается в их возможности замещать хрящевую ткань. Уже были проведены испытания на ушном хряще кролика, которые подтвердили, что наш материал может быть искусственным имплантом. С его помощью возможно лечение таких болезней, как заячья губа и волчья пасть — при этом трещину в нёбе не сшивают, а просто замазывают нашим материалом, проводят лазерную сварку. Для этого нужны, конечно, еще испытания на токсичность.
Вторая часть нашего проекта — это электростимулируемый рост различных клеток на матрице из углеродных нанотрубок. До этого мы дошли из токсикологии, исследуя воздействие углеродных нанотрубок на различные биологические объекты. На самом деле, это тоже очень перспективная разработка, так как аналогов у неё нет, пока есть только рост клеток под действием электрического поля, но это несколько другое, это менее эффективно — там воздействие идет на все клетки одновременно, а у нас электрический ток протекает в каждой клетке отдельно.
Е.П. — Рост каких клеток имеется ввиду?
Р.М. — Остеобластов, кожного покрова. Из них можно будет создать искусственную кожу, искусственную нервную ткань — но это уже в будущем. А в ближайшее время более быстрый рост клеток и вирусов нужен для создания вакцин. Мы сейчас сотрудничаем с НИИ вирусологии.
Е.П. — С зеленоградским «Бинофармом» не сотрудничаете? Они же тоже занимаются вакцинами.
Р.М. — Нет.
Е.П. — К вам тот же вопрос, который был у нас к Александру — у вас есть намерение создать свою фирму? Я так понимаю, ваши разработки относятся к кафедре биомедицинских систем МИЭТа, а при ней ведь уже существуют какие-то фирмы...
Р.М. — Я по сей день отношусь к кафедре биомедицинских систем. Работаю в центре «Зондовой микроскопии и нанотехнологии», ЗМНТ. Там и собираюсь работать в качестве аспиранта. В будущем хотел бы создать свою фирму.
Е.П. — У вас есть команда или вы сами лично собираетесь этим заниматься?
Р.М. — Пока у меня команды нет. Я занимаюсь этими проектами с моим начальником по ЗМНТ, Иваном Ивановичем Бобринецким.
Е.П. — Скажите, сейчас есть закон 217 о создании малых инновационных предприятий при вузах — он вам в будущем может помочь в создании такого предприятия? Вы собираетесь использовать его возможности?
Р.М. — Я не знаком этим законом и достаточно слаб в юридических понятиях. Но, я думаю, что посмотрю, оценю, и тогда уже смогу говорить на эту тему.
В.З. — Этот закон позволяет создавать на базе институтов малые компании, которые занимаются коммерциализацией научных разработок самих институтов. Так что, я думаю, что если Роман будет создавать свою компанию, то она как раз будет подходить под
Е.П. — Такие компании в МИЭТе уже есть?
В.З. — В институте их пока немного, но опыт создания таких компаний есть. По результатам «Умника» мы пока не создавали такие компании, а первую очередь потому, что закон только недавно вышел, и не все «умники» знают о том, как это можно сделать и что из себя представляет этот закон.
Е.П. — Вы собираетесь их просвещать?
В.З. — Конечно, мы их оповещаем. Помимо того, что мы сопровождаем проекты по программе «У.М.Н.И.К.», мы оказываем различные консультационные услуги. Для умников они могут быть следующими: по оформлению патентов, по составлению бизнес-планов, по возможному поиску инвесторов, по созданию фирм, а когда идет создание фирмы, мы стараемся проконсультировать ребят, как это можно сделать, к каким юристам обратиться, чтобы им помогли зарегистрировать юридическое лицо. Есть и многие другие услуги, которые мы стараемся оказывать — всё зависит от того, какие вопросы нам задают «умники». Если у них есть потребность решить какую-то проблему — надо ее решить. Мы стараемся помогать.
Е.П. — Ребята, ваши проекты родились у вас по учебе? Может, сначала это была курсовая, потом тема диплома? Или это исследования вне учебных тем?
А.Л. — У меня это не совсем связано с моим дипломом бакалавра. Я искал тему для магистерского диплома и захотел сделать данный продукт. Обсудил это со своим научным руководителем, Ларисой Геннадьевной Гагариной. Она сказала, что идея довольно-таки интересная, и с ней можно поучаствовать в программе «Умник». С этого и пошла разработка, участие.
Е.П. — Значит, у Александра это будет темой магистерского диплома. Роман, а у вас?
Р.М. — У меня несколько сложнее получилось. Я работал в центре ЗМНТ на сканирующем зондовом микроскопе. Работал с такими материалами, как нанокомпозит, потом начал исследовать его структуру, начал этим интересоваться. Из-за проблем токсичности мы дошли до изучения углеродных нанотрубок и клеток. Возникла идея с электростимулярным ростом. То есть, учась на обычного инженера и интересуясь тем, что я исследую, у меня всё это переродилось в такую работу.
— Значит, у вас это к учебе не очень относится? Темой диплома этот проект не станет?
Р.М. — Нет, эта тема стала темой моего диплома специалиста.
Е.П. — Скажите, а среди студентов МИЭТ вы — выдающиеся люди? В ваших группах многие имеют такие же целеустремленные увлечения? Как сейчас с этим в институте?
Р.М. — В целом, я не считаю себя выдающимся человеком в группе. Я всегда защищал только те предметы, которые, скажем, мне нравились, а остальным уделял несколько меньше внимания. В каждой группе есть достаточное количество людей, которые имеют глобальные проекты, планы на жизнь. Все студенты имеют свою цель. Конечно, это не обязательно наука, это может быть и зарабатывание энного количества денег. Я думаю, к пятому курсу каждый себе четко выстроил жизненную политику.
Е.П. — Много тех, кто сейчас собирается идти дальше работать по полученной специальности?
А.Л. — Я не думаю, что практически все, но где-то полвина, может быть, процентов сорок, точно стремится реализовать себя именно в той профессии и специальности, которой учатся.
— МИЭТ нам много рассказывает о совместных учебных центрах, о центрах формирования компетенции — обычно это исходит от деканов факультетов. Хотелось бы послушать точку зрения студентов: эти возможности действительно много дают простым студентам? Или это возможности для таких ребят, как вы, достаточно целеустремленных, способных чем-то жертвовать для реализации себя в науке уже со студенческой скамьи?
В.З. — Я думаю, что они не очень знают про ЦФК в институте.
Р.М. — Просто не обо всех возможностях МИЭТа общественность широко информируется, проблема в этом. Программа «У.М.Н.И.К.», например, широко рекламировалась, — по всем экранам в первом корпусе и даже, по-моему, во время занятий, — поэтому имела достаточно большое количество участников. А по прочим разным проектам помощи института студентам в различных направлениях — нет такой масштабной рекламы.
— Их настолько много, что студенты, возможно, не обо всем знают?
Р.М. — Практически ни о чем не знают. Надо доносить до студентов эту информацию через профоргов, через старост, делать брошюры.
А.Л. — До меня такая информация доходила только через моего научного руководителя. Лариса Геннадьевна предлагала разные конференции, на которых можно выступить, программы, в которых можно поучаствовать. В рекламе, как сказал Роман, это освещено не было.
— Ну что ж, мы желаем успехов отделу инновационного развития МИЭТ в привлечении дальнейших «умников», чтобы их было побольше, и чтобы они больше знали о поддержке вуза.
В.З. — Спасибо, мы постараемся.
Елена Панасенко, Александр Эрлих