23 июня исполнилось 47 лет одному из ведущих зеленоградских предприятий, ОАО «Ангстрем». В студии Zelenograd.ru генеральный директор ОАО «Ангстрем» Валерий Дшхунян.

— Дата не круглая, поэтому дифирамбы петь не будем, но всё же давайте немного поговорим об истории, о прошлом. Вы возглавляли «Ангстрем» еще в советское время, с 1987 года. В каком тогда состоянии находилась отечественная электроника относительно мировых лидеров? Насколько велико было отставание тогда и к чему мы пришли сейчас?

— Если говорить об уровне, на котором мы были, надо понять, с кем мы себя сопоставляем. Если с такими крупными компаниями, как Intel, или теми, которые были на военном рынке — Rockwell, Texas и другие — то, конечно, это был один уровень. Что касается технологических возможностей, то по определенным продуктовым направлениям мы были явно в хорошей позиции, были конкурентоспособны. Тем более, в позиции микропроцессоров, которыми я активно занимался ещё не будучи директором. Это было хит-направление. Потому что оно по сути было создано на меже между радио- и электронной отраслями, вбирало в себя возможности и микроэлектроники, и системотехники. Здесь мы были практически на равных с точки зрения реальных продуктов.

Другое дело, что не было той массовости, которую за рубежом предопределял рынок. В основном ориентировались на военную технику, поэтому важно было создать изделие, которое должно было жить и работать, как говорится, в хорошем диапазоне, в соответствии с определенными требованиями, которые предъявляют к военной технике, и так далее.

Об этом периоде многие говорят. С 1983-84 года мы явно переживали кризис в этой области. Это был кризис, связанный, прежде всего, с отсутствием необходимых инвестиций. Я даже иногда думаю, что это может быть связано с проблемами, как ни странно, смены политической власти. Может быть, это повлияло. Я думаю, как положено, в Политбюро выходили люди, ответственные за электронику, но страна в целом переживала определенный кризис — явно инвестиций не хватало.

Поэтому очень важным моментом был 1987 год, когда сюда приехал первый человек в нашей стране — Горбачев. Он, как вы знаете, побывал в НИИ Точной Технологии и заводе «Ангстрем». Я тогда всего несколько дней был директором, и мне пришлось принимать всю эту команду. Это было важно, потому что в то время готовилось постановление по определенной революции микроэлектроники. Предполагались колоссальные инвестиции. Планировалось построить чуть ли не двадцать заводов по всей стране. Отдельно шло развитие Зеленограда, то есть, строительство второй части Зеленограда. Само постановление вышло в начале мая 1988 года. Оно настраивало на то, что у нас в стране должно что-то серьезно измениться в этом плане и тогда мы будем способны конкурировать с мировыми лидерами в этой отрасли.

— К чему мы пришли сейчас?

— Как вы помните, все пришло к тому, что вторая часть Зеленограда превратилась в жилой комплекс. Конечно, хорошо, что сюда переехали пенсионеры из Москвы — это было приятно. Но подобное использование явно не соответствовало духу постановления. Там предлагалось создать не заводской, а крупный научно-исследовательский комплекс, в котором должны были сосредоточиться электроники, приборостроение и радиопромышленность. Строилось оно как бы на троих. Каждое предприятие в «старом» Зеленограде должно было иметь свою точку в «новом» Зеленограде. У нас там должен был быть свой институт. Очень жалко, что этого не произошло. Я понимаю, сегодня может быть разное мнение о форме решения этих вопросов, но в целом это был бы очень серьезный шаг для микроэлектроники. Мы были на третьем месяце рождения, но произошел выкидыш.

— За прошедшие с тех пор годы, что было утеряно безвозвратно, чего особенно жалко? И что было приобретено, сделано, чем можно гордиться?

Предприятию в целом далеко до тех амбиций, которые были раньше. Надо отметить, что с начала 70-х годов коллектив воспитывался в духе необходимости быть номером один в нашей стране, в духе постоянной необходимости успеха. Было желание быть в первой десятке мировых лидеров.

С 1991 года мы остудили свои амбиции. Нам пришлось жить по правилам, которые задавала среда. Нам пришлось очень серьезно рассмотреть рынки. Если в прошлом они формировались государством, то в последнее время это происходило полуслучайным образом. Особенно в первое десятилетие до 2000 года — рынка практически в России не было. Поэтому нам пришлось ринуться на Юго-восток. Это был вынужденный, но полезный шаг. Это позволило нам оценить, что мы реально можем на рынке, с кем можем конкурировать. Мы почувствовали востребованность в Китае, который в то время только поднимался. Работая в Корее, Японии, Китае — в основном, в Юго-Восточной Азии, в меньшей степени в Европе, мы попытались найти себя: делали изделия, которые были нужны им. Изделия имели, прежде всего, бытовой характер: калькуляторы, часы, всевозможные схемы управления ЖК-индикаторами, батарейным питанием. Многое в современных мобильных телефонах — из наших продуктовых линий.

— Получилось так, что потеря — упрощение линейки продукции — стала приобретением, потому что за счет этого можно было выживать?

— Наверное, да. Мы делали то, что было востребовано, за что нам платили. В 2000 году мы были, наверное, самыми большими налогоплательщиками в Зеленограде. Я понимаю, что многие тогда просто не платили налоги, но мы были честны.

По сути, мы были первым предприятием в отрасли, в том числе, по объему экспорта, потому что у нас экспорт был главной составляющей. Это был наш успех. Но успех соответствовал существующим на тот момент реалиям. Мы зарабатывали деньги, имели возможность платить по тем временам нормальную зарплату, каким-то образом модернизировать свое производство. В какой-то мере государство нам помогало. Надо сказать, я благодарен той помощи, которую оказало Правительство Москвы. В определенное время получилось сдержать мощнейший, безудержный рост тарифов. Для того, чтобы платить, надо было брать кредиты, а если учесть процентные ставки, инфляцию... Это были сумасшедшие времена. Надо отдать должное Москве, которая сумела серьезно помочь.

— Давайте теперь поговорим о настоящем. Я смотрел отчет ОАО «Ангстрем» за первый квартал 2010 года. Размер выручки сопоставим с тем, что было в первом квартале 2009 года. С другой стороны — гигантское падение прибыли. То есть куда-то заработанные деньги потратили. Куда?

— Убыток есть на самом деле, но он, скорее, технический. Предприятие выправит эту ситуацию в ближайшие два квартала.

— Каково в целом финансовое состояние?

— В целом вполне нормально. Я не скажу, что все прекрасно. Нормально — удерживаемо, управляемо. В этом смысле я не вижу никаких сверхбольших проблем. Чтобы не было каких-то иллюзий, я хочу, чтобы вы понимали — «Ангстрем» живет максимально жестко. И какой-то активной помощи государства здесь нет.

— Жестко, то есть экономно?

— Да. В середине 2008 года, когда была достаточно опасная экономическая ситуация и мы могли скатиться в очень сложную финансовую позицию, мы сформировали антикризисную программу. Хотя кризиса даже не было — он был на предприятии. В ее рамках мы оценили все свои возможности и результат есть.

В 2009 году мы снизили энергозатраты примерно на 15-20% в количественном выражении. Мы смогли удержать зарплату. Мы даже официально пошли на сокращение. Другие, может, скрывали этот процесс, но мы решили быть честными — мы сказали, что нам придётся сократить. Но это не было сокращением — это была реорганизация предприятия, реорганизация производства. Мы закрыли некоторые продуктовые линейки, которые явно уже перешли в позицию убытка. Пересмотр — это всегда достаточно длительный процесс, это не происходит мгновенно. Но мы реконструировали само производство, модернизировали энергетику.

2009 год я считаю одним из самых успешных за последнее пятилетие. Мы увеличили объем выручки на 36% — это редкий случай. По-моему, ни одно предприятие в отрасли не сумело достичь таких же результатов. Увеличили экспорт вполне прилично. Мы довольны 2009-м годом. Другое дело, что еще не все сделали. И это как раз задачи 2010 года.

— Вы упомянули о модернизации. У вас есть программа модернизации, которая называется «Ангстрем+». Запланировано сократить сроки реализации этой программы с семи лет до двух, завершить все уже в следующем, 2011 году. За счет чего возможно такое ускорение?

— В конце 2008 года мы оценили свой потенциал на рынке и перестроили свою стратегию. Стратегия была связана со снижением издержек, реорганизацией, с изменением своих позиций на рынке, с развитием. Мы реально видим в чём мы сильны, и в чём можем быть предприятием номер один на нашей «старой территории» (я всегда учитываю и возможности Белоруссии в этом плане — там есть достаточно крупный комплекс «Интеграл»). Мы решили, что способны стать предприятием номер один в области экстремальной электроники.

Экстремальная электроника — это электроника, которая имеет возможность работать в особых климатических условиях, при особых внешних воздействиях. Это не значит, что молотком можно стукнуть. В основном, это продукция для космического приборостроения, для систем, где требуются сверхвысокие или сверхжесткие требования с точки зрения климатики, радиационной стойкости. Вот здесь мы способны быть лидером и уже сегодня занимаем близкие позиции. Но, чтобы стать успешным лидером, с учётом того, что развивается производство в других точках, мы выстроили стратегию развития. Именно эта стратегия развития получила название «Ангстрем+».

Мы планировали запустить этот проект с 1 января этого года, в итоге, запускаем на полгода позже. Это не связано с нашими проблемами. Это связано с тем, что проект инвестировался из двух точек: за счёт собственных средств и средств акционеров с одной стороны и, с другой стороны — государством. В связи с тем, что в государстве только сейчас есть некая определённость, нам пришлось сдвинуть это решение на полгода.

Но конечные сроки мы не срываем. Мы намерены к концу 2011 года (надеюсь, этот срок у нас не сорвется) построить производство и получить первый результат. А 2012 год будет посвящен выходу на хорошие рыночные позиции. Тогда мы подтвердим, что способны нормально заниматься этим делом.

— В итоге цель программы модернизаци, как я понял, стать номером один, или, по крайней мере, попасть в число лидеров на узком рынке экстремальной электроники.

— Да, абсолютно правильно. Что касается узости рынка — для лидера он достаточный, но много предприятий на нём не сумеют существовать.

— Как раз о конкуренции и о большом количестве предприятий. В том же самом отчете вы сами признаете, цитирую, что «сроки разработки и освоения используемой продукции на предприятии недопустимо большие». При этом усиливается конкуренция, усиливаются требования заказчиков к срокам и качеству продукции. Как можно разрешить весь этот клубок проблем?

— Я не знаю, откуда взята эта фраза...

— Отчет ОАО «Ангстрем» за первый квартал 2010 года.

— Серьезно?

— Да.

— Я думаю, это некая самокритика. И это правильно, без нее-то невозможно. Конечно, я считаю, что мы способны делать значительно быстрее. В этом все правильно. Надо стремиться быстрее выходить на рынки. Это является «ахиллесовой пятой» практически всех предприятий, работающих в нашей стране. Мы должны быть не менее мобильны, чем наши конкуренты. Но это не значит, что мы отстаем от наших российских партнеров. Мы отстаем от темпов Китая, Японии, Кореи. В том регионе все делается значительно быстрее.

— По данным того же отчёта, сейчас внутренний рынок на 90% занят европейскими, азиатскими, американскими производителями. Доля «Ангстрема» — 2%. В одном из интервью несколько лет назад вы, говоря об усилиях государства, сказали, что все существующие программы в области электроники — это не программы развития, а программы распределения ресурсов. Как вы сейчас оцениваете усилия государства по поддержке, развитию отрасли? Вы сказали, что это как раз та составляющая, которой сейчас не хватает, что есть неопределенность.

— Это верно. У меня был перерыв в четыре года и сейчас я вижу, что государство более активно включилось, появилось осознание проблем в области микроэлектроники. И слава богу. Мне кажется, это осознание позволит сделать более рациональные шаги, чем были в прошлом. Достаточно неплохие инвестиции будут в этой области через Министерство промышленности и торговли. Я не знаю, какая доля будет конкретно у «Ангстрема», но она будет приличной. Но, конечно, от государства кроме инвестиционной поддержки, важна поддержка с точки зрения формирования рынка. Государство — один из главных участников формирования рынка. Государство должно давать определенные преференции, мотивировать людей на появление определенных рыночных возможностей. В этом смысле программа должна быть рассчитана, прежде всего, на этот процесс.

— То есть в первую очередь, государство должно заниматься не инвестициями, а защитой рынка?

— Нет, оно должна заниматься и инвестициями. И не впрямую защитой... Формирование рынка в какой-то мере — это и подача сопутствующих сигналов, которые позволяют туда идти. Ведь микроэлектроника сама по себе не является продуктом, она является составляющей частью продукта. Должны появиться продукты, востребованные этим рынком. И тогда автоматически за этим продуктом пойдет их составляющая — интегральные схемы. Волей-неволей мы связаны со спросом на те продукты, которые можно выстроить из наших изделий.

— Это должен быть внутренний спрос, или государство должно стимулировать экспорт?

— Прежде всего, внутренний спрос. А как государство может стимулировать экспорт? Никак практически.

— Когда говорят о проблемах отечественной электроники, и всего высокотехнологичного сектора в целом, чаще мы слышим не то, что не получилась какая-то разработка, или что не удалось запустить в серию новый продукт. Мы слышим о проблемах с таможней и налогами, о доступности ресурсов, об административных барьерах и так далее. При этом мы видим на примере некоторых проектов, например, пресловутого Сколково, что все проблемы можно решать очень быстро, буквально за считанные месяцы. Давайте пофантазируем и представим, что все проблемы сняты, есть полное понимание государством, что нужно рынку и политическая воля такая же, как в Сколково. Чего могла бы достичь российская электроника, российский хай-тек, в условиях максимально благоприятствования, максимально правильных мер со стороны государства?

— Все равно, вопрос номер один — это рынок.

— К чему можем прийти, если завтра у нас все отлично со стороны государства?

— Что значит отлично?

— Значит вы приходите с определенной просьбой и через неделю ваша проблема решена. Например, вы говорите: «Нам нужны фиксированные тарифы на энергоресурсы на пять лет». — Сделано. «Нам нужно освобождение от НДС». — Сделано. «Нам нужно такое-то таможенное регулирование». — Сделано.

— Я думаю, это естественно помогло бы решить многие вопросы.

— К чему бы вы могли прийти?

— Все равно не скажу, что это максимально существенные вопросы. Микроэлектроника все равно идет в целой команде с кем-то. Она идет с товарами, которые востребованы на рынке. Вот что сегодня востребовано на нашем рынке с точки зрения хай-тека?

— Телефоны, бытовые приборы.

— Мобильный телефон, компьютеры. Возьмем то, что натворил Apple. Мы намерены конкурировать с ними в этом? Думаю, нет. Потому что мобильные телефоны в той же самой Европе и Америке производятся, в основном, в Китае.

— Вы говорили, что в каждом телефоне есть какой-то чип «Ангстрема». Пусть будет пять чипов «Ангстрема».

— Да, но где эти чипы будут? Они будут в Китае, потому что там делают этот прибор. И, наверное, правильно, что делают в Китае. Потому что Китай умеет делать подобные приборы максимально экономно, в том числе у них психология соответствующая, надо отдать им должное. Психология управляет мотивацией. Они умеют зарабатывать копейку на рубле и считают это достаточным. Я не знаю, кто умеет так мощно считать и управлять этим процессом, как китайцы. Я с ними поработал 15 лет, они — такие. Мы, наверное, другие. Мобильные телефоны нет смысла делать у нас. Я думаю, вряд ли у нас найдутся сегодня люди, которые захотят перенести Apple в Россию. Ведь Apple это ещё и лидер — Стив Джобс, человек, который сделал эту фирму. Есть аналогичные фирмы, но именно он достиг успеха.

Я не думаю, что в Россию надо переносить какие-то аналоги. У нас должны быть свои лидирующие товары, в которых мы видим интересы страны. Прежде всего, я считаю, что это интересы безопасности страны. Не только оборона, это проблемы границы, безопасности жителей. Таких товаров, в которых можно найти себя, свое применение, можно придумать достаточно много.

Это простые вещи. Социальные карты, о которых говорят уже очень-очень много. А почему бы не включить этот процесс? Социальные карты создали бы рынок для хорошего полупроводникового завода, загрузили бы его. Но у нас же это не делается. Те же самые идентификационные удостоверения. Они в разных стилях бывают: связанные с лицами, которые несут воинскую службу, с лицами обычными, с границей и так далее. Да с тем же самым миграционным удостоверением. Мы начали вместе с Москвой проект «Миграционные карты». Сделали 100,000 штук. Положили на полку, но дальше никуда не пошло. Жалко.

— Почему? Административные барьеры? Несогласованность?

— По всей вероятности, сначала Москва запустила проект. Каким-то образом получилось, что дальше кто-то остановил. Не знаю.

— Как раз если этих «кого-то» убрать из процесса, то...

— Мы понимаем, что это надо, что миграция — это проблема. Мы понимаем, что удостоверять мигрантов надо. Для них надо тоже создать определенный комфорт с точки зрения соцобеспечения и так далее. Миграционная карта могла бы решить эту проблему. И она также могла загрузить полупроводниковый завод. Причем то, что мы сделали, вполне конкурентно.

Смотрите, Китай запускает крупные проекты: например, проект собственного софта, который должен конкурировать с Microsoft, считая в этом их безопасность. Он продвигает крупные проекты, связанные с идентификацией личности. И он сделает это. Понятно, что их миллиард человек и вот это — крупнейший рынок.

У нас крупнейший рынок — это наши дороги. Большущая страна с громадной протяженностью. Электроника — это же эффективность. Мы можем сделать дороги эффективными...

— Сначала нужно, чтобы там асфальт был хороший.

— Я понимаю... Нужно все вместе. Главное, всё это вместе создаёт коллосальные рынки. Это те рынки, которые привлекают инвестиции и тех людей, кто хочет зарабатывать деньги. Туда пойдут коммерсанты...

Задача государства запустить процесс, создать стартовый спрос, мотив создать, показать, что это интересно государству. Люди пойдут вкладываться, если поймут, что есть поддержка государства, есть возможность заработать.

Преференции дадут эффект. Они что-то где-то ускорит, но по-крупному это не создаст необходимые рынки сбыта. Сегодня мы все страдаем от отсутствия этого рынка. А так туда бы ринулись те, кому нужны мы, с нашими «головами», с нашими технологическими возможностями. Влили бы деньги, в том числе, и в недостроенные заводы. Процесс пошел бы.

— Вы сказали, что китайцы зарабатывают на рубле копейку и довольны. Так, может быть, нам перенести всё производство в Китай? Оставить себе пару заводов для оборонной промышленности, а сосредоточиться, к примеру, на НИОКР, на более прибыльных вещах.

— Это уже сейчас происходит и без нас, автоматически. Европа перенесла в Китай все свои фабрики. Между тем, швейцарцы оставили у себя то, в чем они сильны — точное машиностроение, медицина (я был и смотрел) — все это у них при политехническом университете.

В тех задачах, где мы неконкурентны — это правильно. Не надо говорить, как в советское время, что все мощности должны быть сосредоточены здесь и только здесь. Нет, конечно. Но в то же время надо понимать, что сила микроэлектроники в том, что охватывается весь цикл производства. Почему я говорю об экстремальной электронике? Потому что здесь много физики. Здесь много людей, которые должны понимать физику полупроводников, физику твердого тела. У нас все-таки определенный задел существует, в том числе, и в Академии наук существует еще пока. Есть люди любопытные, которые работают в этой области. А вот там как раз попытаться добиться работы приборов в таких-то условиях — вот это наше. Этот рынок должен остаться за нами. Зачем его кому-то отдавать?

— Это как раз те самые узкие ниши...

— Они может не узкие, они массовые. Зачем социальную карту отдавать, если можем весь бизнес сосредоточить здесь? Надо просто увидеть. Конечно, те продукты, которые лучше всего умеют делать китайцы, нечего повторять. С этим я согласен.

— Вы сказали о людях, о кадрах. Как у «Ангстрема» с кадрами? Насколько сильно давление конкурентов с более высокими зарплатами? Удовлетворены ли вы уровнем выпускников профильных вузов, того же МИЭТа, которые сейчас к вам приходят?

— Пока еще в «Ангстреме» есть хорошая технологическая команда, которая понимает, что такое производить микроэлектронные изделия, как этим процессом управлять, как решать технологические проблемы. Тому уровню изделий, что мы делаем, эта команда вполне соответствует.

Будет ли так в будущем? Не уверен. Как вы понимаете, все может измениться. Ну и стареет команда. Приходят молодые люди, работают до определенного времени. Конечно, как только появляется возможность уйти на более высокую зарплату — уходят. Хотя есть люди, которые готовы ради дела удерживаться не на том уровнее зарплаты, которой, возможно, они реально достойны.

Кадровые проблемы, конечно, существует, это не секрет. И у нас существует эта проблема. Я не буду говорить, что все прекрасно. Ничего прекрасного нет. Кадрами в области микроэлектроники надо заниматься.

— Вопрос по проекту «Ангстрем-Т», который больше всего интересует наших слушателей и читателей, я Валерию Леонидовичу не задавал, потому что он этим вопросом не занимается. Он гендиректор ОАО «Ангстрем», а по «Ангстрем-Т» есть свой руководитель, которого мы приглашаем к нам в студию. Приходите и рассказывайте о ситуации по этому самому, наверное, известному проекту «Ангстрема».

А мы говорили о заводе «Ангстрем», об ОАО «Ангстрем», которому на днях исполнилось уже 47 лет. Говорили о его прошлом, настоящем и будущем с гендиректором Валерием Дшхуняном.

Александр Эрлих