В ноябре 1919 года из Покровского мужского лагеря, устроенного большевиками в Москве в бывшем особняке Морозова, на станцию Крюково перевели группу из 49 заключенных — «социально чуждых элементов» (дворян, банкиров, купцов, жандармов), «вооруженных» топорами и пилами. Им надлежало заготовливать дрова в Чашниково — в имении, отобранном у дворян Спечинских. Место выбрали не случайно: близость к железной дороге, опустевшая усадьба, где можно разместить зэков и охрану, и кормить их всех, обменивая у зажиточных крестьян на продукты часть дров.

11 декабря 1919 года комендант лагеря Адамович послал начальству первый доклад о заготовке и отправке в Москву 108 сажен дров. С этого дня начался отсчет истории Крюковской колонии. Установили эту дату в 2004 году специалисты Зеленоградского музея по просьбе администрация исправительного учреждения.

Крюковская колония — самая старая в Москве и единственная до сих пор действующая из тех, что были созданы советской властью в первые годы революции. 17 мая 1921 года «Лагерь Крюковского производственного района» был включен в «Список московских имеющихся на 1921 год лагерей», сообщает историк международного общества «Мемориал» Евгений Натаров. Командовал Крюковским районом комендант Василий Котлов.

К концу 1922 года все места лишения свободы (кроме лагерей ГПУ) объединили в систему, которой руководило Главное управление мест заключения (ГУМЗ). А 30 ноября Крюковский лагерь был преобразован в сельскохозяйственную колонию и переведен на территорию бывших кирпичных заводов Рахманова и Егорова. Страна вступала в эпоху социалистического строительства — каждый кирпич был на счету. Приходилось срочно налаживать производство.

Учитывая близость к столице, лагерный контингент избавили от «элементов», угрожавших новому строю. Крюковский лагерь стал рабоче-крестьянским, и был рассчитан на 600 «штатных мест». Но реальная численность заключенных в нем сильно колебалась: в иные месяцы здесь бывала без малого тысяча зэков, в другие — не дотягивала и до полутора сотен.

За что же «сидели»? Главным образом за «простые кражи» и «другие имущественные преступления», за злоупотребление властью и «нарушение правил охраны народного здоровья». Но самая «массовая» статья именовалась туманно: «другие преступления против личности».

«В Советской России нет тюрем… Есть места заключения, где трудом искупаются преступления, где каждый выбирает работу, которая ему по сердцу, — писал в 20-х годах журнал «Огонёк» в очерке, посвященном Крюковской колонии. По версии издания, «колонии представляют из себя места лишения свободы, где нет решеток, нет замков, нет оград; где надзиратели в до смешного незначительном количестве, надзирают не за лишенными свободы, а охраняют имущество колонии».

Действительно лагеря 20-х годов, открытые рядом с заводами, переименовали в колонии. К 1923 году колонией в обиходе стал называться и Крюковский лагерь. Официально же он оставался «Крюковским производственным отделением Таганской тюрьмы».

Нарисованную «Огоньком» благостную картину, уточняет справка 1924 года об охране колонии, где говорится, что она «окарауливается» 12-ю внешними постами Московского конвойного полка, тремя внутренними и 24 внешними надзирательскими постами.

Основу производственной базы Крюковской колонии составляли три кирпичных завода, отобранные у прежних владельцев — купца Ивана Рахманова, Ивана Егорова и Дмитрия Романова. Бывший завод Рахманова стоял вблизи станции, у самой железной дороги. Завод, принадлежавший до революции Романову, был в Александровке, а завод Егорова — возле деревни Малино. Теперь на них работали зэки. Хотя по признанию лагерного начальства в первые годы приходилось «пользоваться трудом свободных рабочих, для того чтобы они подавали пример не особенно расположенным к труду лишенным свободы».

Чтобы топить заводские печи, требовался торф, который и прежде добывали в болотах у деревни Малино. В 1922-м комендант лагеря запросил в главном управлении принудработ «мандат на право принятия лагерем болота» (то есть на добычу торфа) и получил его. Отныне месторождение стало называться Крюковской торфоразработкой.

«Работа по сердцу» в Крюковском лагере выглядела так. «Рабочий день с 7 утра до 7 вечера с 2-х часовым перерывом на обед. Лишние два часа работы допущены по соглашению с профсоюзом», говорится в докладе комиссии ГУМЗ, проверявшей Крюковский лагерь в 1923 году.

Заключенные делали кирпич. За норму была принята подвозка 1150 штук сырца на человека в день. Отношение к производственной программе было строгим. Когда в августе 1923 года крюковский завод временно приостановил работы, поскольку директор Котлов счёл, что кирпич сырец не успеет обсохнуть до наступления морозов, комиссия ГУМЗ решила, что «работы были приостановлены без достаточных причин» и провинившемуся директору изрядно влетело.

При этом крюковские кирпичи выходили «золотыми». В 1923 году «минимальная стоимость 100 обожженных кирпичей — 50 золотых рублей» — сообщала комиссия ГУМЗ. Начальство колонии оправдывалось, объясняя дороговизну расходами на аренду заводов. Кирпичные заводы не подчинялись ни колонии, ни Управлению лагерей. Бывшие заводы Рахманова и Романова были арендованы у Московского и Высшего совнархозов. А завод Егорова — у Центросоюза.

Кроме того, руководство лагеря жаловалось, что многие зэки отлынивают от работы или слишком слабы, чтоб трудиться, а это, мол, составляет «чувствительную надбавку к себестоимости кирпича».

После работы сидельцы отправлялись в бараки, осмотр которых, по признанию комиссии ГУМЗ «произвел весьма невыгодное впечатление. Помещения внутри почернели от копоти, много выбитых стекол, постельные принадлежности грязны и, видимо редко меняются».

Производство кирпича и добыча торфа — дело сезонное. Глиняный кирпич требует просушки, потому его делают с мая по сентябрь, торф зимой тоже не добывают. А тюремная система, по замыслу, должна была не только сама себя обеспечивать, но и способствовать экономическому росту Страны Советов. Чтобы использовать труд заключенных и зимой, в 20-х годах в колонии организовали внесезонное производство: восстановили лесопильный завод и мельницу, выстроили мыловаренный завод. Кроме того в лагере имелись свои мастерские: слесарня, швейная, плотницкая, сапожная, кузница.

В мае 1924 года Крюковский лагерь из ведения Таганской тюрьмы перешел в ведомство Сокольнического исправтруддома и теперь стал именоваться Крюковской фабрично-трудовой колонией.

«Фабрично-трудовая колония в Крюкове — единственная в РСФСР, состоящая на строгом хозрасчете, имеет три кирпичных завода, мельницу и электростанцию, — рассказывал „Огонек“ весной 1925 года, представляя образцово-показательное учреждение. — Она не только не получает никакой субсидии от государства, но, наоборот, отчислила в истекшем операционном году значительную сумму денег, до 35% прибыли, Главному управлению местами заключения».

О том, какими силами достигались такие успехи, в «Огоньке» не сообщалось. Еще бы! Ведь Крюковская колония, рассчитанная теперь на 150 штатных единиц (столько человек могло работать на одном заводе), в кирпично-торфяные сезоны 1924 и 1925 годов «далеко ушла от нормы, и количество содержащихся заключенных доходило до 993 человек», говорится в очередном докладе ГУМЗ. Контингент пополнялся за счет переполненного Таганского дома заключения.

Поскольку расчёт власти на высокую производительность труда зэков не оправдался, тюремное руководство всячески пыталось стимулировать заключенных.

В качестве поощрения «лишенные свободы получают свежую и сытную пищу при двух фунтах хлеба в день, а на наиболее тяжелых работах усиленную порцию хлеба до трех с половиной фунтов, — сообщал «Огонёк». Кроме того начальство выдвигало самых усердных на посты старших работников и десятников.

Однако куда больший эффект приносило «солидное количество дисциплинарных мер», не считая выговоров и порицаний. За отказ от работ, агитацию среди заключенных, систематические отлучки и оскорбление надзора отправляли «на изоляцию в отдельную камеру».

В то же время реклама Крюковской фабрично-трудовой колонии, опубликованная в «Огоньке», уверяла, что кирпичные, лесопильный и мыловаренный заводы, а также мельница «вырабатывают продукцию лучшего качества».

Но не пайкой единой и карцером жил Крюковский лагерь в те годы. «В колонии имеется библиотека, уголок Ленина и клуб-театр», — писал «Огонек», упоминая о восьми спектаклях, поставленных заключенными за три месяца, причём женские роли в них играли жены и дочери лагерной администрации. На премьеру собирались не только зэки, но и крестьяне из окрестных деревень.

«Из внешкольной работы надо отметить политкружок (24 человека), хоровой кружок (18-25 человек), драмкружок (15), шашечный кружок (9), стенгазета (2 номера) и читку газет» — добавляла Комиссия ГУМЗ.

Ни заводы, ни лагерь в середине 20-х годов не были огорожены, поэтому «образцово-показательные» зэки свободно разгуливали по округе большими компаниями, терроризируя население Крюковского, Сходненского и Поваровского районов. Местные жители жаловались лагерному начальству и в милицию, но помощи не добились. Доведенные до отчаяния в мае 1927-го, они обратились в «Рабочую газету», рассказав, что дачная местность вокруг станции Крюково превратилась в отделение Таганской и Бутырской тюрьмы.

«В пьяном виде заключенные шатаются по деревням, творят разные бесчинства, разгоняют деревенскую молодежь, врываются в школы, нападают на девушек» — жаловались крюковчане, добавляя, что люди запуганы, из дома не выходят, не выставляют вторых рам, на ночь закрывают глухие ставни и строят баррикады для защиты от нападения. По словам авторов, все дачники избегают Крюковского района — дачи в Крюкове и Сходненском несмотря на дешевизну все лето пустуют.

В конце письма говорилось, что «измученное крестьянство» намерено обратиться в печать и послать своих ходоков к «всесоюзному старосте» Михаилу Ивановичу Калинину «с просьбой о защите мирного труда».

Этот «крик души» крюковчан «Рабочая газета» печатать не стала. Однако вопрос о ликвидации Крюковской колонии был поставлен перед Советом народных комиссаров, который это ходатайство… отклонил. По мнению историка Евгения Натарова, сохранение колонии было обосновано ее исключительным производственным значением. Иными словами, стране нужен был кирпич, торф, лес.

К тому же подоспело постановление ВЦИК РСФСР о передаче кирпичных заводов НКВД. Да и в устройство колонии было вложено немало средств: в оборудование лесопильни, мыловарни, кирпичных заводов, в открытие типографии и токарной мастерской по металлу. Наконец в капитальные постройки для размещения заключённых, с расчетом на круглогодичную работу.

«В настоящее время колония занимает трудом в зимний период до 800 человек, а в производственный (май — октябрь) до 3200 человек» — сообщало ГУМЗ. И приводило следующие цифры: общая производительность колонии повышена с 3 до 15 миллионов штук кирпичей в год.

Однако с хулиганством и бесчинствами заключенных надо было что-то делать. И в сентябре 1927 года администрация Крюковской колонии отчиталась в принятых мерах: «В каждую колонию назначен учитель-воспитатель, куплен киноаппарат. Меры борьбы с пьянством среди заключенных приняты путем выставления патрулей в районе винных лавок и на вокзалах».

Кроме того, после визита в Сокольнический исправтруддом в августе 1927 года иностранных журналистов из Японии и Англии, а также высокопоставленных лиц из Берлина и Гамбурга, заключенных стали лучше кормить. В день им выдавали 1200 грамм хлеба, 800 картофеля, 300 мяса, 250 крупы, 70 масла, 18 сахара.

В 1930 году ГУМЗ преобразовали в Главное управление лагерей (ГУЛАГ), которое полностью перешло в подчинение НКВД. В ноябре 1930 года приказом по ГУЛАГу фабрично-трудовую колонию в Крюкове превратили в отдельный лагерный пункт, но в обиходе называли иначе: исправительно-трудовая колония (ИТК).

Какова была Крюковская ИТК в начале 30-х, описано в книге немецкой писательницы Елены Кербер «Как Советская Россия борется с преступностью», изданной в 1933 году. Конечно, подобные издания доверия не вызывают, но нейтральные факты вполне достоверны.

Летом 1932 года Кребер прибыла на станцию Крюково и стала искать экипаж, чтоб ехать в колонию. Но оказалось, это не нужно. Ей показали дома против станции: «Вот она, колония!» Автора поразило, что колония рядом с железной дорогой, и в ней всего 12 надзирателей на 1117 заключенных. Начальник колонии объяснил гостье, что кирпичный завод стоит при станции для сокращения расходов на транспорт: «Мы грузим вагоны прямо со двора завода».

На вопрос: «Не грузится ли заодно и кое-кто из лишенных свободы?» последовал невозмутимый ответ: «Да ему этого совсем и не нужно. Он носит обыкновенную одежду, как все люди, и может беспрепятственно сесть в пассажирский вагон». Тем не менее, по словам начальника колонии, побегов было немного, так что число надзирателей планировали сократить до четырех.

Кребер показали производство: «Это самый обыкновенный кирпичный завод, — пишет она. — Люди работают над прессовкой, над формовкой, у печи, за погрузкой». Побывала она и в жилых бараках: «В спальнях переполнение. В одном помещении 120 коек стоят тесно одна возле другой. Лишенные свободы, вернувшись с работы, растянулись и спят одетые. Некоторые просунули головы под одеяла, защищаясь от мух».

Начальник признал, что «обстановка неважная», но заверил, что свой досуг заключенные проводят лучше. «Минут через десять мы перед большим озером, — повествует Кребер. — Кругом сосновый лес. Лишенные свободы купаются, валяются на лугу, греясь на солнце, или читают».

За какие же преступления попадали в Крюковскую колонию в 30-х? Согласно списку, полученному Кребер в лагерной канцелярии, самыми «массовыми» статьями были:

• бездействие власти — 226 человек,
• отказ от выполнения повинностей и общегосударственных заданий — 142 человека,
• присвоение или растрата государственного или общественного имущества — 125 человек,
• кражи — 111 человек,
• хулиганство — 101 человек.

По словам начальника, большинство заключенных было приговорено на срок до трёх лет.

В 1935-м в Крюковской колонии числились два производства — кирпичное и фасовочное, а их продукция считалась низкокачественной. Тем не менее, вплоть до июня 1941-го учреждение продолжало выпускать кирпич по договору с Московским Госсторойтрестом №1. Кроме того, заключенные фасовали хлорку, но в 1937-м производство по расфасовке хлорной извести закрыли, и стали делать консервные банки и жестяные крышки для бутылок — так называемые кроненкорки или кронен-пробки. «Металлообработка и штамповочное производство» в Крюковской колонии также существовали вплоть до войны.

В июне 1941-го в колонии «сидело» около тысячи человек, а кроме того здесь находился еще «переменный контингент» из числа «врагов народа» — их готовили к отправке в северные лагеря. С началом боев, часть из них перевели в глубокий тыл, а других — условно освобожденных — направили в штрафбаты на фронт. Когда фашисты вплотную подошли к Москве, около пятисот оставшихся в лагере зэков и часть сотрудников, послали сооружать заградительные рубежи на волоколамском, ленинградском и ржевском направлениях. Их дальнейшая судьба неизвестна.

Поскольку через Крюково проходила линия фронта, осенью и зимой 1941 года Крюковская колония была закрыта. Вновь ее открыли к осени 1942-го.

Некогда принадлежавший купцу Рахманову кирпичный завод возле железнодорожной станции, на котором до войны работали заключенные, в ходе боев за Крюково был разрушен до основания. Уцелела частично лишь труба.

В документальном фильме о 8-ой гвардейской дивизии, выпущенном в 1943 году, генерал-майор Ревякин рассказывает: «Вот здесь труба кирпичного завода. На этой трубе сидел немецкий наблюдатель. Наша артиллерия прямым попаданием снесла верхушку этой трубы, и этому немецкому наблюдателю сделали-таки трубу!»

На восстановленном производстве наладили выпуск боеприпасов: комплектующих для стрелкового оружия, средств инженерного заграждения, оболочек и болванок для гранат, мин и снарядов. Одну из болванок 122-мм снаряда нашли в колонии в 2006 году во время земляных работ.

«В московском ГУЛАГе запалы и гранаты производили в колониях на Шаболовке и в Крюкове, на заводах, выпускавших прежде консервные банки. Граната РГ-42 — это, по сути, и есть консервная банка с зарядом» — вспоминал в книге «Записки Берии» начальник ГУЛАГа Наседкин. Однако производство в Крюково было налажено из рук вон худо. «ИТК №3 даёт фронту брак, з/к работают плохо» — констатировало собрание партячейки в октябре 1942-го.

В 1943 году производство расширили: стали выпускать унифицированные запалы для ручных гранат (УЗРГ) а также запалы для фугасных бомб и авиабомб ФАБ-500 (сами авиабомбы делали на Карачаровском заводе). Но и тут дела пошли не лучше. После ревизии в 1943 году комиссия сообщила, что потери от брака в Крюковской колонии составили 188 тысяч рублей. Причем ревизоры были возмущены тем, что «громадные потери от брака списаны на себестоимость вместо взыскания с бракоделов». Управление лагерей сделало оргвыводы: руководство лагеря сменили, после чего «ситуация с выполнением плана резко улучшилась».

Часть з/к, срок которых шёл к концу, регулярно отправляли на фронт в штрафбаты.

В 1944 году Управление исправительно-трудовых лагерей и колоний управления МВД по Московской области выпустило фотоальбом «Трудовая жизнь заключенных». В нем есть несколько фотографий, сделанных в Крюковской колонии. На них заключенные режут жесть, собирают и упаковывают ручные гранаты.

В это время в Крюкове работали гальванический, травильный, проволочный, прессовой и ремонтно-механические цеха. В планах руководства колонии было «установить оборудование по выпуску ширпотреба».

После войны в апреле 1946-го, Крюковский отдельный лагерный пункт преобразовали в ИТК №2. Крюковская колония переключилась на выпуск товаров народного потребления: кастрюль, ложек, сковород, бидонов, кружек, чайников и чугунов, дверных замков и жестяных банок для чая, гуталина, красок. Выпускали черепицу, чаши для весов, детали елочных украшений, подставки для кастрюль, детскую посуду.

Несмотря на острую нехватку ширпотреба в стране, далеко не все изделия Крюковской колонии, находили сбыт. Например, детская посуда. В июне 1949-го начальство лагеря жаловалось: «реализовать ее невозможно, несмотря на то, что мы сделали скидку 50%. А продукцию покупатель не берёт, заявляя, что если откроются детские лагеря, то мы тогда может закупим».

В начале 50-х годов в колонии освоили производство приборных циферблатов, автомотознаков («номеров») и стали выпускать масляные фильтры для автомобилей «Москвич». Производство в колонии было «грязным», оно угрожало здоровью заключенных и жителей посёлка, загрязняло воду, попадавшую в питьевые колодцы и воздух в рабочих цехах, особенно в травильном отделении, где скапливалось много вредных газов. Ещё осенью 1949-го на партсобрании говорили, что «нужно немедленно делать нагнетательную вентиляцию», однако, к 1951 году очередная проверка выявила, что «воз и ныне там».

Кроме того промышленные и хозяйственные стоки из Крюковской колонии загрязняли территорию вдоль железной дороги. Сточные воды образовали болото, а оттуда стекали в пруд «Водокачка» близ колонии — в прошлом оттуда брали воду для заправки паровозов. Теперь этот водоём называется Школьным озером.

Несмотря на все недостатки: вредные условия труда и отсутствие канализации, Крюковская колония была на самом высоком уровне признана «находящейся в хорошем состоянии» и годной для показа влиятельному британскому деятелю.

В сентябре 1950-го Председатель Внешнеполитической Комиссии ЦК ВКП(б) Григорьян сообщил Сталину: «Находящийся в Советском Союзе председатель английского общества культурной связи с СССР Д.Н.Притт просит Правление Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС) оказать содействие в посещении одного из исправительно-трудовых лагерей».

Денис Ноуэлл Притт был известным общественным деятелем, публицистом и адвокатом, «большим другом СССР». Общество, которое он возглавлял, объединяло в своих рядах выдающихся западноевропейских интеллектуалов, таких как писатель Герберт Уэллс, философ Бертран Рассел, экономист Джон Кейнс. Сам Притт к тому времени был автором многочисленных книг и статей о СССР, например, «The Truth about USSR», «Russia is for Peace».

Экскурсия, о которой просил Притт, была частью сложившейся практики между «Интуристом» и ВОКСом — своего рода «фирменным блюдом» для влиятельных гостей из-за железного занавеса.

Свое желание посетить «места не столь отдаленные», английский юрист обосновал планами издания в Великобритании очередной книги с «разоблачением клеветнических измышлений англо-американской пропаганды о принудительном труде в СССР». Притт также сообщил, что в 1936 году он уже посещал исправительно-трудовые лагеря в Советском Союзе, после чего выпустил книгу. Ее перевели на восемь языков, и она сыграла положительную роль.

Москве идея понравилась. Аппарат ЦК остановил выбор на Крюковской колонии. ЦК отправил запрос министру Внутренних Дел СССР Круглову. В ответ высший милицейский чин сообщил, что «Крюковская колония находится в хорошем состоянии и надлежащий показ будет обеспечен». В результате особым постановлением ЦК ВКП(б) Притту разрешили осмотреть Крюковскую исправительно-трудовую колонию. С того времени «высокие иностранные гости» не раз посещали образцовую колонию.

К 1955 году в колонии содержалось 1050 человек, 760 из которых относились к 1-й категории тяжести труда (то есть работали с максимальной нагрузкой). Это позволило колонии стать лидером среди исправительных учреждений в производстве ширпотреба и дорожных знаков. А к началу 60-х Крюковская ИТК №2 прочно заняла передовое место по всем показателям.

Жизнь налаживалась. В 1958-м построили новое общежитие, оборудовали санчасть и медицинский стационар. Жилую зону благоустроили, разбили клумбы, повесили наглядную агитацию, обустроили места для отдыха, прогулок, занятий спортом. Разными видами спорта занималось 65% заключенных. В каждом отряде были волейбольные, баскетбольные, городошные и шахматно-шашечные команды, которые соревновались между собой.

В производственной зоне колонии находилось более десяти цехов, в т. ч. и литейный, где выполняли крупные заказы для автопрома. Выпускали тормозные колодки, фильтры, дорожные знаки. В 1963-м открыли новые цеха — гидравлических прессов и изготовления тары. Кроме того в колонии создали курсы профтехобразования, и за первые 5 лет их работы (с 1956 по 1961) все заключенные получили рабочие специальности: сантехника, прессовщика-штамповщика, столяра, сварщика, слесаря, токаря, фрезеровщика, автослесаря, электрика, машиниста дизельных электростанций.

Главным средством перевоспитания в колонии был труд и вовлечение в общественную жизнь, в соцсоревнование между отрядами. В начале 60-х в колонии было 48 секций трудового воспитания, товарищеский суд, клубный и библиотечный советы, конструкторское бюро. А также девять редколлегий стенгазет 17 наименований. С 1960 по 1961 год в колонии выпустили 296 стенгазет, 314 «Крокодилов», более 1500 «Молний» и «Тревог». Раз в неделю 23 агитатора проводили с заключенными политбеседы.

В колонии была своя художественная самодеятельность — 11 кружков, включая театральную студию, эстрадный ансамбль, оркестр народных инструментов. В них занималось около 300 человек, которые давали в год не менее 20 концертов.

Близость колонии к Москве, образцовые условия содержания заключенных, успехи в воспитании и труде делали ее объектом пристального внимания со стороны руководства. С начала 60-х до середины 70-х Крюковскую колонию как образцовую регулярно посещали гости — советские и иностранные. Одних только зарубежных делегации со всего мира было более 35-ти — парламентарии Швеции и Англии, губернаторы США, журналисты и писатели, правозащитники, представители ООН.

«Я увидел, что великолепно налаженное трудовое и эстетическое воспитание, образовательный процесс и высокий гуманизм к осужденным дают восхитительные результаты» — писал после посещения колонии в марте 1965 года представитель ООН, американский профессор права Эдуард Халвей.

Поскольку Крюковская колония была «на слуху», ее не раз выбирали для съемок фильмов. В 1973 году в Крюковской ИТК Василий Шукшин снял первые эпизоды «Калины красной». Сцена, с которой начинается фильм, снималась в клубе колонии: хор заключенных исполнял «Вечерний звон» в честь освобождения вора-рецидивиста Егора Прокудина — его играл сам Шукшин. При этом руководитель Крюковской колонии майор Иван Нартов сыграл роль начальника спецчасти. «Лица многих сотрудников и осужденных Крюковской колонии того времени можно увидеть в этой картине» — пишет юбилейный журнал, изданный к 90-летию этого исправительного учреждения.

На съемках не обошлось без курьеза. Один из создателей фильма — Евгений Жаров сыграл небольшую, но запоминающуюся роль конферансье на концерте для зэков. В перерыве после очередной съемки в клубе, который находился в режимной зоне, Жаров, как был — в арестантской робе, отправился обедать в столовую для вольнонаемных. Дежуривший на КПП сержант, пропустил съемочную группу, а Жарова задержал. Тот возмутился: «Да я артист!» На что сержант невозмутимо заметил, мол, все у нас тут «большие артисты», а самые «одаренные» могут легко загреметь в ШИЗО суток на 15. К счастью, вмешался Шукшин и отбил коллегу у бдительного старшины.

Увы, заступничество народного артиста Жарову впрок не пошло. Вскоре он таки попал в Крюковскую колонию уже в качестве осужденного за нанесение тяжких телесных повреждений. Используя свои связи, Жаров добился эксклюзивного показа «Калины красной» в клубе колонии. К слову, по опросу журнала «Советский экран» этот фильм был признан лучшим в 1975 году.

После того как 3 марта 1958 года Совмин СССР подписал постановление о строительстве Зеленограда, история Крюковской колонии стала неразрывно связана с новым городом. Любопытно, что к тому времени все исправительные учреждения были выведены из Москвы. Таким образом, Крюковская ИТК стала единственной колонией, находящейся на территории столицы.

Сегодня Крюковская ИТК разделена на два места заключения: исправительное — колония-поселение №2; и следственное — СИЗО-12.

В Зеленоградской колонии-поселении №2 сегодня отбывают наказание 160 мужчин. В основном за кражи, неуплату алиментов, хранение наркотиков и ДТП, повлекшие смерть потерпевших или тяжелый вред здоровью.

Осуждённые занимаются переработкой и сортировкой изделий из полимерных материалов, красят бункеры, работают на швейном участке. В свободное время лишенные свободы мужчины занимаются спортом, играют на музыкальных инструментах, посещают различные кружки и библиотеку. В колонии действует школа и ПТУ, где осуждённые могут получить специальность уборщик для клининговых компаний.

Чтобы помочь редакции «Зеленоград.ру» делать интересные материалы, оформите подписку. Спасибо!