О музыкальной школе, о времени, проведенном в ней, у меня сохранилось довольно много разных воспоминаний. Первые из них относятся к периоду, когда я еще и не думал заниматься музыкой, однако время от времени проезжая или просто проходя мимо, всегда обращал внимание на здание, стоящее особняком в стороне от других домов, в тихом живописном уголке, практически в лесу. Здание действительно казалось мне каким-то таинственным, недоступным для обычного человека.

Но однажды пришло время, и я переступил его порог. Меня зачислили на специальность «фортепиано», и с этого момента жизнь изменилась абсолютно. Открылся новый потрясающий мир, в который я погрузился сразу и навсегда.Воспоминания непосредственно об учебе у меня скорее эмоциональные, нежели визуальные, и связаны прежде всего с общением с конкретными людьми. Музыкальная школа, ее дух — это прежде всего ее педагоги, и особенно ценно, когда педагог становится твоим другом, авторитетом, которому ты доверяешь не только в профессиональных, но и в жизненных аспектах.

Именно таким человеком с первых дней учебы для меня стала Рузанна Егишевна Барсегян, которой я прежде всего благодарен за то, что она, увидев мое желание стать музыкантом, сразу установила серьезные профессиональные требования. Поэтому работа всегда была по-настоящему продуктивной.

Конечно же, именно с занятиями по специальности связаны мои основные воспоминания. За семь лет этих уроков было бесчисленное множество, каждый из них был событием. Как правило, они проходили либо очень рано утром, либо поздно вечером. Мы часто занимались в малом и большом залах школы, если они были свободны. Иногда я приходил уставший после уроков, но очень быстро включался и работал с удовольствием.

С первого класса я любил петь в хоре у Марты Ивановны Кадниковой. Особенно меня почему-то привлекало звучание аккомпанемента, я даже как-то просил ноты для домашнего музицирования. Вполне резонно мне, тогда первокласснику, отказали, поэтому я был вынужден изощрить свой слух и самостоятельно подобрать и записать его, уж больно хотелось играть. На что только не пойдешь от безысходности:) Конечно же, я помню выступления — первый выход на сцену, первый сольный концерт, отчетные концерты, музыкальные вечера в малом зале, первые камерные опыты… Невозможно перечислить всё это в маленьком рассказе, но эти эмоции живы в моей памяти и душе. И вспоминая, я переживаю всё так, как будто это было вчера.

Напоследок об одном воспоминании, сопровождавшим меня все время. Это вид зелени из окон зала, классов, коридоров школы. Он неизменен и останется для меня символом того прекрасного времени, когда я учился в школе имени Мусоргского.

Помню два рояля в актовом зале, там же проходил хор. Помню руки учительницы по гитаре. О! Самый запоминающийся для меня момент был, когда, сидя на уроке сольфеджио или музыкальной литературы, я смотрела в окно. А там впритык к окну росли ветви ели, и по ним белки прыгали очень близко. А в это время нам поставили «Лакримозу» Моцарта [Lacrimosa — часть реквиема, «скорбная"].

Я училась у Трусковой Светланы Петровны по классу фортепиано с 1988 по 1995 год. Школа тогда ещё не носила имени Мусоргского. Воспоминаний много, они в основном светлые и пронизаны благодарностью. Помню многие песни, которые мы пели на хоре с Л.Я.Пилипчук, в том числе, на английском языке. На музыкальной литературе с Л.А.Мелконян по цвету пластинок пыталась угадать произведение. Волнующее чувство, когда играла ансамбль с виолончелью. Приглашала на концерты бабушку с дедушкой, но им фортепианные пьесы оказались скучны.

Запомнились снегири в кустах около входа. Ездила сначала на 1-м, 10-м автобусах, а как переехали, то на 19-м. Не могу сказать, что была прилежной ученицей, но училась с желанием. Сейчас я работаю руководителем церковного хора, увлекаюсь фольклором. Школа мне была нужна, чтобы стать тем, кто я есть.

Я училась в музыкальной школе имени Мусоргского семь лет, с 2000 по 2007 год. Сейчас, мысленно возвращаясь в детство, я понимаю, как была неправа и местами глупа. Мне жутко не нравилось ходить в «музыкалку». Я терпеть не могла уроки сольфеджио, не любила специальность, мама заставляла меня играть дома, а я грозилась порубить пианино топором (о, глупый человек!).

Но сейчас я безумно благодарна маме за возможность в любой момент сесть за пианино, за возможность писать музыку. И учителю, которая преподавала мне специальность [фортепиано], Синеву Надежду Владимировну. Это был лучший учитель! Сколько она со мной натерпелась! И ногти я не стригла, и учить фуги отказывалась, и пальцы домиком не ставила. Однажды я сказала, что окончила бы музыкальную школу только при условии, если бы мама подарила мне котёнка. И что вы думаете? На следующее занятие Надежда Владимировна привезла мне (из Солнечногорска!) котёнка. К сожалению, мама так и не разрешила мне его взять, но не это важно. Важно, что человек был готов привезти котёнка на электричке, в сумке, тайно, спрятав его от охраны, лишь бы ее ученица не бросила школу. Я благодарна этому человеку за каждую минуту, которую она провела со мной. Все эти годы я так и не могла дойти до неё — то учёба, то работа. А сейчас узнала, что она уволилась. Все надо делать вовремя… Спасибо Вам, Надежда Владимировна.

Но были и учителя, о которых остались не самые приятные воспоминания. Не помню её имени, знаю только, что она преподавала и сольфеджио, и хор. Первые четыре года сольфеджио у меня вела она, и я жалею, что попала именно к ней. На уроках мы только пели колядки, а она постоянно ела сухарики. При учениках, во время урока. У меня навсегда остался в памяти этот запах сухариков. Никакой музыкальной грамоте она нас не научила, потом пришлось заново учить сольфеджио наспех. Другая учительница постоянно опаздывала на занятия, а я сидела и ждала ее по 40 минут. Часто она и вовсе не приходила. Она проработала в школе полгода.

Отдельно хочется сказать о бывшем завуче и директоре Елене Николаевне. Она была прекрасна как снаружи, так и внутри. Очень добрая и чуткая женщина. В целом воспоминания о школе остались хорошие. Эта школа многое мне дала.

Низкий поклон Журавлевой Елизавете Леонидовне, Мельшиян Эльзе Петровне и другим педагогам, которые в 90-е годы прошлого века вложили в мою голову музыкальные знания, помогли развить слух, голос и музыкальный вкус. Спасибо Маргарите Николаевне (забыла фамилию, к сожалению), которая вела специальность фортепиано в мой выпускной (седьмой) год из-за вынужденного ухода основного педагога. Я занималась после перелома кисти и смогла разработать руку для успешной сдачи экзаменов. Она очень «вкусно» описывала визуализацию фантазий под музыку Моцарта (целый сценарий с персонажами!), чтобы мне было легче прочувствовать настроение и манеру исполнения. До сих пор это помню.

Спасибо чудесному преподавателю музыкальной литературы Ольге (Кашперова Ольга Михайловна, кажется. Могу перепутать — подзабыла, к сожалению), которая давала домой «переписать» раритетные пластинки и кассетные записи. С большим теплом вспоминаю эту музыкальную школу. Хоть и не всегда хотелось заниматься, но все же семь лет были потрачены не зря — это огромный вклад в воспитание эстетического вкуса.
Желаю школе и музею [Мусоргского] процветания!

Я поступила в 53-ю музыкальную школу в шесть лет. Сама захотела — с четырех-пяти лет подбирала музыку на пианино. Инструмент родители купили моей старшей сестре, она поучилась года четыре и бросила музыку. Кстати, как-то спросила маму, на что вообще купили: родители — инженеры, жили на скромную зарплату, это конец 1970-х годов. Оказывается, взяли на работе беспроцентный кредит — давали такие займы на зеленоградских предприятиях. Стоила коричневая полированная «Ласточка» 700 рублей.

Помню, мне очень нравился вестибюль школы — там стояли «модерновые» изогнутые скамейки и столики, что-то похожее на пальмы в кадках, — и красивый большой зал. Любила я только специальность — фортепиано, была способной и училась хорошо. А сольфеджио и хор казались тогда скучной необходимостью. Хотя преподавателя сольфеджио и музыкальной литературы, добрую, остроумную и музыкальную Нину Владимировну Барчукову, мы обожали. Музыкальные диктанты я даже не слушала, а по-тихому списывала у подружки Светки. Через несколько лет, надумав поступать в музыкальное училище и занявшись наконец сольфеджио, я поняла, что определяю на слух любую ноту. И зачем списывала? Всего-то надо было немного напрячься и позаниматься. А старательная Светка теперь известный детский врач.

Рядом со школой была кулинария с кондитерской. Мы с подругой заходили туда после хора и покупали рогалик с маком за 8 копеек, иногда один на двоих. Шли домой, ели рогалик и громко смеялись. Придумывали свои слова к программным и обязательным тогда хоровым произведениям про партию и Ленина. Или просто по-детски радовались жизни.

Больше всего я любила играть в классе на рояле и смотреть в окно на лес. Такое счастье случалось нечасто, только когда учительница выходила из класса. Однажды перед отчетным концертом или экзаменом я на несколько минут осталась одна в большом зале школы. Сидела за роялем и играла Листа. Это потрясающее чувство — большой концертный звук в пустом огромном, как мне тогда казалось, пространстве. Вообще, для меня самое удивительное в музыкальной учёбе — это когда вдруг понимаешь, как управлять не только пальцами, но и всем телом. Ведь игра на фортепиано — это во многом физическая работа, смещение опоры, чередование напряжения и расслабления мышц. Когда под «занавес» учёбы хочешь сыграть Прелюдию до диез минор Рахманинова, начинаешь понимать, для чего были нужны все эти нудные гаммы и арпеджио, и почему раньше учительница говорила: «Это тебе ещё рано».

30 мая 1969 года я окончила музыкальную школу №40 в корпусе 123, на базе которой в июне 1969 года открылась детская музыкальная школа №53. В 1971-м школа переехала в новое здание на улице Юности. Директором этих школ тогда была Светлана Алексеевна Пахомова.

Я обучалась по специальности «фортепиано» (педагог — Чеснокова), также получила знания и сдала экзамены по дисциплинам «сольфеджио» и «музыкальная литература». С любовью и очень активно я участвовала в музыкальной жизни школы, выступала во всех концертах. Я очень благодарна всем педагогам той школы, которая меня музыкально взрастила. Увы, я не могу вспомнить имена всех педагогов или найти историю этой школы в интернете.

От редакции. «Увы» можем сказать и мы: действительно мало информации и живых воспоминаний об истории зеленоградской детской музыкальной школы. Поэтому сбор воспоминаний и фото продолжаем — это часть истории Зеленограда.

В Москве в 1970—1980-е годы обучение в детской музыкальной школе по классу фортепиано стоило 23-25 рублей в месяц. Средняя зарплата инженера была 130-150 рублей.

Плюс надо было купить ребёнку инструмент. Фабричные советские пианино — «Лира», «Ноктюрн», «Лирика», «Заря», «Аккорд», «Красный Октябрь», «Октава», «Ласточка», «Рига», «Украина» и другие — стоили от 400 до 900 рублей. Чешский Petrof или подержанный немецкий Ronisch стоили 1000-1500 рублей, но их ещё надо было достать. Чёрное пианино стоило на 100 рублей дешевле, чем полированное коричневое. Фабрика «Аккорд» выпускала, среди прочих, малогабаритные пианино — для хрущёвских пятиэтажек.