«Вторая бабушка» — так лермонтоведы шутя именуют Алексея Аркадьевича Столыпина, двоюродного дядю поэта, который был старшего Лермонтова всего на два года. Многие биографы Лермонтова считают, что молодые люди свели знакомство в Середникове, где Лермонтов четыре года подряд проводил каникулы, а его будущий друг, однополчанин и секундант гащивал у богатой тётки. Здесь они проводили время в большой компании молодёжи: катались на лодках по усадебным прудам, совершали верховые и пешие прогулки по округе, но близко не сошлись. Справедливости ради отметим, что есть и другая версия, согласно которой знакомство юношей состоялось не ранее лета 1832 года, когда Лермонтов с бабушкой перебрались из Москвы в Петербург.

Бабушка Лермонтова любила Алексея Столыпина, считала его сдержанным и благоразумным. Она не раз просила его быть рядом с её внуком и охлаждать его горячий нрав. К слову, роль «второй бабушки» Столыпин исполнил. Он дважды сопровождал поэта на Кавказ, «как бы охраняя горячую, увлекающуюся натуру Михаила Юрьевича от опасных в его положении выходок», и был его секундантом в роковой дуэли на горе Машук, стремясь предотвратить кровавый исход.

Близкая дружба Лермонтова с Алексеем Столыпиным завязалась в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Здесь поэт дал другу прозвище Монго (ударение на второй слог), под которым тот и вошёл в историю. По одной версии — о ней говорится в мемуарах родича поэта Акима Шан-Гирея — поводом для прозвища послужила настольная книга Столыпина: французский перевод записок английского путешественника по Африке Мунго Парка (во французском издании книга называлась «Путешествие Монгопарка»).

Другую версию излагает дальний родственник Лермонтова, Михаил Лонгинов: «Прозвище „Монго“, помнится, дано было Столыпину от клички, памятной современникам в Царском Селе, собаки, принадлежавшей ему. Собака эта, между прочим, прибегала постоянно на плац, где происходило гусарское ученье, лаяла, хватала за хвост лошадь полкового командира М.Г. Хомутова и иногда даже способствовала тому, что он скоро оканчивал скучное для молодёжи ученье».

По свидетельствам современников, этот отпрыск рода Столыпиных «считался самым красивым человеком в России».

Михаил Лонгинов, писал о Монго: «Это был совершеннейший красавец; красота его, мужественная и вместе с тем отличавшаяся какою-то нежностию, была бы названа у французов легендарной. Он был одинаково хорош и в лихом гусарском ментике, и под барашковым кивером нижегородского драгуна, и, наконец, в одеянии современного льва, которым был вполне, но в самом лучшем значении этого слова. Изумительная по красоте внешняя оболочка была достойна его души и сердца».

Помимо дружбы с Лермонтовым, Алексей Аркадьевич Столыпин был известен в обществе своим негласным соперничеством с самим Императором.

«Говорят, что государь Николай Павлович, гордившийся своей внешностью, имел слабость ревновать к успехам Алексея Аркадьевича и не скрывал своей нелюбви к нему», — писал в 1914 году редактор «Санкт-Петербургских новостей» Александр Столыпин.

Привлекательная наружность Алексея Аркадьевича была в глазах современников не единственным его достоинством. По словам мемуариста, «назвать „Монгу-Столыпина“ значит для людей нашего времени то же, что выразить понятие о воплощенной чести, образце благородства, безграничной доброте, великодушии и беззаветной готовности на услугу словом и делом». Это мнение о нём подтверждается и словами Лермонтова в поэме «Монго»:

И на аршин предлинный свой
Людскую честь и совесть мерил.

Любопытно, что личность Столыпина-Монго нашла отражение не только в упомянутой одноименной поэме. Литературоведы полагают, что некоторые его черты Лермонтов привнес в образ Печорина. Кстати, Алексей Аркадьевич Столыпин, всю жизнь избегавший разговоров о погибшем друге-поэте и его роковой дуэли, впервые перевел (и талантливо!) на французский язык «Героя нашего времени» и в 1843 году напечатал его в Париже.

Воплощая светский идеал века своим дэндизмом, Столыпин-Монго послужил прототипом и другим писателям. Так Соллогуб изобразил Столыпина в повести «Большой свет» под именем графа Сафьева, а Тургенев позаимствовал черты его личности и факты биографии для описания молодых лет Павла Петровича Кирсанова в романе «Отцы и дети».

Будучи человеком, отчасти «почерпнувшим свою славу из своего изящества», Столыпин-Монго был в то же время «офицером отличной храбрости» и проявил большую отвагу в Кавказских войнах и во время Крымской кампании (где сдружился с Львом Толстым, назвавшим его «славным, интересным малым»), за что был представлен к Георгиевскому кресту. Узнав об этом, Алексей Аркадьевич, продолжая свое соперничество с Императором, подал прошение заменить Георгиевский крест Станиславом на шею. Свою просьбу он объяснил тем, что после войны намеревается выйти в отставку, а при фраке и белом галстуке Станиславский крест смотрится красивее. Дерзость эта была оставлена без последствий, но не забыта.

После Крымской кампании здоровье Монго пошатнулось, у него обнаружились первые признаки чахотки. Вот тогда-то Николай I и припомнил Столыпину его дерзкую фронду. На всеподданнейшем прошении о заграничном паспорте для поездки на лечение (в то время без Высочайшего разрешения нельзя было ездить за границу) «государь собственноручно наложил совершенно исключительную резолюцию „никогда, никуда“, наделавшую в своё время много шума». Согласие было получено лишь благодаря поддержке лейб-медика Мандта. Лечение не помогло. Столыпин-Монго умер во Флоренции в 1858 году.

Аркадий Дмитриевич Столыпин был кузеном Алексея Столыпина, сыном генерал-майора Дмитрия Столыпина — родного брата бабушки Лермонтова, который купил в 1825 году усадьбу Середниково для своего семейства. Отец Аркадия умер, когда мальчику едва исполнилось три года. Середниково досталось вдове Екатерине Аркадьевне, у которой кроме сына были ещё дочери от первого брака. Зимой семья жила в Москве, а остальное время года в Середникове. Здесь прошли детские и юношеские годы Аркадия.

Воспитанием мальчика занимался его гувернёр мистер Корд, а домашним учением наследника заведовал семинарист Орлов. Учителя этого в семье Столыпиных терпели, поскольку нуждались в нём, но «держали в чёрном теле и не любили, чтобы дети вне уроков были в его обществе», поскольку он, будучи разночинцем из армии «бродячих учителей», не имел внешнего лоска и хороших манер.

К слову, в компании с семинаристом Орловым, несмотря на запрет, Лермонтов в Середникове занимался собиранием русских народных песен, любовь к которым сближала их. Об этом на склоне лет вспоминал сам Аркадий Дмитриевич. Как и о детских играх и шалостях, которым предавался в обществе шестнадцатилетнего племянника — восьмилетний Аркадий приходился Лермонтову двоюродным дядей. Мальчики вырезали из картонных папок рыцарские латы и, вооружившись самодельными мечами, отправлялись в глухие и таинственные уголки усадьбы воевать с воображаемыми духами. Сельское кладбище, развалины старой бани в заросшем теёмном овраге, и «Чертов мост» были излюбленными местами их забав.

В шестнадцать лет Аркадий Столыпин решил пойти по стопам отца и определился в конную артиллерию, в девятнадцать лет получил первый офицерский чин и со временем дослужился до генерала. Середниково же на многие годы стало его наследственной вотчиной, родовым гнездом.

Аркадий Дмитриевич Столыпин был человеком по-своему уникальным. Он состоял в свите Александра II, проявил себя отважным офицером в Крымской войне и получил золотую саблю с надписью «За храбрость». Кстати, в Севастопольскую кампанию Аркадий Столыпин также познакомился (они были на «ты») с молодым офицером-артиллеристом Львом Толстым, и их закалённая в пороховом дыму дружба сохранилась навсегда.

Между Крымской и Русско-турецкой войнами Столыпина назначили атаманом Уральского казачьего войска. В мирное время он сделал блестящую карьеру, посвятив себя реформам городского хозяйства и народного просвещения Уральска (бывшего Яицкого городка) — степного захолустья с пыльными улочками и покосившимися домишками, где царили допетровские нравы. Столыпин построил в этом городе театр, лично расписывал для него декорации, открыл библиотеку, музыкальную школу и разбил общественные сады. Кроме того, Столыпин основал войсковую типографию, на территории войска открыл около ста школ, издавал учебники для казаков и лично написал книгу «Краткая история России для народного и солдатского чтения». В гости к другу в оренбургские степи попить кумысу приезжал и Лев Толстой, заканчивавший в то время повесть «Казаки».

Административная карьера Столыпина неожиданно прервалась из-за разногласий с военным министром Дмитрием Милютиным по вопросам реформирования казачьих войск. Весной 1862 года Аркадий Дмитриевич подал в отставку и уехал сначала за границу — в Германию, а затем вернулся на жительство в родное Середниково.

К тому времени он успел дважды жениться. Первая его супруга скончалась после родов, оставив сына Дмитрия. Вторая — Наталья Михайловна, урожденная княжна Горчакова, родила мужу четверых детей: трёх сыновей и дочь, раннее детство которых прошло в Середникове.

Хозяин Середникова был человеком с ярко выраженными художественными наклонностями — страстным меломаном, скрипачом, самодеятельным художником и скульптором. На академической выставке 1869 года были представлены две его работы, «Голова Спасителя» и «Медаль статуи Спасителя». В этом же году в жизни Аркадия Дмитриевича случилось ещё два важных события: он оставил военную службу и стал шталмейстером Двора Его Императорского Величества (это было одно из самых высоких придворных званий), а также продал имение Середниково купцу первой гильдии Ивану Фирсанову, поскольку «не имел возможности поддерживать громадной усадьбы этого поместья».

В начале Русско-турецкой войны 1877-1878 годов император Александр II проезжал через Вильну. Аркадий Дмитриевич в шталмейстерском мундире встречал его на вокзале. Увидев Столыпина, государь вздохнул: «Как грустно мне видеть тебя не в военной форме». «Буду счастлив её надеть ваше величество», — ответил Аркадий Дмитриевич и вскоре отправился командовать корпусом действующей армии.

По завершении карьеры, отмеченной 11 орденами, 8 медалями и знаками, Аркадий Дмитриевич Столыпин на склоне лет стал комендантом Московского Кремля. Эту должность он исполнял до конца жизни, а свободное время посвящал искусству: занимался скульптурой, играл на скрипке Страдивари, писал музыку и даже однажды поставил у себя дома оперу «Норма», прошедшую с большим успехом.

В ряде статей, посвященных жизни Петра Столыпина, известнейшего реформатора и самого молодого премьер-министра Российской империи, можно прочесть, что он родился в… подмосковной усадьбе Середниково. Вероятно, причиной этой ошибки стал несохранившийся памятник Петру Столыпину в Киеве, установленный в 1913 году на Думской площади (нынешнем Майдане Незалежности) и демонтированный после Февральской революции 1917 года. Надпись на задней стороне пьедестала гласила: «Родился 2-го апреля 1862 года в Москве». А поскольку Столыпины после отставки главы семейства постоянно жили в своём подмосковном имении, ошибка широко разошлась. Вероятно, при увековечении памяти убитого первого министра создателям памятника показалось неловким, что русский патриот родился в Дрездене, как это было на самом деле.

Однако детство Петра Столыпина, его братьев Михаила, Александра и сестры Марии действительно прошло в Середникове — в старинном барском доме с колоннами.

На этой фотографии братьев, одетых в нарядные платьица, можно принять за девочек. В то время так одевали всех детей до четырёх-пяти лет независимо от пола. Спустя полвека младший из братьев Александр писал: «Едва ли не одно из самых первых воспоминаний моих это колонна, прислонившись к которой я горько плакал: какой-то старик дразнил меня „Александрой Аркадьевной“, потому что по моде того времени совсем маленьких детей одевали девочками».

Он же, вспоминая ранние годы в усадьбе, рассказывал: «В пору нашего детства мы жили в Середникове и лето и зиму. Были снежки, катанье на салазках, а в дурную погоду беготня и игры по всему дому».

На этой фотографии Пете Столыпину семь лет, а Александру — шесть. На них одинаковые русские рубашечки с вышитым воротом и нарядным пояском, а игрушки вокруг уже вполне мальчишеские. В свои бурные игры генеральские сыновья вовлекали и старшую сестру Машу.

В одной из таких игр «в войну» кровь пролилась вовсе не понарошку. Александр Столыпин вспоминал: «Однажды играли в войну. Старший брат Михаил поставил мою сестру на часы и дал ей охотничью двустволку, которую она держала наперевес, стоя в тёмном коридоре. Брат мой Пётр с разбегу наткнулся носом на дуло ружья и, весь окровавленный, упал в обморок. Можно себе представить волнение нашей матери, пока, в трескучий мороз, за тридцать верст, привезли из Москвы доктора. Горбинка на носу брата Петра осталась навсегда следом этого происшествия».

Как же воспитывали и чему учили генеральских детей в бытность в Середникове? Пока они были малы, за ними ходила старая нянька Аграфена, всю жизнь говорившая повзрослевшим барчукам «ты». Затем к ним стали нанимать учителей. В Середникове постоянно пребывали разные иностранные воспитатели: учителя английского, французского, немецкого, гувернёры и гувернантки. Пётр Столыпин, его братья и сестра получили отличное домашнее образование.

Гувернёром, состоявшим при братьях Петре и Александре, был Дионисий Федорович Решетилло, впоследствии известный в Москве врач, профессор медицины, автор первых отечественных руководств по лепре и рентгенологии.

Первый учитель Пети Столыпина был человек благонамеренный, он наставлял своего воспитанника «любить больше всего… Бога, потом царя, а уж потом кого хочешь — маму или папу». Другие учителя были из разночинцев и из-за своих радикальных взглядов надолго в усадьбе не задерживались. Впрочем, влияние учителей на Петю Столыпина и его братьев было невелико. Воспитанием детей в семье занималась в основном мать Наталья Михайловна — женщина умная, добрая, лишённая многих предрассудков. Она водила знакомство со многими выдающимися людьми своего времени, ценившими её ум и образованность.

Вот как рассказывала об этом её внучка — Мария Бок: «Однажды в каком-то заграничном курорте подходит к ней её приятельница и говорит:
— Милая моя, я понимаю, что тебе приятно поговорить с умным человеком, но нельзя всё же так мало внимания уделять наружности. Как можно показываться с мужчиной, настолько плохо одетым и такого вида, как тот, с кем ты сегодня долго ходила по парку. Кто это?
— Да, друг мой, это ведь Гоголь, — ответила бабушка».

Дети Столыпиных находились под сильным нравственным влиянием матери. О роли отца в их жизни, передавшего детям понимание долга, культуру, родовые традиции, любовь к родине, лучше всего говорит отношение к нему Петра Столыпина. Когда умер Аркадий Дмитриевич, он обнял дочь Машу и сказал со слезами на глазах: «Как ты счастлива, что у тебя есть отец!»

Непременной частью домашнего образования в дворянских семьях являлось обучение музыке. Однако здесь Столыпиных-родителей ждало разочарование, особенно печальное для отца-меломана: сыновья оказались лишены музыкального слуха, что по просьбе генерала удостоверил лично Антон Рубинштейн.

Об одном музыкально-комическом эпизоде Середниковского детства Пети Столыпина поведала его дочь Мария Бок: «Когда мой отец был маленьким, зашёл как-то за столом разговор о том, что он абсолютно ничего в музыке не смыслит и что никогда он даже не оценит выдающееся музыкальное произведение. Вдруг раздаётся обиженный голос моего отца: «Вы ошибаетесь: мне третьего дня очень понравился прекрасный марш». Дедушка и бабушка с радостью переглядываются: слава Богу, наконец! «Где ты его слышал, этот марш? Это когда ты был в опере?» — «Нет, в цирке, когда наездница прыгала через серсо».

Зато детей очень увлекала поэзия. В Середникове в старинных шкафах красного дерева хранилась огромная семейная библиотека. В детстве Пётр Столыпин касался тех же страниц, которые листал Михаил Лермонтов, приходившийся ему троюродным братом, несмотря на то, что жили они в разные исторические эпохи. Пётр Столыпин всю жизнь оставался в числе самых горячих почитателей творчества поэта. Много позже чиновник, сопровождавший премьер-министра в поездке по Сибири, вспоминал: «Как гордился Столыпин-министр своим родством с Лермонтовым! Как склонялся он перед поэтом!»

О том, какое влияние на личность будущего реформатора оказали впечатления раннего детства, писал Александр Солженицын в книге «Красное колесо Август 14-го»: «Главный узелок нашей жизни, всё будущее ядро её и смысл, у людей целеустремленных завязывается в самые ранние годы, часто бессознательно, но всегда определённо и верно. У Петра Столыпина таким узлом завязалось рано, сколько помнил он, ещё от детства в Подмосковном Середникове: русский крестьянин на русской земле, как ему этой землёй владеть и пользоваться, чтоб было добро и ему и земле».