| загрузить файл со звуком (23827 кб) |
Химию сдают немногие — химиком быть не престижно
— Галина Васильевна, я хотела начать разговор с экзаменов ЕГЭ, которые недавно закончились для всех выпускников. Каково ваше мнение о ЕГЭ по вашему предмету? Какое место химия занимает сейчас среди предметов по выбору, которые дети выбирают для сдачи?
— Начнём с того, что сейчас вообще упал интерес к естественным наукам, а, стало быть, и к химии. Кроме того, сейчас у меня обычные классы, не те «химические», которые когда-то были. В этом году у меня ЕГЭ по химии сдавали семь человек — это отнюдь не отличники, это разные дети, и «троечники», и «четвёрочники»... Сдать ЕГЭ — не проблема. Но я чётко утверждаю, что ЕГЭ не показывает истинных знаний. Там нет творческого подхода при ответе на вопросы, и даже вариант «С», который позиционируется как вариант для одарённых детей — с моей точки зрения, он элементарный. Его можно сделать, и дети его делают. Вся причина в неудачных ответах на ЕГЭ — в нетипичной и часто не очень разумной постановке вопросов. Если ты не встречался с такой формулировкой, ты просто не ответишь на него. Сколько говорят о том, что КИМы [контрольные измерительные материалы ЕГЭ — Zelenograd.ru] по всем предметам меняются... Я слежу за своим предметом — да, они меняются, но я бы не сказала, что в сторону облегчения понимания их учениками. Кроме того, в учебное время некогда готовиться к ЕГЭ. Сейчас достаточно насыщенные учебные программы, они не оставляют времени для подготовки к ЕГЭ — для этого предназначено специальное дополнительное время после уроков.
— Учитель занимается дополнительной подготовкой детей к ЕГЭ?
— Да, учитель проводит дополнительные занятия для подготовки к ЕГЭ.
— Это оплачивается учителям?
— Оплачивается, но это один час. А за один час в неделю, по большому счёту, ученика не подготовишь к сдаче серьёзного экзамена. Учитель, который себя уважает и детей любит, занимается с ними не один час, а столько, сколько нужно.
Да, ЕГЭ «съел» творческую составляющую экзамена, это всё-таки формальная оценка учащихся — и мне он нравится меньше, чем обычный экзамен. Правда, к обычному экзамену я тоже не так привыкла, как все, потому что, когда у нас были «химические» классы, мы сдавали совсем другой экзамен — письменный, совместный с университетом.
— Вы его сдавали сразу вступительный в вуз?
— Да, наш выпускной школьный экзамен был одновременно вступительным в университет. Он был совсем другой по форме, глубокий, более солидный. Но всё равно он был более творческим.
— Поясню для читателей: школа 842 много лет сотрудничала с Российским химико-технологическим университетом имени Менделеева — в школе существовали специальные «химические» классы, которые вела Галина Васильевна. Итак, вы готовите ребят к ЕГЭ в дополнительные часы, а на уроках учите их по программе?
— Да. На подготовку к ЕГЭ нужен год — а не неделя или две. Что такое подготовка к ЕГЭ? Это умение научить учеников правильно прочитать и услышать вопрос. Это главное. Потому что знания к этому моменту у них должны быть, надо просто их применить — ученик должен прочитать вопросы и понять, что от него хотят в ответе.
— Подготовка к ЕГЭ занимает год? Но ведь ребята где-то в феврале выбирают, сдавать ли им химию — подают заявку на ЕГЭ по этому предмету?
— Обычно они об этом знают уже в сентябре — по крайней мере, мои ученики.
— Сейчас дети выбирают химию для сдачи ЕГЭ достаточно редко. Я посмотрела статистику этого года — химия на одном из последний мест.
— Наверное, только физика идет после химии.
— После химии идёт, кажется, география. В Зеленограде с физикой лучше обстоят дела.
— Может быть, за счёт спецклассов в Зеленограде.
— Эта тенденция последних лет?
— Да. Тут свою лепту и СМИ внесли, конечно — когда они пишут о химиофобии, то не думают о том, что без естественных наук мы погибнем. Та же электроника далеко не двинется без химии. Химия — наука не только очень полезная. Неумение разумно пользоваться ею даёт массу отрицательных последствий. Но очень много негативных материалов в СМИ снизили сегодня интерес к химии.
— Химиком быть не престижно, они загрязняют природу?
— Да. И если говорить конкретно о Москве и Зеленограде — снизилось количество мест, где можно применить себя, получив химические знания. Я имею в виду инженерные химические, экологические специальности.
— Госпредприятия закрываются...
— Масса химических предприятий Москвы закрылась. Поэтому дети, и даже не столько дети, сколько родители думают: «А что будет дальше?».
— Химия — это ведь и экология тоже?
— Химия — это экология. Но назовите мне хоть одного директора предприятия, который жаждет иметь у себя хорошего эколога. Это вредная профессия для администрации любого предприятия, согласитесь. Особенно если эколог грамотный и требует того, что положено.
— Химия как вступительный экзамен нужна сейчас в небольшом количестве московских ВУЗов?
— Во всех медицинских вузах, МГУ (химфак, биофак, биофизика, биохимия), РХТУ имени Менделеева, в Пищевой академии, Тимирязевской сельскохозяйственной академии, Московской государственной академии ветеринарной медицины и биотехнологии и в Московской государственной академии тонкой химической технологии. Список этих вузов почти не изменился за последнее время.
Программа по химии: «Надо давать не минимум знаний, а значительно больше»
— Сколько лет дети учат в школе химию?
— С восьмого по одиннадцатый класс. Четыре года.
— В программе по вашему предмету что-то изменилось за последнее время?
— Программы меняются достаточно часто, но я бы не сказала, что кардинально.
— Не «вылетают» какие-то разделы?
— Нет. Может быть, с моей точки зрения, для обычных классов стало больше описательной химии, чем познавательной. Особенно в старшей школе.
— Нет ли тенденции к упрощению, как сейчас в математике? Когда просто выкидывают, например, из курса математики интегралы.
— К сожалению, есть такая тенденция. Темы из химии не выкидывают, в отличие от математики. Но они сохраняются в таком убогом объёме, что если ты учитель молодой и неопытный, и начнёшь учить детей химии в восьмом-девятом классе, как требует программа, а потом твой ученик в десятом классе решит, что ему нужна химия для поступления в вуз — ему уже не выкарабкаться, если ты не создал нужный задел.
— Начинает недоставать элементарных знаний?
— Не просто недоставать, а катастрофически недоставать. Тенденция к упрощению существует во всех предметах.
— Непонятно, как поступать в таком случае учителю. Давать возможность дополнительно заниматься желающим?
— Учитель, который проработал много лет, знает, как поступать. Надо давать не минимум знаний, а значительно больше. А требовать — с кого-то минимум, с кого-то чуть больше минимума, а с кого-то гораздо больше минимума. Другого выхода нет. Поскольку сейчас на различные школьные компоненты — они уже называются не факультативы, а компоненты — не всегда есть часы. И не всегда учитель может заниматься с отдельной группой учащихся в восьмом-девятом классах. Это усложняет жизнь.
— Учитель может выбирать программу по химии на свой вкус?
— Теоретически — да.
— Есть ли более глубокие программы?
— На более углубленное изучение должно быть официальное разрешение Управления образования, потому что должен быть понятен смысл, для чего это ученикам. Сейчас многие школы открывают углубленные программы, а потом дети, окончившие классы с углубленным изучением, не идут по этому профилю. Тогда какой смысл их открывать? Поэтому учитель может выбрать углублённую программу только официально, по согласованию с Управлением образования.
— Для «химического» класса, например. А можно из обычных программ выбрать более сильную?
— Тоже можно. Есть разные программы, но они не столь сильно отличаются друг от друга. Единственное требование, которое предъявляется учителю — он должен выбрать ту программу, которая обеспечена комплектом учебников, дидактических материалов и всем, чем положено, чтобы он работал не вслепую. Но сейчас начинающим учителям очень трудно сориентироваться в программах, потому что они ещё сами чётко не понимают, по какой программе работать.
«Химические» классы для РХТУ
— Вы вели «химические» классы. Сколько таких классов вы выпустили?
— 16 лет я их вела, мы выпустили 16 таких классов. И, предваряя, наверное, ваш вопрос, я скажу, что 95% детей, окончивших эти классы, связывали свою жизнь с химией. Основная масса выпускников шла в РХТУ — поскольку мы очень тесно работали с этим университетом, дети профилировались по предмету в десятом-одиннадцатом классах, и эти два года мы очень активно их возили в РХТУ. Ученики знакомились с кафедрой, преподавателями, и к окончанию школы чётко знали, на какой факультет они пойдут, какую профессию будут выбирать. Многие из них успевали влюбляться в РХТУ, ещё не поступив туда. Кроме того, наши дети учились в МГУ — на химфаке, и на биофаке. Поступали в медицинские вузы, в Пищевую академию. Правда, в Академию тонкой химической технологии у нас никто никогда не поступал. Поступали в Тимирязевскую академию, в Скрябинскую ветеринарную академию.
— В «химические» классы набирали детей со всего Зеленограда?
— Да, со всего города. Но подавляющее большинство было своих детей, из нашей школы.
— Их как-то заранее настраивали на химию? Ведь обычно интерес к химии проявляют от силы несколько человек в классе...
— Понимаете, есть очень простая вещь. Если ты начинаешь преподавать химию с восьмого класса, дети влюбляются сначала не в предмет, а в учителя. Если преподаватель сумеет их заинтересовать, если это опытный учитель, если он сам безумно любит свой предмет — он построит курс восьмого класса таким образом, что дети к его концу (если не к середине), будут любить уже не только преподавателя, но и предмет. И именно отсюда, даже ещё без глубокого понимания — ведь что такое восьмой класс? — у детей уже возникает потребность пойти именно в химию. А иногда это происходит несколько по-другому. Приходили, например, дети из других школ — у них, может быть, и не было такой мотивации, какая была у наших, но они говорили: «Мы слышали, что здесь хорошо учат химии, а нам её сдавать в институт, как мы решили. Поэтому мы пришли». Меня всегда спрашивали, как мы набирали эти классы — теоретически, мы набирали по экзаменам. Но были такие моменты, когда приходил ребенок и ничего не мог вразумительно рассказать по химии, а в его документах за девятый класс были одни «пятёрки». Но у него была мотивация, он хотел, он говорил, что если его возьмут в «химический» класс, то он непременно будет учиться. Поэтому нельзя сказать, что мы набирали одних отличников — у нас в наборе были совершенно разные дети. Но у всех была мотивация, они хотели учиться.
— Среди ваших детей были увлечённые именно одним предметом — химией?
— Были увлечённые дети. И когда я только начинала с ними работать в начале десятого класса, — не важно, была ли я их классным руководителем, а я была им в 8 из этих 16 классов — мне приходилось сразу четко объяснять им, что нельзя быть хорошим химиком, не зная физики, математики, английского.
— Даже английского?
— Обязательно. У нас всегда был сильные преподаватели по этому предмету. Причём, сначала мы просто говорили, а потом везли ребят в РХТУ, они общались со студентами и понимали, что английский язык и математика необходимы. Позже стала необходимой и информатика. И еще я всегда говорила им, что необходимо быть культурным человеком, а для этого каждый должен хорошо знать литературу и историю.
— Все предметы, вобщем, необходимы.
— По крайней мере, то, что я очертила. Некоторым детям приходилось тяжело — кто-то приходил с хорошей мотивацией на химию, но совершенно не знал математику и не хотел её знать. Но приходилось бороться. У нас всегда были сильные учителя в этих классах, и ребёнку приходилось менять свою точку зрения.
— Вы сказали, что детей нужно увлекать химией в восьмом классе. Не нужно ли, с вашей точки зрения, продвигать химию в более ранний возраст? Не пора ли это делать сейчас? И у младших есть большой их интерес к занимательной химии, физике, очень много выпускается книжек на эту тему, наборов для опытов и тому подобного. Действительно, ведь детям уже начиная с начальной школы это всё нравится...
— Надо сказать, что наборов-то по химии много. А пользоваться ими...
— Да, учителя, который бы им всё объяснил, у них нет.
— Да. Мамы и папы не всегда могут объяснить. Я бы вводила опережающие дидактические курсы. По крайней мере, был такой опыт в соцстранах — там уже у третьеклассников были кружки занимательной химии. Кстати, и у нас пытались это сделать, даже появлялись пособия — Чернобельская, бывший преподаватель Педагогического университета, с двумя коллегами писала такой учебник и разрабатывала программу, это бывший преподаватель Педагогического университета. Но практически это себя не оправдало и не прижилось. И очень зря.
— Мало детей хотели этим заниматься?
— Я думаю, что школы не нашли часы для этого.
— Но у детей этот интерес есть? Для них ведь это как чудо.
— Чем младше ребёнок, тем проще его заинтересовать. У маленьких горят глаза, для них химия — это чудеса. Хотя... Я, кроме всего прочего, восемь лет проработала методистом у нас в округе, и всегда говорила учителям, уже опытным и начинающим: «Избегайте одной ошибки — не делайте первый урок в восьмом классе фейерверком чудес, потому что потом ученики будут ждать от вас только чудес и будут считать, что всё остальное — не химия. Постарайтесь провести первый урок интересно, но не развлекая детей красивыми эффектными опытами. Постарайтесь показать, что всё вокруг нас — что мы едим, одеваем, пьём, всё, что хотите — во всём этом есть химия в том или ином варианте. Чтобы у каждого загорелись глаза, чтобы стало интересно уже на первом уроке, но без этого вот „Ах, какого!“ опыта». И, конечно, чтобы проявить интерес к химии, начиная работать в восьмом классе, надо проводить массу внеклассных мероприятий. Потому что выйти за рамки учебника и привить интерес к химической литературе на уроках не получается, на это нет времени. Надо следовать программе, а в восьмом классе она так насыщена, что учить надо очень много. И заинтересовать, чтобы это не было так тоскливо, помогает интересная внеклассная работа.
Опыты по химии и жизни: лучше один раз увидеть
— Какая была у вас внеклассная работа? В Москве есть множество музеев...
— Да, например, Музей минералогии, он интересен для девятого класса. Есть Политехнический музей, куда можно ездить с восьмого по одиннадцатый класс. Раньше мы много ездили на производства, сейчас с этим сейчас значительно хуже, потому что предприятия плохо работают. Скажем, позвонишь на Конаковский фаянсовый завод, а они отвечают, что они бы рады, но уже две недели как стоят и показать нечего. Мы туда раньше ездили, и в Гжель, и в Гусь-Хрустальный ездили.
— Рассматривали все эти производства с точки зрения химии?
— Конечно. Мы ездили и в Клин на производство ацетатного волокна. Ездили в Солнечногорск, где единственный в России стеклотарный завод, производящий стеклотару для медицинских препаратов. Но сейчас предприятия принимают очень неохотно.
— Зато сейчас нефтехимическая отрасль работает. На предприятия этой отрасли не приходилось детей вывозить?
— В Капотню, на нефтеперерабатывающий завод мы тоже в своё время ездили. Но Капотня для ребят менее интересна. Все предприятия, которые связаны с оборонкой, были сильно модернизированы — даже в те далёкие времена, когда мы только начинали ездить — и дети, в основном, видели только пульт управления, и, проходя по территории, видели красивую башенку. Их там, конечно, поражала чистота, экология. Но сам процесс производства они не видели.
Еще в свое время мы ездили на Московский металлургический завод «Серп и Молот», который сейчас перестал принимать, потому что он не настолько хорош, чтобы показывать что-то детям. Кстати, и в Клин мы перестали ездить, потому что если показывать детям такие предприятия, как клинское производство ацетатного волокна, то мы точно детей в химию не получим.
Еще нашими внеклассными мероприятиями всегда были химические КВН-ы, устные журналы, «Счастливый случай», химико-биологические, химико-физические марафоны, «Что? Где? Когда?». Все эти игры, которые мы знаем по телевизору, применимы к науке. Была и работа с художественной литературой. Помню, когда я только начинала преподавать, я говорила ребятам на уроках: «Мы только начали химические и физические превращения. Найдите такую-то сказку или рассказ Житкова и попробуйте к следующему уроку взять оттуда конкретные примеры химических и физических явлений». Дети удивлялись, но когда приходили на следующий урок, говорили: «Да, мы нашли, это так интересно!»
— Есть ли программы по химии с меньшим или большим количеством лабораторных работ, ориентированные на проведение опытов?
— Все программы по-разному подходят к вопросу лабораторных, практических и демонстрационных работ. И потом, сейчас есть такая тенденция — никто официально опыты не отменял, но учителя из-за нехватки времени проводят меньше лабораторных и практических работ, да и демонстрационных опытов тоже. Я глубоко убеждена, что дети должны много делать своими руками. Потому что это интересно — потрогать химию руками, глаза горят. И потом, когда учишь их работать с реактивами, ты попутно пытаешься привить им технику безопасности при работе с химическими веществами. Они должны понимать, что можно делать, что нельзя. Если в химии схватишься за что-то, ничего не понимая, может быть много горя.
— Это им и в жизни важно знать...
— Да. Или, например, я спрашиваю: «Ну что девочки, вы уже в десятом классе, скоро будете мамами. Мы с вами прошли столько разных материалов — искусственных, синтетических. Скажите, из чего вы будете покупать одежду только что родившемуся ребёнку или ребёнку до года?». Ответ обычно простой: «Что-нибудь очень красивое». Начинаешь объяснять, что это неправильно — сейчас безумно красивая вся «синтетика», но зачем же она нужна маленькому ребёнку? Незачем хватать и дорогую бытовую химию, нужно покупать попроще, то, что пригодно для ребёнка.
— В школьные уроки химии вошел компьютер? Раньше устройство молекул и атомов рассматривали на пластмассовых моделях, а сейчас есть компьютерные 3D-изображения...
— По большому счёту, компьютера в школе мало. Два компьютерных класса в школе используются целиком для уроков информатики и для информационной поддержки с четвертого по шестой классы. Как можно использовать компьютер на уроке? Чтобы работать с компьютером как положено, каждый ребёнок должен иметь индивидуальный компьютер. А если дети приходят в класс, где всего 12 компьютеров, и там работает только полкласса, другие полкласса остаются в кабинете — учитель должен быть там и там. Это не реально. Но самое главное не это. Вот если бы компьютеры стояли в классе, а ведь чаще всего твой урок даже не совпадает со свободными часами в кабинете информатики. Конечно, можно использовать то, что дети работают с компьютерами дома. Можно заниматься проектной деятельностью. Только надо разумно этим заниматься. У нас же всё, чем начинают заниматься, идёт валом. Проектная деятельность хороша, но не в таком объёме, как сейчас — этого много, и это неправильно.
— Дети делают сейчас очень много проектных работ с опытами...
— Да. Вообще, что любят дети из проектной деятельности, и что полезно на начальных этапах химии? Это краткосрочные, очень простые проекты. Например, мы начинаем изучать оксиды и пробуем сделать презентацию «Оксиды в нашей жизни» — это интересно и краткосрочно, интерес не успевает пропасть. А серьёзные, фундаментальные вещи порой становятся самоцелью. Такого быть не должно. Компьютер должен использоваться, но в разумных пределах.
— Вы становились лауреатом конкурса международной Соросовской программы и получали грант Москвы. Как вы использовали это в школе?
— Звание лауреата Соросовской премии дало мне возможность преподавать по их программе одночасовой курс химии и экологии. Это безумно интересно, очень полезно для школьников, и я много лет вела этот одночасовой курс. Они снабжали меня литературой, финансировали это и проводили большое количество семинаров, на которые можно было ездить тем, кто хотел получать информацию. На самом деле, очень многое из первых Соросовских премий тратилось на школу, а не на себя. Покупались учебники, пособия. Когда я начинала, в школах было мало чего.
— А как сейчас в школах с химреактивами?
— Великолепно. Как раз сейчас их достаточно, но используют их мало. Кончились те времена, когда нужно было ехать на базу за ними, самой что-то выписывать — теперь звонят, приглашают приехать забрать наборы по химии. При добросовестном отношении учителя к предмету можно многому научить экспериментально. Другой вопрос, что приборы по химии, которые у нас есть, безнадёжно отстали. Открываешь сайт и смотришь, например, как работают в Израиле — там одноразовая упаковка на урок для каждого ученика, всё в микродозах, сделал и выбросил.
«Детям не надо запрещать — ими надо заниматься»
— Вы рассказали о том, как заинтересовывать детей химией. А что они вам выдают в ответ? Действительно, многие с интересом и азартом относятся к опасным химическим опытам — с пиротехникой, взрывчатыми веществами. Кто-то делает фосфор или что-то другое из самых невероятных подручных материалов, соскребает головки со спичек или строгает алюминиевые кастрюли, как в рассказе у Носова. У вас много было таких учеников?
— В «химических» классах с такими всё значительно проще.
— Им и так хватает химии?
— Да. И они чётко понимают, что можно делать, а что нельзя. Они понимают, что при увлечении пиротехникой надо идти на определённый факультет в РХТУ, где научат всему тому, чему подручными средствами не научиться. Что касается восьмиклассников, то они, конечно, всё взрывали каждую минуту! Я очень часто ребятам рассказываю, сколько раз в жизни я сталкивалась с такими случаями. Когда я только начинала работать в Зеленограде, был случай — дети пошли на каток, и один парнишка кинул под ноги девушке кусочек натрия, который прореагировал с водой. А я работала в Крюковской школе-восьмилетке, у меня там даже не было металлического натрия.
— Откуда же он натрий взял?
— Этого никто не знает. Хорошо, что всё хорошо закончилось — всего лишь лёгким обмороком у девушки. Могло кончиться и хуже. Мы предполагали, откуда взялся натрий... в городе, с другой стороны «Ангстрема» любознательные дети могли найти любые реактивы, что они успешно и делали. Еще они ездили на свалки в Шереметьево, где можно было найти огромные куски магния, напилить их...
— Но это было давно? Сейчас такого уже нет?
— Да, сейчас этого нет. Но попытки произвести какие-то опыты у детей были всегда.
— Сейчас эти попытки тоже предпринимаются? Или сейчас дети уже более благовоспитанные?
— Сейчас этого меньше. Не то, чтобы дети благовоспитанные — они просто более инертные и ленивые.
— По вашему мнению, надо запрещать, чтобы дети занимались «домашней» химией — или поощрять как-то это в школьных условиях? Понятно, что самое правильное — направить их энергию в мирное русло.
— Да, направить в нужное русло. И если у учителя есть интересующиеся дети, ими надо заниматься даже вопреки тому, есть ли у учителя часы на это или нет. Потому что голыми словами ничего не запретишь.
— Нет смысла говорить детям: «Нет, ни в коем случае, нельзя!»?
— Говорить-то это нужно, но надо при этом понимать, что многие тебя услышали, но не восприняли как руководство к действию. Просто этими детьми надо заниматься, брать их под своё крылышко, показывать им...
— Взрывать всё вместе с ними?
— Да, естественно. И показывать, как это можно сделать безопасно, объяснять, что здесь можно сделать не так и что может кончиться очень печально.
— Последний случай, который произошёл не так давно в Зеленограде — дети нашли в интернете описание какого-то химического опыта и выпили получившуюся жидкость. То ли они пытались сделать светящуюся жидкость, то ли еще что-то — осталось неизвестным...
— Конечно, плохо, что сейчас в интернете можно найти всё что угодно. Но дети же мыслят неглубоко и неглобально, них просто было единственное желание — сорвать уроки.
— Вы думаете, они просто хотели сорвать уроки?
— Абсолютно точно. Это не было каким-то познавательным экспериментом. Слухи ходили разные, но я не знаю, что они хотели сделать.
— Но это достаточно вредный способ для своего здоровья — так срывать уроки.
— Хорошо, что это хорошо кончилось, могло кончиться и очень трагически.
— В общем, хочется пожелать всем зеленоградским детям безопасности и осторожности во взаимодействии с химией и успехов в школьной химии — чтобы всем повезло найти хорошего учителя. А вам — чтобы повезло с хорошими учениками! Большое спасибо.
— Пожалуйста. Ученики должны быть разные, не только хорошие.
Елена Панасенко