Гаредова, Горедва, Гаретовка — историки спорят, откуда взялось это слово и что оно значит.

Краевед Игорь Быстров считает, что слово «Горетовка» происходит от древнерусского слова «горе» — «вверх», «наверх», чаще всего, от берега реки. То есть, «Горетовка» значит «всходняя», «Всходня». В древности так называли транспортный и торговый путь, который переходил с реки на волок. Такой «всход», по мнению Быстрова, был близ места, где стоит сегодня деревня Горетовка — там заканчивался судоходный путь, и дальше корабли тащили по суше до верховьев Волги.

Известный историк Иван Забелин высказал такую версию: «В древности Сходня называлась Горетвой, так как она протекает по гористой местности, а потом „Всходней“ стали называть всю реку, а старое название сохранилось только за её правым притоком рекой Горетовкой».

Лингвист и славяновед Михаил Горбаневский полагает, что корень слова «горед» — балтийского происхождения и означает горы, а «ва» — значит вода, река (Горед-ва, Непряд-ва). «Горедва» — бегущая с гор.

Имя Горедва могло остаться и в наследство от угро-финского племени меря, жившего здесь в 8 веке. На их языке слово «гора» означает «громкий», а «ва» — вода. Горедва — громкая река, в то время она была полноводной и шумной, с извилистым руслом, зажатым между холмами.

Существует ещё и народная версия: у деревни Горетовки речка течет между двух возвышений — на одном деревня Горетовка, на другом — деревня Баранцево, и звать речку стали Горе-два.

Горетов стан — такое название получила в 13-м веке обширная территория, сегодня это земли Солнечногорского, Истринского, Красногорского, Химкинского районов. Горетов стан лежал между реками Истрой, Москвой-рекой, Клязьмой и Радомлей в бассейне реки Горедвы — она протекала через весь Горетов стан и впадала в Москву-реку в районе современного Тушина.

Изначально слово «стан» означало стоянку, место, где останавливался князь с дружиной или его доверенные лица, посланные осенью после уборки урожая собирать дань. Со временем княжеская власть укрепилась, и нужда в таких разъездах отпала: подданные сами стали свозить дань в определенное место — «стан». Станом называли и всю округу, откуда свозили подати. Станы существовали до реформ Петра I, когда в 1714 году он ввёл деление России по губерниям.

А что же деревня Горетовка — когда она появилась? Это точно неизвестно. Есть лишь косвенное соображение: вероятно, селение Горетовка некогда было историческим центром здешних мест, поскольку территорию принято называть по главному населенному пункту. Впрочем, здесь название местности могло быть и от реки. А нынешняя деревня Горетовка, если судить по известным документам, не такая уж старая и появилась на рубеже 18-19 веков.

В начале 19 века явился на берегах Горетовки новый хозяин — граф Иван Кутайсов. За какие же заслуги пожаловал ему царь поместье напротив одноименной деревеньки?

Прежде он был камердинер и любимец Павла I, происхождения неясного — не то грузин, не то турок, мальчиком отбитый из турецкого плена и подаренный юному Павлу. Фамилию «подарку» дали то ли по городу Кутаиси в Грузии, то ли по городу Кютахья в Турции. Вырос он при дворе наследника, научился в Париже и Берлине парикмахерскому делу и стал у великого князя камердинером. Парень оказался ловкий и способный, умел понравиться господину и скоро приобрёл на него влияние.

Когда Павел взошёл на престол, Кутайсов сделался его гардеробмейстером, затем царь произвёл его в бароны, а чуть погодя и в графы. «Пленный турчонок мало-помалу сделался обер-шталмейстером, графом, андреевским кавалером и не переставал брить государя, — рассказывает в «Записках о моей жизни» публицист Николай Греч. — Наскучив однажды этим ремеслом, он стал утверждать, что у него дрожит рука, и рекомендовал, вместо себя, одного гвардейского фельдшера. Но таков был взгляд Павла, что у бедного унтер-офицера, со страху, бритва вывалилась из руки, и он не мог приступить к делу. «Иван! — закричал император, — брей ты!» Иван, сняв андреевскую ленту, засучил рукава и, вздохнув, принялся за прежнее ремесло.

Этим карьерным успехам соответствовали щедрые пожалования землями и крестьянами — у Кутайсова было пять тысяч душ. Он стал одним из самых богатых людей при дворе Павла.

Высшая знать его презирала, клеймила «уродом» и «гнусной туркой», слава о нём шла самая дурная, в мемуарной литературе не найти о Кутайсове доброго слова. Общее мнение о нём выразил внук Николая I великий князь Николай Михайлович в своём пятитомнике «Русские портреты XVIII и XIX столетий»: у Кутайсова «не было никаких убеждений, и широкие государственные интересы ему были чужды; склонность к интригам, корыстолюбие, страх за своё положение руководили им».

Таков был владелец большого поместья близ Горетовки. Краевед Александр Поспелов отмечал, что Кутайсов, обустраивая своё богатое поместье, привёз на берега Горетовки крепостных из окских деревень. Говор у них был мягкий с прибавлением «ти, ть» — «пойтить, разутьтить… (разуть)»

Любопытно, что этот говор сохранился и в 20-м веке. Его отмечал у местных жителей автор «Горетовских рассказов» Николай Нибур: «В соседней деревне Бакеево был характерный приговор. Там вместо „к“ говорили „т“. Придёшь к ним в магазин, а там кто-то рассказывает: „Ездила в Химти, купила Ваньте полуботинти, два тилo мути и тильти“».

В середине 19 века деревней Горетовкой владела капитанша Екатерина Ивановна Гуляева. В деревне было 15 дворов и чуть более сотни крестьян: 51 мужчина и 58 женщин. Гуляевой принадлежали значительные земельные угодья и вокруг деревни, её владения тянулись вдоль реки. Тогда же на её землях ниже по течению реки Горетовки появилось сельцо Новое. В 1868 году у овдовевшей к тому времени помещицы Гуляевой купил большой участок земли — сельцо Новое при деревне Горетовке — химик-технолог профессор Московского университета Модест Яковлевич Киттары.

Он принёс в Горетовку сельскохозяйственный прогресс и просвещение. На своей земле организовал образцовое хозяйство с правильным севооборотом, удобрением почвы. Здесь он акклиматизировал альпийскую рожь и стал выращивать семенной материал, для внедрения этой культуры в передовые хозяйства.

Учёный видел, как трудно живут горетовские крестьяне — земля давала им лишь самое скудное пропитание. Модест Яковлевич открыл в своём имении небольшие производства и разные мастерские, чтобы дать возможность крестьянам заработать на жизнь. Из-за бедности деревенские дети, едва освоив грамоту в приходской школе, должны были работать вместе со взрослыми за плугом или осваивать родительское ремесло. Профессор Киттары понимал, что без образования из нищеты не выбиться. Поэтому он организовал для крестьянских ребятишек училище. Сначала занятия шли на дому у профессора, затем он построил и оборудовал на свои деньги отдельное деревянное школьное здание — в полуверсте от деревни, неподалеку от реки Горетовки.

Ученикам преподавали русский и церковно-славянский языки, арифметику и геометрию, историю, географию, естествознание, черчение, чистописание и Закон Божий.

При школе действовал приют для одарённых детей на 20 человек. Все расходы профессор Киттары взял на себя. Вскоре основанное им училище стало одним из лучших в Московском уезде. Вдобавок к общеобразовательным предметам профессор собирался открыть ремесленные классы, но не успел исполнить своё намерение. В 1880-м году Модеста Яковлевича не стало. А Горетовская школа продолжала служить делу народного просвещения целый век.

В конце 19 века горетовские крестьяне не могли прокормиться одним хлебопашеством — земли были бедные, да и крестьянские наделы малы: как люди ни бились, хлеба хватало только до Рождества. Поэтому жители деревни осваивали разные ремёсла. Были в Горетовке свои шорники (мастера по изготовлению конской упряжи), сапожники, скорняки (специалисты по выделке шкур и мехов). Многие занимались деревянным подельем, мастерили домашнюю посуду, утварь, мебель. В одной избе работали резчики по дереву, в другой плотники или столяры. Чашки-ложки вырезали из сосны, кадки лохани и ушаты — из дуплистой осины, бочки для засолки грибов, огурцов и капусты изготавливали из ели и дуба, а бочонки для творога, сметаны, масла, мёда — только из ольхи.

Краевед Галина Поспелова в «Вестнике Андреевского музея» №6 вспоминает имена горетовских мастеров: «Своими деревянными изделиями славились Савельевы». «Михей Каменский был лучший в округе бондарь-обручник. Он пользовался широким признанием как умелец и приветливый, приятный человек».

Родственник Каменских московский мещанин Алексей Фирсов, чьё детство частично прошло у родных в Горетовке, вспоминает, как выглядела бондарная мастерская: «С правой стороны у окна стоял длинный столярный верстак, у которого с утра до вечера работали резчики по дереву — дед Михей и его молодой сын Прокофий. Стучали деревянные молотки по стамескам, вырезая на спинках и ножках стульев цветочные и другие узоры. И хотя за эту работу эксплуататор-хозяйчик платил сущие гроши, работа эта позволяла семье как-то сводить концы с концами».

На левой стороне Жилинской дороги при въезде в деревню с запада стояла изба кузнеца Антонова. Оттуда слышалось шипение раздуваемого горна, тяжкие удары молота и дробный перестук молотков. Хозяин кузни, рассказывает Поспелова, был большим любителем и знатоком лошадей, мог подковать любого самого строптивого коня.

Алексей Фирсов, вспоминает и ещё об одном местном промысле: «Если пойти по дороге к Баранцеву и за деревней сразу спуститься с кручи, за колодцем можно было увидеть какие-то больших размеров чёрные продолговатые кучи пережжённой земли, из которых торчали неширокие трубы, источавшие едкий дым. Здесь работали углежоги. Тяжёлый, изнурительный труд. И днём, и ночью надо наблюдать, чтобы излишки воздуха не поступали в засыпанный землей костёр. Дерево должно много дней тлеть под землей, прежде чем образуется твёрдый кузнечный уголь, который повезут потом в Москву на предприятия и для многих тысяч московских самоваров».

Были и женские промыслы — всяческие рукоделия. Крестьянки стегали одеяла, вязали чулки, вышивали.

«Оба моих деда были столяры, — пишет автор „Горетовских рассказов“ Николай Нибур. — Они изготавливали мебель на продажу: столы, стулья, гардеробы, буфеты».

Работали столяры на дому. У каждого была мастерская, обычно отдельная постройка во дворе. В мастерской стоял столярный верстак, на котором мастер выполнял все работы. Над верстаком и по стенам развешивали богатый набор инструментов, носивших в основном немецкие названия. «Так, особый рубанок, предназначенный для первой черновой обработки доски, назывался шерхебель. На русский манер его называли „шершепок“ , — рассказывает Нибур. — У мастера свои любимые дорогие инструменты, для учеников наборы попроще, подешевле».

Доски, фанеру и шпон для отделки поверхности мастера покупали на стороне у промысловиков, поскольку делать расходные материалы самим было невыгодно — это долгий трудоёмкий процесс. Например, фанерой обеспечивал всю округу фанерный завод Зениных из Лигачёва. Кроме того, столярам требовался мебельный лак и морилка, чтоб придать изделию солидный вид «под дуб» или «под красное дерево». Металлическую фурнитуру и зеркала деревенские столяры приобретали на московских фабриках, а вот филенки и накладные дощечки с резными узорами для шкафов и буфетов изготовляли местные резчики по дереву — уже упомянутая семья Каменских.

В среде столяров бытовали собственные обычаи и традиции. О некоторых из них говорится в «Горетовских рассказах»: «С такого-то осеннего дня, приходящегося на церковный праздник, мастера вечерами начинали работать при лучине, а до этого — только до наступления темноты. В определенные церковные праздники мастера пусть сами и работали, но давали выходные дни подмастерьям. Подготовка учеников проводилась тоже по правилам. Существовали обряды приёма на работу учеников, расплаты мастера с подмастерьями за выпускное экзаменационное изделие, подтверждающее полученную квалификацию».

Если перейти Горетовку за деревней вброд, в сторону нынешнего Бакеева — на другой стороне сразу начинались земли графа Кутайсова, поросшие сосновым лесом, где было множество грибов и богатый малинник. Усадебный дом стоял примерно в километре от реки и на рубеже 19-20 веков принадлежал правнуку царского брадобрея графу Павлу Ипполитовичу Кутайсову, генералу от инфантерии. Инфантерия — официальное название пехоты в тогдашней России, то есть Кутайсов был пехотным генералом. В разное время он возглавлял Нижегородскую и Иркутскую губернии.

В памяти жителей Горетовки и этот последний граф Кутайсов, и его предшественники остались людьми жестокими, особенно с крестьянами после их освобождения от крепостной зависимости. В деревне рассказывали, как один из владельцев имения избил до полусмерти старого крестьянина, который повёз в больницу занемогшую жену по короткой дороге через графские земли. Старушку в больнице вылечили, а её муж скончался от побоев на руках у врачей.

Другой потомок царского брадобрея как-то осенью увидел, что две крестьянские коровы перешли через речку и стали щипать сочную зелень на другом берегу. Граф накинулся на пастуха с палкой. Спасаясь от побоев, пастух залез в речку — в бочаг, где воды было ему по горло, а граф бегал вокруг, стараясь достать пастуха палкой. Убедившись, что палка коротка, граф уселся на берегу и стал ждать, когда пастух вылезет. Сидел, пока не проголодался. Вода в Горетовке была холодная, пастух простудился и умер от воспаления лёгких.

Местным жителям строго запрещалось ходить по графской земле, собирать в лесу грибы и малину. Охраняли поместье злобные собаки — граф держал целую свору псов разных пород, и встреча с ними в лесу грозила бедой. Несмотря на опасность, деревенские ребятишки постоянно нарушали запрет и ходили за грибами. Перейдя на чужой берег, первым делом намечали поблизости дерево с низко растущими ветками, на которое можно залезть, если прибегут собаки. До поры до времени эти «набеги» на графский лес сходили детям с рук.

Алексей Фирсов приводит в своих воспоминаниях печальный случай. Однажды он и его кузен Иван отправились в лес за грибами и взяли с собой собачку по кличке Кубарь. Это был чистокровный белый шпиц — любимец ребятишек, умный пёс, умевший держать на носу сахар. Мальчики перешли Горетовку вброд, поднялись по склону, миновали перелесок и вышли на большую поляну, частично засеянную овсом, и остановились в испуге: навстречу им с другого края поляны мчались три волкодава.

«Нас охватил ужас, ноги одеревенели, глаза вышли из орбит, в мгновение были потеряны из памяти деревья с низко растущими сучьями, — рассказывает Фирсов. — Не в силах сдвинуться с места, широко раскрытыми глазами мы смотрели на несущуюся к нам смерть. Но что это? Кажется, не все пришли ужас. Наш Кубарь вдруг вырвался вперёд и с громким лаем помчался навстречу своре. Мы видели, как белый комок то выпрыгивал из высокой травы, то опять на мгновение тонул в ней. Ещё миг, и собаки сошлись. Мы видели, как в воздух полетели клочья белой шерсти от нашего бесстрашного Кубаря — он был разорван буквально на куски».

Эта жуткая сцена дала мальчикам время опомниться. Они кинулись бежать назад к реке и, очутившись в безопасности, разрыдались от пережитого страха. Кубарь спас им жизнь. Подробности кровавой схватки быстро разнеслись по деревне, но история на том не кончилась. Скоро в Горетовке услышали весть: у графа Кутайсова пропал любимый чёрный пудель.

Спустя некоторое время те же мальчики с отцом Алексея, приехавшим из города, вновь пошли в барский лес за грибами. Обшарив ближние уголки сосняка, решили пойти в дальний край леса, где было множество белых грибов. Для этого надо было миновать акациевую аллею, ведущую к имению. Грибники собирались быстро и незаметно перебежать аллею, но столкнулись лицом к лицу с хозяином.

«Граф шёл по дороге прямо навстречу нам, — рассказывает Алексей Фирсов. — Собака, сопровождавшая его, залаяла и бросилась на нас. Граф отозвал собаку и подошёл к нам:
— Разве вы не знаете, что я не разрешаю ходить по своему лесу?
Отец снял фуражку и поклонился:
— Мы не здешние, мы приехали из города и не знали, что здесь запрещено ходить.
Граф посмотрел на наше городское обличие, помолчал.
— Ну хорошо, на этот раз я разрешаю вам ходить по лесу, но с одним условием: если вы где-нибудь увидите живую или мёртвую собаку породы пудель, доставьте её в имение и получите за это награду 25 рублей».

Вскоре по деревне прошёл слух, что кто-то принёс графу убитого пуделя и получил обещанный четвертак. Крестьянин не пожелал назваться, объяснив, что деревенские мужики могут отобрать у него деньги и пропить. Граф Кутайсов похоронил любимца в своём саду и поставил на могилке памятник: на гранитном пьедестале свернувшись калачиком, лежал бронзовый пудель.

«Так и осталось неизвестным, чьих же рук было дело — смерть графского пуделя. Как бы то ни было, но гибель нашего Кубаря кем-то была отомщена», — заключает Фирсов.

«Конец имения был печален, — пишет в своих воспоминаниях уроженец села Голубово Борис Поспелов. — В первый же год революции дом и все в нём сожгли. Кому-то было поручено его охранять, но всё растащили и потом, скрывая следы, подожгли дом».

Несколько иначе отпечаталась судьба усадьбы Кутайсовых в народной памяти. Считалось, что она сгорела во время жестоких боёв в начале зимы 1941 года, когда Горетовка оказалась на последнем рубеже обороны Москвы.

«Зеленоград.ру» благодарит писателя Николая Нибура за помощь в подготовке этой статьи.