— Алексей, эта фотовыставка — ваша идея?

— В общем, я действительно организатор, в том смысле, что просил своих знакомых и не очень знакомых фотографов принять в ней участие. Сначала была идея просто показать людей, которые занимаются ручными техниками фотографии, то есть не традиционными, а историческими процессами, альтернативными фотопроцессами. А потом так получилось, что большая часть тех, с кем я говорил, могли представить организованную по «местному» принципу серию — парижскую, крымскую. И родилась идея, чтобы каждый представил какое-то место, в котором ему, так сказать, было хорошо. И поэтому вот такое название. Люди — это фотографы, а города — это не обязательно города, это места, где фотограф действительно почувствовал, что ему надо сделать кадр.

—То есть «города» — это условно?

— Да. Если вы заметили, у нас в названии «Люди» и «Города» с большой буквы. «Город» — это город в смысле обобщенном и не всегда реальном. Я всех просил писать, где они сделали снимки; там есть Москва, Париж, Рим, Зеленоград есть, а ещё Финляндия, Крит, Белое море. А два автора просили не указывать место, где они сделали фотографии. У Николая Маслова есть серия работ под названием In a gadda da vida, «в райском саду», можно так перевести, — место, где он почувствовал что-то, что захотел показать.

— В выставке участвуют 19 фотографов из Зеленограда, Москвы, Санкт-Петербурга, Омска, как указано в афише. Расскажите об участниках. В частности, занимаются ли они исключительно фотографией, или это для них увлечение.

— Когда мы говорим «фотограф-любитель», в этом на самом деле ничего плохого нет. Любитель — это тот, у которого фотография не основной источник дохода; с другой стороны, есть значение слова «любитель» — «который это любит». Когда я говорю «профессионал» или «непрофессионал», это, на самом деле, очень условное различие.

У нас самые разные участники. Давайте я тогда про каждого скажу пару слов, потому что они мне все дороги, и если у нас все получится, как задумано, то, думаю, это будет очень хороший уровень. Илона Алдра — московский фотограф, для нее фотография — не основная специальность, она раньше очень много занималась цифровыми технологиями, и в какой-то момент ей стало любопытно, может ли она повторить это руками. Будут представлены работы в технике лит-печати, ее еще называют «сверхконтрастная» печать, — они такие размыто-магически-сказочного характера. Снимала она в Кусково и Царицыно, в окрестностях Москвы. Алексей Алексеев — санкт-петербургский фотограф, у нас вообще достаточно много людей из Питера участвуют. Алексей Алексеев, — и тогда сразу скажу про Диму Рубинштейна — это профессиональные фотографы, несколько лет начали возрождать очень старый процесс, мокрый коллодий. Это когда фотограф выливает эмульсию на стекло, и пока она влажная, она экспонируется. И там за счет толщины стекла фотография приобретает дополнительную глубину Когда они начинали, в России всего три человека занимались этим процессом, но сейчас это становится более популярно. Вот Дима представляет финскую серию, представьте, большое оборудование надо тащить в лес, в деревню, потому что надо обрабатывать все сразу.

Ирина Бутырина из Москвы, кстати, тоже работала вместе с Димой Рубинштейном в Финляндии, у них соседние места представлены. Тут более-менее традиционный процесс. Хотя сейчас любая ручная техника не так чтобы очень распространена. Это бром-серебряная печать, у нас несколько людей представляют этот процесс — Ирина Бутырина, Михаил Кондоров, Александр Курлович, Елена Скибицкая и Алла Полетаева. Но каждый из них по-своему подходит к этой технике, у каждого свой стиль. Они используют при съемке монокль — это такой объектив, состоящий из одной линзы, он создает характерное свечение вокруг объекта, они расплывчатые становятся, приобретают ореолы, смотрятся тоже довольно сказочно. Михаил Кондоров и Александр Курлович — фотографы из Москвы, Кондоров сейчас председатель фото-клуба «Новатор», это один из старейших фотоклубов в Москве, и мы очень гордимся, что Михаил у нас участвует.

Алла Полетаева — Санкт-Петербург, профессионал. Елена Скибицкая — её участие в выставке, на самом деле, просто большое чудо, потому что это фотограф с мировым именем. У нее своя школа в Питере, она участвовала в выставках по всему миру. Причем Елена сама связалась с нами, решила показать несколько работ, и это для нас большая честь. Александр Курлович представляет серию работ из Москвы, из ВВЦ. Есть у нас два участника, которые пошли особым путем, просили не указывать место съемки, это Николай Маслов и Марина Ефимова. Они работают в технике платино-палладиевой печати. Это процесс начала века, отличается очень большой фотографической широтой — от самых светлых до самых темных тонов можно передать практически все нюансы, не сравнится ни с чем, ни с пленкой — такого диапазона широчайшего в других процессах очень трудно добиться. Это московские фотографы. Алексей Пономаренко — уникальный московский фотограф, он занимается фотогравюрой. Я не знаю, занимается ли кто-нибудь еще у нас в России этим процессом, мне известен только Алексей. Это такая вещь, которая устроена как обыкновенная гравюра, когда художник начинает процарапывать что-то на металле, или на камне, или на дереве, и потом с этого делаются оттиски. Фотогравюра — это примерно то же самое, но основой служит фотоизображение. Алексей представляет фотогравюры на меди и фотополимерные гравюры, венецианскую серию.

Оля Савельева, московский фотограф и физик, кстати. У нее очень интересные работы, крымские миниатюры, они размером 6 на12 сантиметров, это предполагает такое действительно очень интимное общение зрителя с изображением. Артемий Сысоев, питерский фотограф, занимается гуммиарабиковой печатью, это один из первых известных нам цветных процессов, еще с конца 19 века. Цвета совершенно уникальные, и выглядит работа действительно как картина; когда показываешь, мало кто верит, что это не акварель, например. Ирина Хорунжая тоже работает в технике платиново-палладиевой печати, представляет серии с Белого моря и с Крита. Елена Эрда, москвичка, работает с цианотипией. Это техника, изобретенная тоже в конце 19 века, когда получалось синее изображение. Это изображение потом может быть тонировано, и у Елены такие коричнево-сепийные работы, серия из Стамбула, это один из ее любимых городов, и это чувствуется по ее работам. У нас есть два гостя из Омска, это Вадим Толстов и Александр Лелякин. Вадим в прошлом году организовывал в Омске довольно большую сборную выставку авторов, так или иначе связанных с ручными технологиями, и так мы с ним познакомились заочно. Они работают в технике темпера-принт, это тоже ручное цветное изображение, изображение создается темперными красками.

Дмитрий Грибачёв, фотограф из Зеленограда, сейчас живёт в Фирсановке. На выставке представляет серию работ из Испании, выполненных в технике инфракрасной съёмки. При съёмке в инфракрасном диапазоне небо приобретает характерный тёмный цвет, а, скажем, зелень листвы высветляется, создаётся очень интересное ощущение.

Ну и я еще есть, представляю несколько зеленоградских работ, потому что этот город мне ближе всего. Я коренной зеленоградец, и сюжеты тут могу снимать бесконечно.

— Вы снимаете какие-то узнаваемые места в Зеленограде?

— У меня есть два любимых места, это парк Победы и Яблоневая аллея. Сейчас мне очень обидно, что там... Мне жалко, что снесли пятиэтажки, в том числе и мой родной район, третий, и там совсем короткий остался кусочек, где яблони образуют такой свод...

— Да и яблонь все меньше там остается.

— Да, и яблонь все меньше, но пока еще можно. Я иногда хожу в парк Победы с утра, и встречаю одних и тех же людей. Мне кажется, они меня тоже знают, я жду, когда они пойдут по определенным тропинкам.

— Они просто гуляют или тоже фотографируют?

— Нет, обычно встречаешь тех, кто гуляет с собаками, кто бегает по утрам; иногда тех, кто прогуливается с детьми, но это уже попозже. Обычно я хожу с утра, пока солнце есть, ну, с 6 до 9 утра.

— Вы упомянули цианотипию, вы же тоже работаете в этой технике, — будут ли представлены такие работы на выставке?

— У Елены Эрды будут, у меня — нет. Цианотипия — тут недавно был фестиваль, который организовывал Дима Шер, там я выставлял эти работы. Что-то вроде мастер-класса под открытым небом. Правда, совсем под открытым небом не удалось провести, потому что все-таки большая часть этих способов требует солнечного света, а солнце не всегда такое, какое нужно, оно может зайти за тучи, и так далее. Поэтому я все-таки подстраховался.

— Много ли людей пришли на мастер-класс, сколько их стояло вокруг вас?

— В принципе были, не скажу, чтобы много. Когда мы начали, вокруг меня было, по-моему, пятеро или шестеро, а когда заканчивали — человек пятнадцать. Те, кому интересно, слушали от начала до конца. Я не знаю, насколько это пропаганда, мне кажется, как бы человек фотографии ни получал, полезно один или несколько раз пройти весь процесс с начала до конца, получить фотографию именно руками. Без помощи технических средств нельзя получить фотографию, но без помощи компьютера, принтера, именно руками — можно.

Тогда человек по-другому начинает относиться к тому, что он делает. Если я понимаю, что я могу что-то сделать руками, я могу потом привлечь и еще что-то, и я буду относиться к этому по-другому. Если я буду относиться к этому по-другому, то и зрители будут относиться к этому соответственно.

— Понятие «альтернативная фотография» относится только к способу фотопечати, или оно связано и с содержанием самой фотографии?

— Тут действительно есть некоторое разночтение. Если взять англоязычные ресурсы, то термином «альтернатив-фотограф» обозначают обычно именно нестандартные, не совсем привычные способы получения фотоизображения. У нас «альтернативная фотография» иногда означает, что там изображено не то, что обычно изображается.

— А что обычно изображается, если говорить о таком противопоставлении? Какой-то официоз, фоторепортажи?..

— Я, честно говоря, до конца не понимаю, что иногда в русских средствах массовой информации понимают под словом «альтернатива», это альтернатива какого вида? Иногда совсем грустно смотреть. В общем, бывает, что приходишь на фотовыставку, а там... можно я не буду об этом говорить? Я тогда буду ругать коллег своих, что не совсем хорошо. Наверное, такая фотография тоже имеет право на существование.

— В общем, понятно. Просто сейчас определение «альтернативная» применяется к массе вещей, от музыки до родов, поэтому интересно, кто и что под этим понимают.

— Вот скажем, очень известный фотограф Джоэл-Питер Уиткин. Основная тематика его работ — это люди-уроды, карлики, гермафродиты и так далее. Причем он снимает постановочные кадры, очень часто подводит под это какую-нибудь библейскую историю, за этим стоит большой культурный пласт. Сами герои его съемок говорят, что он очень деликатно с ними обращается. Это, наверное, можно назвать альтернативной фотографией. Но таких, как Уиткин... Это очень тонкая грань, легко скатиться во что-то, трудно назвать, во что.

— Техники фотопечати, представленные авторами выставки, — насколько они трудоёмки? Можно ли этим заниматься дома?

— Вообще, любой процесс, даже и цифровой печати, достаточно трудоемок. Когда человек что-то получает легко, он, соответственно, и относится к этому легко. Все-таки, чтобы что-то получить, надо затратить какие-то усилия. С точки зрения техники, это процессы не самые простые, есть более, есть менее сложные. Большую часть их можно производить дома, кроме, пожалуй, фотогравюры. Там довольно опасная химия используется, кислоты, то есть нужна мастерская. А так, химия достаточно безопасная, сравнительно легко утилизируется. Но большая часть процессов, кроме бром-серебряной печати, требует того, чтобы подготовить бумагу самому, то есть нанести на нее какой-то раствор, «очуствить». Это хорошее, кстати, слово — «очуствить» бумагу. Ну и экспозиции под солнечным светом, или под аналогом — ультрафиолетовыми источниками света, что тоже можно сделать и дома.

— Я почти не помню школьную химию, но, кажется, монохромные отпечатки плохо сохраняются в обычных условиях, их надо особым образом хранить?

— Есть такой момент. Вообще, вопрос стойкости и долговечности фотографий — он довольно тонкий. Известно, конечно, что первый процесс — дагерротип, изображение на металлической пластинке, покрытой солями ртути, и еще чем-то, потом они покрывались золотом, — очень долго хранятся. И те пластины, которые сделаны в 1840-50-х годах, они, в общем, удачно в музеях существуют, и если их в кислоту не опускать, все будет хорошо. Вот вопрос со стеклами, пленкой, бумагой, он несколько более тонкий. На самом деле, если все хорошо отмыть, просушить и на хорошей бумаге хранить в соответствующих условиях, то все нормально. Стекла тоже достаточно долговечны, если их не бить. Платино-палладиевая печать — один из самых долговечных процессов, просто потому, что используются металлы, которые как-либо окислить трудно. Цианотипия имеет занятное свойство, она «гуляет», то есть в процессе хранения изображение становится иногда темнее, иногда светлее. Правда, непонятно от чего. Химики наверное знают, я, честно говоря, не знаю.

— У вас есть мастерская?

— К сожалению, нет. Очень хотелось бы, да.

— Вы же и живописью занимаетесь, тоже дома?

— Да, конечно. Живописью я сейчас занимаюсь значительно меньше. Еще в школе, в детстве, в12-13 лет я фотографировал, как все дети, — что-нибудь снимал «Зенитом». А потом почему-то захотелось — начал рисовать, писать, а потом опять фотография позвала. И как раз ручные разнообразные техники — это такой симбиоз фотографии и живописи. В начале XIX века было такое мощное фотографическое течение, называлось «пиктореализм», пиктореальная фотография, от picture, — фотография, подражающая картине. Я спрашивал участников, считают ли они свое творчество пиктореализмом, некоторые говорят «не-не-не, ни в коем случае», а некоторые вполне это приемлют. Часто встречается упоминание, что подобного рода фотографии — это пиктореализм XXI века. Такая традиция в России имеет очень глубокие корни. Пиктореалисты начала века, Андреев, например, и самый известный наш представитель, Георгий Мстиславович Колосов. Эта традиция прервалась во время войны; хотя, там тоже были работы. Скибицкой, например, — ее иногда называют ученицей Колосова. В большей или меньшей степени это, наверное, так, потому что она тоже использует монокль, как мягко рисующий объектив, с характерными размытиями.

Есть ещё такой момент — фотография содержит избыточную информацию. Если мы ее представляем, как фотографию, снятую и напечатанную сейчас, там будет много того, что попало в кадр, но автор об этом не подозревал. Это можно красиво обыграть, в этом, собственно, одно из достоинств фотографии, что она избыточна по сравнению с живописью. А художник, он изображает только то, что хочет изобразить, ничего лишнего. Пиктореальная фотография — она где-то между этими состояниями. За счет работы кистью, нанесения эмульсии, использования той или иной техники, можно некоторые ненужные детали убрать из кадра.

— Вы сами осваивали фотографию или у кого-то учились?

— Так, чтобы куда-то ходил, занимался — к сожалению или к счастью, у меня такого человека не было. Но есть два человека, которым я очень благодарен. Я хотел бы назвать их своими учителями, они действительно очень на меня повлияли. Это Александр Фурсов, московский фотограф-пейзажист, тоже, кстати, один из товарищей Колосова, я с ним встречался, да и сейчас надеюсь на встречу. Он буквально несколькими замечаниями, когда я только начинал серьезно заниматься, очень точно говорил — и то, что мне казалось очень хорошо, оказывалось на самом деле плохо. Очень важно, чтобы был такой человек, который вовремя бы указал. Даже можно не объяснять, почему это плохо. Подходу к пейзажу я во многом у него учился. Ну и есть один человек, с которым я, к сожалению, не успел познакомиться, он скончался несколько лет назад, это Алексей Колмыков, московский фотограф. Я смотрел его фотографии, читал его статьи, видел его интервью. Он один из основателей объединения «Станковая фотография XXI века». Кстати, еще один термин, который используется — станковая фотография, по аналогии со станковой живописью. То есть фотография на твердом носителе, как говорят. С его товарищами, основателями этого общества, Михаилом Каламарковым и Максимом Железняковым, я потом уже познакомился; я тоже надеюсь, что они приедут. Алексей Колмыков занимался в том числе такой техникой, как полароидные трансферы. Всем известные выскакивающие такие карточки, но есть некоторые материалы у «Полароида» (вернее, были, фирма, к сожалению, разорилась), которые можно было потом не совсем обычно обработать. И получается такое зыбкое изображение, оно произвело на меня большое впечатление. Кроме того, сам подход его к фотографии, философский, созерцательный. К сожалению, с ним не удалось познакомиться. Кроме того, есть фотографы, которые очень повлияли на меня. Любимый фотограф — это Йозеф Судак, чешский мастер. Он известен, в частности, тем, что из родной Праги практически никуда не выезжал, и всегда находил там новые мотивы для себя. Мне кажется, можно жить в одном городе, и всегда находить там что-то новое.

— У вас есть любимые объекты для фотографирования?

— Конечно, это природа. Деревья, дороги. С деревьями можно пообщаться так, походить, пошуршать травой. Такое магическое совершенно. Но вот с фотосъемкой людей у меня как-то не очень получается, хотя людей я тоже снимаю.

— Вам они менее интересны, или что-то мешает?

— Я обнаружил, что с людьми получается так: мне надо сначала человека узнать, а потом его снимать. Незнакомого человека я не могу снимать совершенно. У меня ничего не получается. А чтобы узнать, нужно какое-то время, и довольно большое. Поэтому так получилось, что у меня фотографии с людьми — это по большей части мои друзья, знакомые, ученики, и так далее. С которыми уже есть контакт. Хотя есть фотографы, которые утверждают, что контакт нужно устанавливать во время съемки, это более полезно, но у меня так не получается.

— Вы преподаете математику в школе, а ученики приходят к вам на выставки?

— Приходят. Я надеюсь, что на эту тоже придут.

— Интересуются вашими работами; знают ли вообще, что вот их учитель занимается фотоискусством?

— Ну, не все, конечно, но многие. И нынешние, и бывшие ученики, я со многими поддерживаю контакты. Сейчас у нас в школе работает фотокружок, не могу сказать, что очень большой состав, но человек 10-12 постоянно ходят.

— Мальчики?

— Удивительно, но в основном девчонки. Не знаю, почему, но больше девчонок почему-то занимается — ну или увлекаются фотографией. Вообще, фотографию очень сложно охватить. Мы встречаемся раз в неделю, и я, конечно, стараюсь вместить всего побольше. Должен быть и показ работ, и обсуждение работ учеников, и лабораторные занятия, мы печатали несколько процессов в прошлом году. Именно не моих работ, а ребят, они печатали — цианотипию, гуммиарабик. И на выставки мы ездим в каникулы. Как-то к нам пришёл Дмитрий Шер, рассказывал о своем видении фотографии. Надеюсь, мне удастся еще знакомых фотографов пригласить.

— Вообще, в Зеленограде есть «фотографическая», , художественная среда, вы общаетесь друг с другом?

— Да, конечно. В большей или меньшей степени. Не могу сказать, что знаю всех, но некое неформальное сообщество фотографов есть. Дмитрия я уже упомянул, есть очень интересный наш фотограф Сергей Чубаров, у него выставка была в прошлом году ее. Его выставка в краеведческом музее в прошлом году стала действительно большим событием для города, у него очень сильные работы. Ну и у Дмитрия в школы появились новые ребята, сейчас некоторые из его учеников продолжают это дело, в МИЭТовском общежитии, что-то вроде фотосообщества. То есть, какая-то жизнь у нас есть. Опять же, краеведческий музей собирает фотобиеннале, вот сейчас организуют очередную выставку, надеюсь, что получится.

— Вопрос, который мы задаём обычно людям, так или иначе причастным к искусству, — есть у нас в городе некая своя культурная среда?

— Я не знаю, как насчет среды, но Зеленоград — это, конечно, особое место. Я, в целом, считаю, что это не Москва; мы анклав по существу. И вообще, мне кажется, сравнивать нас с Москвой бессмысленно. Москва — это в пределах...

— Садового кольца?

— Ну где-то так. Там есть какая-то жизнь, в том числе и культурная, там есть галереи, большие люди, концертные площадки. Если взять любой спальный район, то, в сравнении с ним, Зеленоград пока ещё достаточно заметен. Потому что у нас есть такой системообразующий момент, как МИЭТ, так или иначе здесь много его выпускников или студентов, и все-таки это еще нас держит. Если «убрать» МИЭТ, то мы очень скоро превратимся в такое место, где люди появляются только на выходных. Конечно, у нас есть какая-то культурная жизнь, и концерты, и выставки. Другое дело, что, наверное, кто хочет, тот об этом знает. Хотелось бы больше людей привлечь.

— Давайте напомним о работе экспозиции; когда можно приходить в выставочный зал?

— Сейчас нам установили сроки — с 20 октября по 28 ноября, это шесть недель, и это большой срок — обычно выставка бывает недели четыре. Мы этому очень рады. Понедельник и вторник в выставочном зале — выходные, в среду и пятницу он работает с с 12:00 до 20:00, и в субботу и воскресение — с 10:00 до18:00. Ждем, будем рады всех видеть.

Кроме того, 3 ноября, во время школьных каникул, где-то с трех до пяти у меня в помещении выставочного зала будет нечто вроде мастер-класса, вход свободный. Те, кто интересуется нетрадиционными способами получения фотоизображения, — приходите, буду рад. И, собственно, там же можно выставку посмотреть. И 5 ноября, тоже с трех часов, будет творческая встреча. Надеюсь, что там не только я буду, но еще несколько авторов, можно будет пообщаться.

— Вы ждёте на мастер-класс и творческую встречу молодежь, или могут прийти все, кому интересна фотография?

— В принципе, могут приходить все интересующиеся, возраст не ограничен.

Юлия Кравченко, фотографии: Алексей Пономаренко и Ирина Хорунжая