— Александр Григорьевич, существует ли статистика заболеваемости — как в округе, так и в сравнении с московскими показателями?

— Да, естественно, у нас есть свои данные, которые потом объединяются со всеми округами Москвы, и выводятся средние городские показатели. Я могу привести данные за 2009 год. Население в нашем округе — 215 707 человек. В Москве 10 миллионов 445 тысяч. Заболеваемость в нашем округе — 452,0 на 100 тысяч населения, в Москве — 364,3. Кстати сказать, в последние три года Зеленоград является лидером по онкологической патологии. Если раньше заболеваемость у нас была низкая, то теперь — даже выше среднемосковских показателей.

— С чем это связано?

— Одной конкретной причины никто назвать не сможет. Скорее всего, здесь влияют несколько факторов. Это и возраст населения — если Зеленоград раньше был самым молодым округом, то теперь он уже таким не является. Видимо, существуют какие-то вредности производства, есть внешние факторы. И это вопрос не к медикам, наверное, а больше к другим государственным структурам, потому что мы уже «пожинаем плоды». Но тем не менее, еще раз повторю, что за последние три года мы обогнали даже среднемосковскую заболеваемость. Показатели смертности у нас тоже хоть и незначительно, но все-таки выше: на 100 тысяч — 215 (в Москве — 195). Есть еще один показатель — запущенности, это когда больные обращаются к врачам с уже далеко зашедшим опухолевым процессом. То есть, в четвертой стадии, при визуальной патологии это и третья стадия. Так вот, у нас запущенность — 21,5%, а в Москве — 22,9%, то есть, все-таки чуть ниже, это заслуга всех медиков города. Так называемая одногодичная летальность — когда у больного обнаружена опухоль, и он живёт менее года от момента обнаружения — у нас ниже среднемосковской. Есть такой показатель, как разрыв заболеваемости и смертности. В Зеленограде он составляет 236,9, а в Москве — 170,5. Несмотря на то, что цифра в Зеленограде больше, это хороший показатель, он означает, что больше больных остается жить после определенного лечения.

— Какие именно онкологические болезни у нас наиболее распространены?

— В принципе, у нас нет отличия по какими-то видам болезни, заболевания всех органов примерно одинаковы по всей Москве, то есть нет такого, что в Зеленограде, например, рак желудка на первом месте, а в Москве — рак молочной железы. Наш округ самый маленький, поэтому у нас и статистика по локализации может колебаться сильнее, чем в Москве. Тем не менее, по данным за 2009 год на первом месте — рак молочной железы. Мы взяли 118 женщин на учет, за 11 месяцев 2010 года —115 случаев. По всей Москве рак молочной железы находится на первом месте. Вторыми по распространенности в позапрошлом году были новообразования кожи, мы взяли на учет 111 больных со злокачественными образованиями кожи. В 2010 выявлено 123 случая такого заболевания. На третьем месте стабильно идет предстательная железа у мужчин. Рак простаты, кстати, является одним из быстро прогрессирующих заболеваний во всем мире, в Америке, Европе и в России в том числе. Потом идет ободочная кишка, была в 2009 году на четвертом месте, сейчас — желудок, а ободочная кишка перешла на пятое место. Далее — рак легкого. Недавно была конференция в мэрии, посвященная здоровью столицы, там как раз шел разговор о раке легкого, вот статистические данные: по России заболеваемость — 26,98 на 100 тысяч населения, по Москве — 17,16, а в США — 89,0. Задавался вопрос, почему в Америке такая высокая заболеваемость, может, у нас просто недоучет? И тут тоже никто не может дать точного ответа. Возможно, это связано с тем, что курение в США было очень развито, это уже в последние годы они стали бороться с курильщиками. Возможно, такие цифры получаются из-за средней продолжительности жизни; например, у нас мужчины живут в среднем 58-60 лет, а там — более 70 лет. То есть наши мужчины не доживают до рака легкого. Может быть, из-за этого.

Рак желудка в 2009 году был на шестом месте, в 2010-м переместился на четвертое. Следующим по распространенности идёт рак прямой кишки.

— Кто чаще болеет — женщины или мужчины, какого возраста?

— Болеют чаще женщины, но и продолжительность жизни у женщин выше. Женщин в 2009 году заболело 517, мужчин — 436. Пик заболеваемости приходится на возраст 70-74 года. Мы с вами только что говорили, что мужчины в среднем не доживают до этого возраста, то есть, просто не доживают до той онкологии, которая могла бы у них случиться. Поэтому складывается такая статистика. Что касается возраста — злокачественные опухоли обнаруживаются в любом возрасте, от детей до глубоких стариков. Подъем заболеваемости начинается у мужчин с 50-54 лет и продлевается до 80 лет. У женщин заболеваемость начинает расти где-то с 40-44 лет и до 85 лет и старше.

— Вы говорите о данных только по взрослому населению?

— Да, мы отвечаем за подростков и взрослых людей, от 14 лет и старше; они у нас наблюдаются. Детей до 14 лет ведет онколог в поликлинике № 105.

— Есть ли случаи онкологии у 14-16-летних?

— Да, есть, и немало, к сожалению. Сейчас работает так называемая скрининговая программа, которая пытается выявить на ранних стадиях заболевания определенных локализаций, в частности, рак молочной железы, рак шейки матки. И некоторые больные не входят в эту статистику, потому что они моложе того возраста, который подлежит скринингу. Он делается с 35 лет.

— И у тех, кто моложе, меньше шансов выявить рак на ранней стадии?

— Это не совсем так, потому что все равно выявляется много. К примеру, молодые женщины чаще обращаются к гинекологу, при беременности. У них тоже обнаруживаются эти заболевания. Скрининг — это государственная программа, на нее выделяются определенные деньги. Почему именно этот возраст, 35 лет — потому что плато заболеваемости у женщин начинает расти с 40 лет, то есть экономически невыгодно проводить исследования, допустим, с 20 лет. От 20 до 40 лет случаи выявляются, но их немного.

— Существует государственная программа профосмотров, где, по идее, могут выявляться ранние стадии онкологии. Насколько эта система развита в Зеленограде, насколько активны сами жители, приходят ли они?

— У нас большая проблема с этими профосмотрами. Есть осмотры, которые обязательны, это организованное население на предприятиях, в школах, в детских садах. Но есть частные предприятия, библиотеки, прочие учреждения, на которых это не распространяется, и тут, конечно, с профосмотрами гораздо хуже. Люди считают, что, если ничего не беспокоит, если никаких ощущений нет, то они абсолютно здоровы. Это заблуждение, потому что, к сожалению, злокачественные опухоли зачастую дают проявления, когда лечить уже поздно. В чём сложность с профосмотрами — иногда врачи подходят формально. «Жалобы есть?» «Нет». И не смотрят, такое бывает. Но чаще все-таки осматривают. И выявляемость довольно приличная, у нас в Зеленограде, кстати, активная выявляемость выше среднемосковской — 31,7% от взятых на учет, в Москве — 15,9%. В свое время эти профосмотры, извините, похерили, сказали, что это никому не надо, но, тем не менее, жизнь показала, что не все, что было в социалистические времена, плохо. И раннее выявление часто идет именно за счет профилактических осмотров.

— Тем, кому не положены эти профилактические осмотры, куда можно прийти обследоваться?

— Есть скрининговые программы, они работают у нас в городе, по выявлению рака молочной железы, шейки матки, и у мужчин — раку предстательной железы. Скрининг идет уже не один год, и все, кто желает пройти обследование на предмет наличия опухолевого образования, обращаются в смотровой кабинет, просто к терапевту — пришли, сказали — «я хочу вот туда-то». Или можно сразу обратиться в маммографический кабинет.

— Наверное, те, кто имеет возможность регулярно ходить в поликлинику, прекрасно знают, в какой кабинет идти. Но там, как правило, очереди. Человек приходит, видит очередь к терапевту, понимает, что у него нет ни времени, ни сил, — и уходит.

— Не надо уходить, нужно обратиться просто в смотровой кабинет. В женском смотровом кабинете проводится осмотр шейки матки, и обязательно направляют на маммографию. Если человек хочет пройти обследование, он обязательно пройдет. У того же терапевта есть направление на ПСА — простатический специфический антиген. Мужчины должны сдавать простатический гормон, и ПСА может показать и воспалительные процессы, или хотя бы как-то насторожить доктора, помочь в выявлении опухолевой патологии предстательной железы.

— Вы — окружной онколог, насколько сложно попасть к вам, велика ли очередь?

— Пожалуйста, мы принимаем. К сожалению, очередь есть, но она не длинная. Иногда бывает, что возвращают из регистратуры невостребованные талоны, которые мы сдаем; иногда талонов не хватает, и мы стараемся как-то между больными, которые пришли с талонами, принимать. Женщина обращается в смотровой кабинет, там что-то врачу не нравится, она направляет ко мне на консультацию. Вот за полчаса до основного приема мы принимаем этих женщин. Все решаемо.

— Обязательно ли направление от специалиста или можно к вам напрямую прийти?

— Направление обязательно нужно, чтобы знать хотя бы, что смотреть. Нам нужны какие-то предварительные данные, какие-то обследования. Потому что онкологов у нас всего пять человек в городе.

— Какое лечение предлагается сейчас онкологическим больным? Все знают о химиотерапии, но, возможно, сейчас появляются новые формы лечения, в частности, в Зеленограде.

— В Зеленограде такая же система, как и везде. Мы сейчас общаемся с коллегами из других стран, и лечение у всех приблизительно одинаковое — одинаковыми препаратами пользуемся, одинаковые операции выполняются. Естественно, это еще зависит от возможностей клиники, от ее оснащения и так далее. Зеленоградцы лечатся в московских клиниках. Методов лечения сейчас много, но основной, как всегда и было, — хирургический и лучевая терапия. Кстати, некоторые локализации подлежат не хирургическому лечению, а лучевой терапии. Некоторые спрашивают — а почему мне не делают операцию, мне уже поздно? Нет, просто определенные опухоли больше чувствительны к тому или иному методу лечения. Очень часто делают комбинированное лечение, то есть, это два каких-то местных воздействия — и хирургическое, и облучение. Химиотерапия сильно шагнула вперед, то есть препараты стали действовать более целенаправленно на определенные опухоли. Если раньше — скажем, 30 лет назад — у нас было всего около десятка препаратов, то сейчас их более сотни. Допустим, опухоли желудочно-кишечного тракта с определенной гистологической структурой, к ним нужны строго определенные препараты. Это так называемые таргетные препараты, зеленоградцы их тоже получают.

— А побочные эффекты от химиотерапии сейчас такие же, как были, скажем, десять лет назад?

— Здесь тоже есть сдвиги, причем значительные. Есть такие препараты платины, которые больные очень тяжело переносят — тошнота, рвота, неприятные ощущения. Если раньше у нас ничего не было, кроме пары препаратов, то теперь есть мощные антиэметики, которые значительно облегчают жизнь больного. Прогресс есть как в основных методах лечения, так и в сопутствующей терапии.

— Вы упомянули, что жители получают необходимые лекарства. Однако есть жалобы на то, что онкологическим больным не хватает препаратов.

— Это не от нас зависит, мы заказываем препараты, которые нам необходимы (в частности, и я отвечаю за это), через ГУП «Столичные аптеки» и фирму «ЭрФарм». Бывают трудности с закупками. Сегодня у нас нуждаются в химиотерапии 40 больных, завтра — 5, послезавтра — 105. Естественно, эти колебания тоже накладывают свой отпечаток. К сожалению, нам не всегда всё поставляют даже из того, что мы просим. И мы тут же начинаем искать все возможные пути, чтобы обеспечить препаратами людей. В частности, в декабре были трудности с определенными препаратами, и Наталья Григорьевна Кадникова, наш начальник управления здравоохранения, тоже вмешалась в эту ситуацию. В ГУП «Столичные аптеки» говорят, что выбрали всю квоту, но людям от этого не легче, их не интересуют эти квоты. Поэтому пишем всевозможные письма, просим, требуем, и бывает, конечно, что с недельной задержкой, но препараты нам поставляют. По определенным причинам бывают недопоставки, то есть, какой-то округ взял больше препаратов, чем ему было положено, потому что у него было больше больных, в результате мою заявку не выполнили. Это сложная система — торги, импортные препараты, растаможка, на все это нужно время. Но мы прикладываем все силы и возможности, чтобы обеспечить всех страждущих. Есть ещё такой момент, некоторые говорят — «я читал, есть такой препарат, мне нужно его попробовать». Дело в том, что существуют показания по назначению определенного препарата. Тот же рак кишки или яичника лечатся по-разному.

— Насколько критична ситуация, когда задерживаются лекарства? Я так понимаю, что мы говорим о льготных категориях.

— Естественно. Все наши пациенты получают лекарства бесплатно. У нас есть препараты, которые стоят 20 рублей, а есть — около 500 тысяч, когда до полумиллиона в месяц уходит на лечение одного пациента. Человек не может полностью обеспечить себе лечение онкологическими лекарствами, если речь идет о таргетных препаратах.

— И если человек не может в момент задержки лекарств купить их самостоятельно — какими могут быть последствия?

— Нельзя сказать однозначно, потому что есть методы лечения, когда делаются перерывы. Есть случаи, когда лучше перерывов не делать, так как это не лучшим образом сказывается на процессе лечения. Но у нас редко бывает так, чтобы три недели пациент не получал препарат, то есть, как только у нас что-то в дефектуре, мы начинаем писать, требовать.

— Возвращаясь к началу разговора, вы сказали, что есть немалый процент запущенности. Насколько часто к вам приходят люди, которым практически уже нельзя помочь?

— Я привел статистику, 21% больных приходят уже с четвертой клинической группой, которая нуждается в симптоматическом лечении. Но зачастую четвертая стадия даже не входит в статистику, она автоматически выбрасывается из лечения. Тем не менее, бывает, что проводим 2-3 курса химиотерапии с четвертой стадией, и человека переводим во вторую клиническую группу. И больному после этого делают операции, химиотерапию, какие-то другие методы воздействия на опухоль. И, кстати, фотодинамическая терапия, вакцинотерапия сейчас проводится, это к слову о современных методах лечения; то есть, различных методов много. В Москве с 13 по 14 декабря проходила Всероссийская научно-практическая конференция — совершенствование организаций онкологической помощи населению, в ней участвовали главный онколог России, министр здравоохранения. И как раз ставился вопрос о несознательности наших граждан. То есть, все действительно ждут — когда заболит, тогда я пойду. Когда заболит — тогда уже поздно, и мы уже назначаем человеку симптоматическое лечение. Еще из уст министра услышал такую цифру — 3% заболевших не обращались к врачу, потому что считали, что рак неизлечим. Но это не так. При первой стадии излечение происходит у 95-98% пациентов, на второй стадии — около 80%, на третьей — 30-40%. А на четвертой пятилетняя выживаемость очень низкая.

—Всем ли пациентам со злокачественной опухолью вы сообщаете о её наличии? Врач имеет право об этом говорить сразу?

— Да, имеет. Раньше об этом не говорили, все скрывали, а сейчас признано, что каждый человек должен знать. Но бывают случаи, когда мы и не говорим.

— Когда об этом просят родственники?

— Да, когда просят родственники, говорят: «Вы знаете, такая нервная система, что не надо ему говорить». Ради бога, мы тогда не говорим. Говорим, что полир обнаружен или ещё что-либо. К слову, не стоит после этих моих слов думать, что если говорят «полип», то это обязательно рак.

Но люди рано или поздно узнают о своем диагнозе, потому что попадают в онкологическую клинику, видят, кто там лежит. И, бывает, потом о докторе говорят: «Ой, какой он глупый, у меня опухоль была, а он мне про полип какой-то рассказывал». Поэтому сейчас пациентам в основной массе мы говорим диагноз, за редким исключением, если родственники просят не говорить.

— Что бы вы посоветовали людям, которые боятся по какой-то причине идти к онкологу?

— Чем быстрее у них пропадет этот страх, тем больше вероятность того, что дальше с ними все будет нормально. Потому что все зависит от стадии процесса. Есть такое понятие — нулевая стадия, есть заболевания, когда выявляется рак в кишечнике, желудке, молочной железе, шейке матки, — и люди полностью выздоравливают, они возвращаются к нормальной жизни. И если у женщины рак шейки матки обнаружили при том же профосмотре или скрининге, им делают органосохраняющие операции, и эти женщины рожают потом. У нас в Зеленограде масса случаев, когда женщины после онкологических операций рожают детей.

— Каков прогноз при своевременном обращении по поводу рака груди?

— Все то же самое. В онкологии все одинаково. Чем раньше, тем лучше.

— И грудь удастся сохранить?

— Конечно. Это современные хирургические методы лечения, современные диагностические методы. Сейчас все чаще делают органосохраняющие операции, удаляют только опухоль и окружающие ткани, делают пластические операции после операций — то есть, не так все страшно. Страшнее, когда пациентка приходит, а там уже распад опухоли, и мы понимаем, что уже ничего не можем сделать. А то, что боятся идти к онкологу — это абсолютно напрасно. Даже если есть опухоль, она не обязательно злокачественная. Это надо выяснить и действовать дальше.

— Были ли в вашей практике, когда человеку был поставлен диагноз «рак», а спустя какое-то время злокачественная опухоль необъяснимым образом исчезла? Иногда такие случаи описываются.

— Ну, моя любимая фраза — никогда не говори «никогда». Тем не менее, у меня, к сожалению, такого в практике не было, чтобы без лечения опухоль сама собой исчезла. Есть ряд пациентов, которые отказались от традиционных методов лечения и используют нетрадиционные, но опухоль все равно остается и прогрессирует. Есть случаи излечения таким образом, но это единицы из тысяч, но на это уповать не стоит.

Хочу снова напомнить о раннем выявлении опухолевой патологии — чем раньше мы её обнаружим, тем больше шансов у пациента остаться в живых и продолжать жить и работать. Поэтому, пожалуйста, приходите на скрининговые осмотры. Это наболевший вопрос, чтобы больше пациентов приходило на обследования, потому что — могу повторить это много раз — чем раньше, тем лучше.

Юлия Кравченко