— Ирина Ивановна, мне хотелось бы сразу хотелось начать с общего вопроса, который я уже задавала руководителям муниципалитетов, которые были у нас в студии. В вашем уставе прописана такая важная вещь, как возможность внесения в органы исполнительной власти своих предложений в области градостроительной политики, в области транспортного сообщения. Этот механизм работает, вы действительно можете влиять на развитие района, муниципального образования?

— Безусловно. Требования устава действительно предполагают решение этих вопросов, в том числе, градостроительства, изменения в транспортных развязках, транспортных маршрутах. Эти вопросы поступают к нам от наших жителей, с которыми сегодня отношения построены достаточно хорошо. У нас в муниципалитете есть актив, которые выражают интересы всех возрастных категорий жителей. Это и общественные организации ветеранов, и молодежь, и педагоги, и старшие по домам и подъездам. Достаточно часто общаясь с нашим активом жителей, получаю от них какие-то предложения в части наказа к депутатам муниципальных собраний. Мы рассматриваем эти вопросы, выносим их на собрание депутатов, решаем эти вопросы, и, безусловно, с учетом мнения жителей, с учетом рекомендаций и решений, принятых депутатами, выносим это в органы исполнительной власти. С тем, чтобы действительно применить и принять те предложения, которые создают комфортные условия в конечном итоге для жителей всех возрастов. Это очень важно. Это нужно, поскольку мы, где-то не являясь жителями территории, не всегда можем приблизить ситуацию к жизни. Вот наши жители нам в этом помогают.

— Года два назад была проблема с автобусом в Малино, которое тоже входит в ваше муниципальное образование. Там находится школа № 367 для детей-инвалидов, колледж, а ходит один автобус. Обращался ли кто-нибудь в муниципалитет по этому поводу?

— В муниципалитет обращались; и, действительно, прошло уже года два. С тех пор расписание движения этого автобуса изменено, он стал ходить чаще. Жители 815 корпуса обращаются с просьбой усовершенствовать саму остановку, на которой нет скамейки. С этим предложением мы выходим в управу района, она этот вопрос решает. Мы также обращаемся на автокомбинат с просьбой рассмотреть возможность уменьшения интервалов движения автобусов. Если есть такая возможность, то идут навстречу. Но существуют объективные причины, по которым просто невозможно увеличить количество автобусов. В Малино не так много жителей; добираются туда большей частью учащиеся 367-й школы. Многие едут с родителями, и в меньшей степени пользуются автобусом. В основном автобус востребован жителями старшего возраста (813, 814, 815 корпусов). Им тяжеловато, там есть переход со ступенями, который не все могут осилить.

— А учащиеся колледжа? Они наверняка пользуются автобусом.

— Конечно. Мы вышли с предложением, чтобы в тот период, когда у нас, в основном, заканчивают интервалы движения (время обеда и утро), количество автобусов было увеличено. Надо сказать, с такими вопросами мы жителей никуда не отправляем. Они приходят, мы берем заявление и сами выходим с просьбой что-то изменить.

— В чем суть обращения именно к вам — вот, например, в такой ситуации? Если это все равно в ведении управ или автокомбината, зачем жителю обращаться сначала к депутату муниципального собрания или в муниципалитет?

— Вы знаете, я думаю, что обращаются туда, куда могут обратиться. Может быть, по принципу — ближе к дому. Я себя и своих сотрудников учу тому, что человека нельзя куда-то перенаправлять. Мы — органы власти, у нас разные структуры, мы решаем разные задачи, но основное для нас — это выслушать жителя, его проблему и помочь ему. Это не так сложно, поскольку мы очень тесно взаимодействуем с той же управой, присутствуем на всех оперативках. Мы работаем с разными структурами, которые занимаются обслуживанием территории, и в курсе всех событий. Ни к чему мне отправлять жителя в управу написать то же самое заявление, которое он может оставить здесь. Я благодарна жителям за то, что они приходят, и они делают так, как лучше не только им, а какой-то определенной группе жителей. И чтобы ему после этого сказать: «Знаете, спасибо, но сходите в управу»... Я для себя не считаю это возможным.

— Плюс, к муниципалитету или депутатам муниципального собрания больше прислушиваются в той же управе или префектуре?

— У нас хорошие партнерские отношения. Я не думаю, что нас выделяют. Любое обращение — группа жителей, один житель, муниципалитет, — я не думаю, что выбирают кого-то, к кому необходимо прислушаться, а к другим — нет.

— Сейчас в зеленоградских муниципалитетах проходят встречи с жителями районов, где обсуждается благоустройство дворовых территорий. Тут есть один не очень понятный момент. Мы знаем, что выделены определенные деньги из бюджета на ремонт подъездов и благоустройство дворов. Что обсуждается, если уже определен бюджет и адреса, где эти работы будут проведены?

— У нас такое муниципальное собрание прошло вчера, при значительном участии жителей, что очень важно, старших по домам, представителей общественных организаций. Управа района представляла те мероприятия, на которые выделены средства. Вчерашнее собрание действительно подтвердило, что это был проект работ в тех дворах, благоустройство которых в принципе может быть сделано. Специалисты управы проработали весь район, посмотрели, где необходимо сделать новые площадки, где необходимо отремонтировать имеющиеся площадки, что надо изменить, чтобы жителям было комфортно. В течение года идут обращения и в префектуру, и в управу с просьбой внести какие-то изменения в план благоустройства территории. Все это было учтено. Глава управы и его заместитель представили очень интересный план по благоустройству территории. Очень много было вопросов от наших жителей. Были предложения, которые будут учтены. Они касаются, например, установки дополнительных скамеечек, в частности, по пути в поликлинику. Причем жители выступают не конкретно от себя лично, а от какого-то сформировавшегося сообщества. Спортивная общественность очень заинтересовалась вопросами строительства новой спортивной площадки — как она будет выглядеть, что в себя включать, отвечает ли современным требованиям.

— Оказывается, на утвержденный список ещё можно влиять. Можно прийти на такую встречу с коллективным письмом или с другими жителями и добиться, чтобы в определенном месте была построена спортивная или детская площадка?

— Совершенно верно. Также рассматривался вопрос установки торговых павильонов в 8 и 9 микрорайонах, необходимых для жителей. Идя из той же поликлиники, садика, школы можно успеть что-то купить, это порой жизненная необходимость. Жители познакомились с запланированными мероприятиями по установке новых павильонов и демонтажу старых, и, вы знаете, они не совсем соглашались. Были, например, предложения по установке киосков печати; в центре 8 микрорайона такого нет, и он необходим. Это предложение было принято. Многих жителей насторожила информация, что павильон между спортивной площадкой и поликлиникой № 201 будет демонтирован, поскольку находится в зоне лесоотвода. Большей частью мы ориентированы на людей старшего возраста, потому что им сложнее всего добираться до больших магазинов. Они просили рассмотреть возможность оставить этот павильон, он стоит очень удобно. Эту палатку я как пример назвала, потому что были ещё предложения и просьбы.

— Говорилось ли о павильонах на Крюковской площади, в той ее части, которая относится к вашему муниципальному образованию? Может, у жителей есть свои пожелания, предложения?

— Вчера предложения как раз по Крюковской площади вносили депутаты. Наши жители обратились к депутатам, и они уже вчера ознакомили всех присутствующих на этом собрании с планами. Действительно, мы привыкли к павильонам, которые находятся в отводе Октябрьской железной дороги. И оказывается, что там расположены самые дешевые магазины, например, зоотоваров. Там очень удобно расположен гастрономический отдел. По требованию российского законодательства, торговые павильоны не должны находиться в границах отвода железных дорог. Вместе с тем, я думаю, этот вопрос будет решен. Может быть, павильоны стоит немного перенести. С другой стороны, не знаю, как вам, но мне понравилось, что у нас эта площадь теперь свободна. Когда у нас было много павильонов, было действительно сложно ходить.

— Как узнать, когда именно проходят эти встречи в муниципалитете? Я заходила на ваш сайт, на сайт других муниципалитетов. Там, к сожалению, нет информации о предстоящих встречах и темах, которые будут обсуждаться.

— В газете «Старое Крюково» (совместная управы и муниципалитета) такая информация была размещена, все желающие могли с этим познакомиться.

— Районные газеты читают не все, в основном люди старшего возраста. Намного больше жителей узнали бы о таких встречах через интернет или из объявления на подъезде.

— Вопросы информирования важны для нас, и тут есть, над чем работать. Я не могу согласиться, что вывешивать объявление на подъезде эффективнее. Порой смотришь на наши подъезды, — какой только информацией не пестрят, что, честно говоря, наши дома не красит.

— Вы упомянули, что приходит активная молодежь. Это интересно, потому что складывается ощущение, что с муниципалитетами все-таки больше взаимодействуют люди старшего возраста, пенсионеры, у которых есть время. Что за молодежь приходит, это какие-то организации или отдельные люди?

— Действительно, есть молодежные общественные организации — это молодежная общественная палата при муниципальном собрании. Это мотивированные ребята. В основном они приходят по поводу спорта и досуга. Очень приятно, что к нам приходит спортивная, молодежь, которая дает нам свои советы, в том числе, и по обустройству новых площадок, по проведению каких-то мероприятий. Сегодня у нас есть такой молодежный костяк, мы постоянно общаемся. Кроме этого, сейчас у нас много на практике студентов. Как правило, те, кто приходит к нам на практику, с нами не расстаются после её окончания. Вовлекаем их в нашу деятельность. Они не могут оставаться в стороне, и мы это только приветствуем.

— В чем заключается эта практика?

— Они знакомятся с деятельностью муниципалитета, с основными направлениями: муниципальные собрания, комиссии по делам несовершеннолетних, комиссии по охране прав детей, с местным самоуправлением вообще — что это такое, для чего это, что они могут сделать. У них это в учебном плане. Поскольку наши сотрудники всегда принимают участие во всех мероприятиях, которые мы проводим, получается так, что у нас достаточно молодой коллектив, прирастаем молодежью.

Почему чаще обращаются люди старшего возраста? Наверное, им в чем-то приходится сложнее. Поэтому они приходят и просят скамеечки, дорожки, мероприятия. А то, что молодежь с нами... Тот же каток, та же хоккейная площадка. Сейчас мы разрабатываем техническое задание для строительства новой спортивной площадки, и там уже у нас просят городки, волейбол, баскетбол, чтобы площадка отвечала требованиям.

— Насколько мне известно, здесь есть некоторые сложности. Уборка, текущий ремонт площадок в ведении муниципалитетов, а капитальный закреплен за управами. Получается, если, например, ограждение, какие-то конструкции сломаны, надо долго ждать, пока пройдёт конкурс на эти работы, затем уже будут чинить. Вы сталкиваетесь с такой проблемой?

— Да. Я надеюсь, внесение изменений в законодательство поможет решить эту проблему. Уверена, что ни одна площадка у нас сейчас не может находиться в каком-то критическом состоянии. Все вопросы решаются. Кроме того, что это действительно неэстетично, это портит впечатление, это еще и травмоопасно, поэтому я уверена, что эту проблему мы сможем решить. Но тот факт, что текущий ремонт за нами, а капитальный за управами — это недоработка. Действительно необходимо вводить изменения.

— Хотелось поговорить о работе отдела опеки и попечительства. Он занимается, в частности, выявлением и учетом детей, нуждающихся в государственной защите. А существует ли план по такому выявлению, с определенными показателями — столько-то нужно выявить за такой-то период?

— Вы такие страшные вещи говорите, извините, конечно. Конечно же, этого нет.

— Почему я спрашиваю — например, в отделе по делам несовершеннолетних УВД не отрицают факт, что действительно существует какой-то план. Это не значит, что нужно в месяц выявить энное количество неблагополучных семей. Но отчитаться об этом в конце года надо. Поэтому я задаю такой вопрос вам, естественно, не подразумевая, что есть жесткие установки в этом смысле.

— Я могу вас успокоить, такого плана нет. Вместе с тем, это действительно очень важное направление деятельности сектора опеки и попечительства. По опыту работы знаю, что порой ситуация в семье уже так далеко заходит, что помочь ей бывает крайне сложно. К сожалению, не всегда учреждения и организации, которые владеют информацией о том, что ребенок находится в трудной жизненной ситуации, что ему и его семь, вовремя к нам приходят.

— Вы имеете в виду школы?

— Школы, даже детские садики. Задача органов опеки — не отобрать, а, прежде всего, помочь. Когда мы помещаем ребенка в государственное учреждение, мы в первую очередь наказываем ребенка. Безусловно, мы его изымаем из той среды, которая представляет для него опасность. Но я вам могу точно сказать, что какая бы ни была мама, для ребенка отрыв от семьи — большая травма. Он воспринимает это так, что у него отнимают мамочку. Это очень сложно. Но для того, чтобы дело не доходило до государственного учреждения, необходимо, чтобы раннее неблагополучие было выявлено на начальном этапе. Мы проводим много совещаний, круглых столов, расширенных заседаний комиссии по делам несовершеннолетних по охране прав детей с нашими детскими садиками, поликлиниками. Педиатры приходят в дом сразу, как только ребеночка из роддома приносят в семью. И сразу можно увидеть какую-то настораживающую ситуацию в семье. У нас есть такие обращения специалистов поликлиники, педиатров, однако не всегда информация подтверждается. Когда выясняется, что оснований для настороженности нет, наши специалисты радуются тому, что все хорошо, приносят извинения, если родители видят в этом ущемление своих родительских прав — так бывает. Главное, чтобы в семье все было хорошо. И пусть мы лишний раз придём, ничего страшного. Страшно, если мы пропустим какую-то критическую ситуацию.

Я уже сказала, чтобы тесно работаем с детскими садами. И методисты, и заведующие, и воспитатели обращают внимание на общую ситуацию в семье. Если ребенок приходит неопрятно одетый, где-то мы видим синяки, то информация сразу же к нам поступает. Большей частью ставим перед собой задачу помочь. Очень часто бывает необходимость в трудоустройстве родителей, оказании материальной помощи. В части вещевой помощи помогает и центр социального обслуживания. Бывает, необходима помощь психолога. Это и Межрайонный центр «Дети улиц», это и муниципалитет, комиссия по делам несовершеннолетних, это и Центр занятости. Здесь мы уже составляем план по работе с семьей. Одним из разделов этого плана может быть помещение ребенка в государственное учреждение. Но сначала идет работа по оказанию помощи родителям, по выходу из той трудной ситуации, в которой они оказались.

— Каковы критерии трудной ситуации, которыми руководствуется сотрудник опеки, когда приходит по какому-то сигналу? Допустим, как вы упомянули, воспитатель сообщает, что у ребенка синяки. Это может просто означать, что он просто где-то бегал, упал, стукнулся обо что-то.

— Да, это может означать, что ребенок активный.

— Приходит сотрудник опеки в дом. На что он обращает внимание? Может ли его насторожить, что в квартире давно не было ремонта, например? Бытовые условия — это же понятие для всех разное.

— Наши специалисты еще ни разу не ошибались в определении той ситуации, из которой ребенка надо забирать, или когда семье необходимо помочь. Чаще всего, это, конечно, алкоголизм родителей. Это очень сложно скрыть. Сложно скрыть, что в доме совершенно нет продуктов. Никаких.

Если ребенка изымают из семьи, мы чувствуем ответственность за то, что это сделали. Специалисты приходят в реабилитационный центр. Вы знаете, однажды там девочка сказала: «Я здесь каждый день ем». То есть дома она ела не каждый день. Вот эта ситуация, когда в доме нет продуктов, нам, к сожалению, знакома. Мы не обращаем внимания на то, что неплохо было бы, если бы провели ремонт, хотя бы косметический, хотя понимаем, что не всегда есть такая возможность.

— То есть, очевидная разруха, грязь...

— Совершенная разруха! Понимаем, родителям сложно: продуктов нет, ремонт сделать не на что... Мы предлагаем родителям поместить ребенка на время в социальный приют.

— Соглашаются?

— Есть ситуации, когда действительно в этом есть необходимость. Соглашаются. В приюте дают возможность и общаться с ребенком; он может на выходные дни возвращаться в семью. Это для того, чтобы родители навели порядок в доме. Такая форма существует, и неплохо, что такая возможность у родителей есть.

— Сколько детей было помещено в приют в вашем районе в прошлом году?

— К концу прошлого года у нас в приюте было 12 ребят.

— Сколько они там могут находиться?

— До полугода. Есть ситуации, когда ребенка отдают на месяц, на три, на шесть. Это индивидуально.

— В зависимости от ситуации в семьи, из которой забрали?

— Безусловно.

— Вот у этих двенадцати ребят что происходило в семьях?

— Как я уже говорила, это алкоголизм родителей.

— Есть у отдела опеки особый интерес к неполным семьям, есть ли к ним более пристальное внимание?

— Не стоит выделять эту категорию. Для многих это очень больно. Мы пытались работать с такими семьями, как-то выделяя их, и столкнулись с тем, что наши мамочки не хотят себя отделять о привычной семьи. Для них семья — это «я и ребенок». Этим можно просто обидеть. Мы не считаем это возможным для себя.

— Есть же неполные семьи, где мама с ребёнком живут вполне нормально, благополучно, и семьи, где оба родителя, но происходят криминальные истории. У вас случалось в прошлом году, в этом, лишение родительских прав?

— К сожалению, да. Почему я говорю «к сожалению» — это крайняя мера. Это ситуации, в которых мы сделали уже все, что могли. Родители (в данной ситуации это одинокая мама) просто не идут на то, чтобы принять эту помощь. Нежелание что-либо изменить в себе.

Мы забрали ребенка. Ребенок помещен в приют. Здесь надо просто мобилизоваться для того, чтобы эту ситуацию изменить. А в том конкретном случае все действительно было все очень непросто. Долгое время в квартире была отключена электроэнергия за неуплату; не оплачивались коммунальные услуги. Телефона нет. Ребенок не ел дома, его кормили соседи. Мама не работала. Очень долго с ней работали. Мы предлагали ей варианты трудоустройства из Центра занятости, и надомную работу, и решить вопрос с подключением электроэнергии, и сделать ремонт. Но вот не хочет человек, понимаете? Мы были очень огорчены. Могу сказать, что каждое лишение родительских прав — это для нас минус. Мы призваны защищать права ребенка, а у ребенка есть право воспитываться в семье. Мы лишаем его этого права.

Вместе с тем, мы всегда говорим, что разработали программу по восстановлению в родительских правах. Да, так случилось, так произошло на данном этапе. Мы пытаемся подобрать ребенку опекуна из числа родственников. Сделаем все возможное, чтобы мальчик не остался в детском доме. Но на сегодняшний день очень грустная ситуация. Но хочу сказать — если такое случилось, отчаиваться не стоит, потому что в родительских правах можно восстановиться. У нас был такой опыт. Женщина попала действительно в трудную ситуацию, была лишена родительских прав. Прошло три года. Мама общения с сыном не прекращала. В результате она сама вышла с просьбой восстановить ее в родительских правах. Если на лишение мы идем с тяжелым сердцем, собираем документы, готовим материалы в суд — это очень тяжело... На восстановление в правах мы идем с большим удовольствием. Мы пытаемся подключить и психологов, и образовательное учреждение, и маму как-то мотивировать, чтобы она делала в своей жизни те шаги, которые помогли бы судье принять решение о восстановлении.

— Если человек все изменил, сам очень захотел, наверное, это правильно, что можно восстановить в правах. Но нужно ли? После того, как детей не кормят, бьют и издеваются над ними? А потом ведь эти родители в старости могут потребовать, чтобы дети их содержали, по закону.

— Лишить родительских прав достаточно сложно. Суд всегда очень тщательно, очень ответственно принимает решение в отношении ребенка. Это крайняя мера. Но и восстановиться в родительских правах тоже не так легко. Надо доказать всем, что ты достойна того, чтобы тебе вернули ребенка. Органы опеки еще ответственнее относятся к тому, чтобы поддержать заявление родителя, который пытается восстановиться в правах. Должно время пройти, чтобы ты был уверен в том, что к прошлому возврата нет.

— Но за этой семьёй присматривают после восстановления в правах?

— Безусловно. Этим занимаются органы опеки, мы связываемся и с семьей, и с образовательными учреждениями, где учатся дети. Такую семью мы не оставляем.

— Вы упомянули, что не всегда сообщают о каких-то тревожных признаках неблагополучия в семье из школ и детских садов. Почему это происходит, с вашей точки зрения? Они равнодушны?

— Скорее всего да, это равнодушие. Очень часто пытаются оправдать поведение родителей; например, при жестоком обращении с ребенком — усталостью, загруженностью, какими-то неурядицами. Бывают и такие ситуации, когда ребенок школу не посещает, домой не приходит, где-то ночует, потому что у него дома просто негде ночевать. А кто нам об этом сообщит? Никто не сообщает. Получается так, что мы где-то уже и ребенка теряем, он выявляется уже рейдом, который проводит инспектор по делам несовершеннолетних. Мы начинаем на комиссии разбирать эту ситуацию и говорим: «Вот, посмотрите — в принципе, это всё можно было проследить». Это результат того, что на эту семью никто не обратил нашего внимания.

— Допустим, школа не сообщает, родителям всё равно. Есть ещё соседи, они могут что-то настораживающее услышать, увидеть. Насколько активны жители в этом смысле?

— Не могу сказать, что очень активны. Может быть, это и хорошо — значит, все благополучно. Информация у нас от старших по подъезду поступает, мы очень тесно работаем с ними. Информацию о деятельности органов опеки мы размещаем на досках объявлений в подъездах. Обращаемся непосредственно к жителям. Если вы видите, что ребенок поздно один гуляет, если он одет не по погоде, то есть, если вас встревожила ситуация — пожалуйста, сообщите. И бывает такое, что жители обращались. Летом четырёхлетний мальчик гулял один около 11 вечера; люди увидели, сообщили в милицию. Хорошо, что есть жители, которые не проходят мимо, когда ребенку может грозить опасность.

— Вы обязаны на каждое такое сообщение отреагировать? Если, например, говорят: «Нам кажется, что с ребёнком в такой-то квартире плохо обращаются»?

— На каждое. На любое сообщение, где звучит тревожная ситуация, где даже предположительно тревожно, мы это проверим.

— А если вам не открывают дверь?

— Такое тоже бывает, но у нас же есть и соседи. Они иногда пишут заявления: «...мне кажется, что там что-то происходит, что там плохо занимаются воспитанием». Работаем со старшими по подъезду, с инспектором по делам несовершеннолетних, с участковыми, делаем запрос в поликлинику. Для того чтобы предъявить семье обвинения в чем-то, надо всё проверить, максимально собрать информацию. Мы все проверяем. Мы пытаемся всю информацию по этой семье собрать. Таких случаев, чтобы мы не могли достучаться, дозвониться, чтобы ситуация осталась для нас неизвестной — у нас такого не было.

— С одной стороны, соседи могут быть излишне любопытными, что называется, лезть в частную жизнь. С другой, когда происходят насилие над ребенком, даже предположения в этом, лучше «лезть». В этом году в Зеленограде произошла страшная история с семилетней девочкой, связанная с насилием в семье, с издевательством над ней родителей. Возникает вопрос — неужели никто ничего не замечал до того? Если бы кто-то обратился по поводу этой семьи в милицию, в опеку, удалось бы девочке раньше помочь.

— Это действительно достаточно сложная ситуация. Мы не имеем права вторгаться, если нет сигналов. Нет физической возможности знать, как живут все дети в районе. Но, вместе с тем, если ребенок ходил в школу, садик, не думаю, что он чем-то не выделялся бы, из-за своей семейной ситуации. У нас сейчас и в школах, и в детских садах есть психологи. В садиках проводится тестирование с помощью рисунка по раннему выявлению, существует такая методика. Может быть, надо чаще применять такое тестирование. Пусть мы лучше лишний раз придем, мы извинимся, но будем уверены в том, что все нормально. Та ситуация, о которой вы сказали — ужаснейшая, это очень страшно. Я уверена, что ребенок, испытывая на себе такое насилие, не может быть жизнерадостным, веселым, петь и плясать.

— Оказываете ли помощь в трудоустройстве подросткам? Ближе к лету какие-то варианты подработки будут востребованы.

— Безусловно. Если это касается непосредственно мест, куда можно было бы трудоустроиться, — у нас существует Центр занятости.

— Да, но там вакансий для несовершеннолетних совсем немного.

— Мы уже не первый год на базе муниципального учреждения организуем на работу трудовых бригад. Наши ребята поддерживают порядок на водоемах. Работа интересная, ребята с удовольствием этим занимаются. Мы организуем их работу в первой половине дня, а во второй предлагаем им посетить бассейн, провести какие-то мероприятия. В течение месяца работает такая трудовая бригада. Ближе к лету, в мае, надо обращаться в муниципалитет. Мы прорабатываем вопрос, куда бы можно было нам бы ребят устроить летом, занимаемся этим.

— Количество таких вакансий ограничено? Кто успел, тот записался?

— В 2010 году мы помогли трудоустроиться всем, кто к нам обратился. «Мосводоканал» помог нам с работой. Проблема трудоустройства детей достаточно сложная. И нашим ребятам всегда интересно убирать территорию.

— Хотят чего-то более серьезного, лучше оплачиваемого?

— Да, конечно. Они считают, что это не тот труд, которому они могут себя посвятить. Но есть и ребята, которые с удовольствием этим занимаются, причем уже не первый год. Если у кого-то будут вопросы, милости просим. Можно сейчас, хотя ещё рано; лучше всего обращаться в апреле-мае. Приходите, оставляйте заявления. Я думаю, мы поможем всем, кто к нам придёт.

Юлия Кравченко