| загрузить файл со звуком (17730 кб) |
— Здравствуйте.
— Илья, вы сейчас заканчиваете РАТИ, спектакль «Счастье мое» — это ваша дипломная работа?
И. Ротенберг — По правилам РАТИ дипломная работа должна быть поставлена в следующем году. В нынешнем театральном сезоне это моя третья постановка, и теоретически я могу оформить любую из них как дипломную. У меня получается интересная история. Обычно пятикурсники режиссерского факультета приносят к концу курса один дипломный проект, а у меня их будет штук шесть. В этом смысле я очень необычный студент.
— Почему вы решили ставить спектакль именно в зеленоградском театре?
И. Ротенберг — Мы познакомились с Павлом Викторовичем Курочкиным в Перми, где я участвовал в лаборатории фестиваля «Пространство режиссуры», ставил небольшой отрывок из пьесы с артистами Пермского театра. Павла Викторовича заинтересовала моя работа, и он предложил мне поработать в Зеленограде. Это показалось мне интересным. Я посмотрел некоторые спектакли зеленоградского театра, предложил несколько пьес, мы их обсудили и сошлись на «Счастье мое».
— Как вам работается с актерами «Ведогонь-Театра»?
И. Ротенберг — Мы относимся друг к другу с большим интересом. Театр вообще очень интересный, труппа сильная. Есть яркие индивидуальности, профессиональные люди.
— Илья, сложна ли для вас роль Семена? Понимаете ли вы этот образ?
И. Роговин — Мне кажется, что понимаю. В процессе работы у нас с режиссером, Ильей Владимировичем, возникает ряд спорных моментов. Естественно, я пытаюсь подмять этот образ под себя. Как говорил Станиславский, надо работать «от себя». Но это не всегда соотносится с режиссерской задумкой. У нас были достаточно бурные дискуссии, особенно на ранних этапах репетиций. Честно говоря, мне очень нравились наши споры. С одной стороны, я понимаю своего героя, но с другой стороны, мне приходится немного уходить от себя в сторону того, как понимает его режиссер.
— Вы играете в «Ведогонь-Театре» с начала нынешнего сезона, как вы пришли в театр?
И. Роговин — Я учился у Павла Викторовича Курочкина, и с театром был знаком еще со студенческих лет. Я поступил в Щепинское училище в 1999 году, и тогда же «Ведогонь-Театр» был основан как государственный театр. В студенческие годы мы ездили сюда смотреть спектакли. После выпуска я работал в другом московском театре, но творчески был весьма неудовлетворен, прозябал там семь лет.
— Не было интересных ролей?
И. Роговин — Да, так случается. Но в конце концов мне надоело, я решил что-то поменять и в конце прошлого сезона начал показываться в театрах. Надо сказать, что тех, кто выпустился не в текущем году, смотрят весьма неохотно. Я смог показаться только в двух театрах — и безрезультатно. 1 сентября 2010 года я ехал на сбор труппы в свой театр и проезжал мимо Щепкинского училища. Первого числа там всегда проходит сбор учеников и педагогов. Уже опаздываю, но думаю: «Дай-ка зайду. Вдруг увижу Павла Викторовича, напомню о себе». Захожу в Щепку — прямо на входе стоит Павел Викторович. Говорю: «Здравствуйте, Павел Викторович! Вам не нужен хороший артист?» Он сказал, что подумает. Так совершенно неожиданно совпало.
— И он пригласил вас в театр?
И. Роговин — Да, в театре как раз ушел один актер, меня взяли на его роль — Петра Егоровича Мелузова в «Талантах и поклонниках».
— Вы уже играете в «Талантах и поклонниках», сейчас и князя Мстиславского в спектакле «Царь Федор Иоаннович».
И. Роговин — Я еще не сыграл, моя премьера будет 20 мая.
— Это один из значимых, ключевых спектаклей «Ведогонь-Театра» в последние годы, ставший лауреатом международного фестиваля «Голоса истории». Как вы себя чувствуете в этом спектакле, трудна ли роль?
И. Роговин — Пока трудно сказать, как я себя чувствую. В процессе репетиций мне все понятно. Режиссёрски это очень хорошо выстроенный спектакль, в нем актеру все понятно, что бывает не всегда. Я надеюсь, все пройдет удачно.
— Пьеса Червинского «Счастье мое» хорошо известна, её неоднократно ставили в начале
И. Ротенберг — Мы придумывали этот проект вместе с моей художницей Машей Белогорцевой. Мы сразу договорились с художником и актерами, что эпоха в подробном ее воплощении нас не очень волнует. Главный акцент не на эпохе, а на отношениях. Мы создаем особую атмосферу спектакля, в котором частично присутствует эпоха, но историческое правдоподобие нас не интересует. Нас интересует вечная история, своего рода притча — о том, как не сложилась любовь, о том, как два человека вступили в отношения. Наблюдая за ними, мы очень хотим, чтобы они наконец полюбили друг друга. Это нам показалось важнее, чем
— Но будут всё же какие-то атрибуты этого времени? Тот же патефон, известное танго...
И. Ротенберг — Конечно, эта знаменитая музыка будет звучать. Будут старинные одежды, посуда. Но это не музейный спектакль. Если кто-то заметит: «А! В те времена было не так», — мы не настаиваем на том, что создаем портрет эпохи во всех деталях. Нам гораздо интереснее, чтобы зритель следил за людьми, нежели за стенами и предметами.
— В прошлом году, как вы уже упомянули, вы принимали участие в фестивале «Пространство режиссуры» в Перми. Цитирую ваше высказывание во время фестиваля: «Режиссура — это, в первую очередь, наука удивлять людей. Зритель должен увидеть нечто странное, что ему было бы интересно понять. Если режиссер не удивил, все остальное рискует не получиться». Чем можно удивить, ставя пьесу «Счастье моё»?
И. Ротенберг — В первую очередь, можно и нужно удивлять главной героиней. Это парадоксальная личность. Я не буду раскрывать все карты перед премьерой... Она кажется совершенно удивительным человеком: ее поведение, ее взгляд на жизнь, ее жизненная позиция при тех обстоятельствах, в которых она находится. Сначала кажется, что она сумасшедшая, потом что она несчастная, потом она невероятно мужественная. Это все играет артистка, про которую в жизни так и не скажешь. Когда я говорил об удивлении зрителя, я имел в виду, что нужно предложить парадокс, когда соотносится несоотносимое. Героиня и те взаимоотношения, в которые она вступает со вторым главным героем, — этим надо удивлять. Еще мы придумали некоторый фокус с Лидией Ивановной. В пьесе написано, что Виктория разговаривает с портретом. Автор предлагает использовать фонограмму — только голос Лидии Ивановны, а сама она появляется в одной сцене. Мы придумали одну фишку, не знаю, поймут ли ее зрители, но думаю, что поймут. Мы используем необычный художественный прием.
— Не будем пока раскрывать, какой?
И. Ротенберг — Не хотелось бы. Это же наука удивлять людей, а если я расскажу, никто не удивится.
— Илья, а как вы воспринимаете своего героя? Вот в начале пьесы есть ремарка вроде «У Семена глупый вид». Вам понятен он, как человек?
И. Роговин — Да. В самом начале пьесы, где идет ремарка про «глупый самодовольный вид», это простой парень, который себя толком не знает. Он начинает узнавать себя в процессе развития действия пьесы.
И. Ротенберг — Благодаря ей.
— В процессе отношений с девушкой?
И. Роговин — Он влюбляется в нее, и это момент взросления.
И. Ротенберг — Мне кажется, Илье понятен этот герой. Есть моральная сторона вопроса, какие-то поступки, которые совершает Семен. Илья их понимает, но когда мы приходим к тому, что это надо делать, его жизненная, морально-этическая позиция бунтует. Всегда существует конфликт художника между «я понимаю, что нужно это делать» и «насколько я готов поверить, провалится в это, чтобы играть до конца». Но я думаю, что мы на пути к победе. Самое интересное, что может быть в профессии актера, это преодоление дистанции между ним и его персонажем. Когда актер полностью соответствует персонажу, возникает заблуждение, что вроде бы можно ничего не играть, «я такой и есть». В процессе преодоления этой дистанции происходит театральное чудо. Поэтому здорово, что Илья играет человека, который не похож на него.
— Илья, вы успели сняться в сериалах. Вас узнают на улицах, где-то в присутственных местах?
И. Роговин — В общем, нет. Я совсем немного снимался в сериалах. Более-менее большой сериал был давно, лет пять назад.
— В интернете есть отзывы о вас, зрители запомнили ваших героев.
И. Роговин — Я поищу, это приятно.
— Есть ли сейчас предложения сняться в кино?
И. Роговин — Периодически звонят, зовут на пробы, кастинги. Пока не получалось так, чтобы все сошлось, но мы работаем в этом направлении.
— Сниматься в кино — это же требует каких-то усилий, надо вставать в базы, отслеживать, ездить, в общем, заниматься всем этим.
И. Роговин — Этим действительно надо заниматься. В прошлом году, когда мне опостылел мой прежний театр и я занялся поиском нового места, устроил активную бомбежку разных актерских баз по внедрению себя в них. Это дает результат. Артисты часто просто приходят на «Мосфильм»: «Тук-тук, к вам можно? Есть фотографии замечательного артиста, рад вам предложить». Все этим занимаются, и это воспринимается нормально. Кто-то из ассистентов по актерам советских времен рассказывал: стучат в дверь, она открывается, заглядывает молодой Смоктуновский, предлагает свои услуги в качестве артиста.
— Неужели ему отказали?
И. Роговин — Видимо, в итоге сработало, количество переходит в качество. Надеюсь, что и в моем случае сработает.
— В спектакле играет студиец ДЮТЦ «Ведогонь» Степан Лосев и два мальчика из театральной студии поселка Менделеево. Как в спектакле оказались ребята из Менделеево?
И. Ротенберг — В пьесе есть два эпизода, где появляется мальчик, ученик школы. Завлит театра, Татьяна Эдуардовна Шаликова, обзвонила детские театральные студии; к нам приводили мальчиков, мы смотрели на их творческие способности, разговаривали с ними. Отобрали трех мальчишек
— Они будут играть в разных составах?
И. Ротенберг — Это дети, у них школа. Чтобы не было проблем и накладок, мы решили взять нескольких ребят, они по очереди будут играть в разных составах.
— Илья, вы начинали свою театральную карьеру как актер, почему затем ушли в режиссуру?
И. Ротенберг — Невозможно, наверное, дать рациональный ответ.
— Можно дать иррациональный.
И. Ротенберг — Просто захотелось попробовать. Когда я был актером, всегда замечал, что когда репетирую с режиссером, все получается, а после репетиции у меня появляются мысли, которых не должно быть у актера — «вот если бы я был режиссером, то я бы все сделал иначе». Это были, конечно, амбициозные и не очень корректные по отношению к режиссерам мысли. Может быть, сыграло свою роль то, что папа у меня был режиссером кино, и мне хотелось быть на него похожим. Мы с отцом сблизились, когда я начал заниматься творческой деятельностью. Не могу объяснить конкретно, но возможно, сказалось влияние отца, и я начал заниматься режиссурой.
— Планируете ли попробовать свои силы в кино?
И. Ротенберг — Нет, кино — это не мое. Несмотря на то, что папа всю жизнь работал в кино, я пока не думаю об этом, мне не интересно.
— У вас была постановка по Островскому, «Поздняя любовь», в городе...
И. Ротенберг — Город Лысьва, Пермский край.
— Каковы дальнейшие планы?
И. Ротенберг — Только что я выпустил в Рыбинске спектакль по современной пьесе Анны Батуриной «Фронтовичка». Этот спектакль будет участвовать в фестивале театров малых городов России. В планах поставить в той же Лысьве спектакль «Игроки» Гоголя. На самом деле, планы грандиозные. Сейчас жизнь так складывается, тьфу-тьфу-тьфу, что возможности есть.
— Как раз недавно наш премьер встречался с театральными деятелями, они говорили о различных проблемах. Вообще, был период, когда говорили об упадке театра, нехватке денег, отсутствии зрительского интереса. Какая в этом смысле сейчас ситуация?
И. Ротенберг — Денег как не давали, так и не дают. Отсутствие денег — это, конечно, серьезная проблема. Но в этом смысле для меня является примером екатеринбургский «Коляда-Театр». Им тоже никто ничего не дает. Они ходят по рынкам, заброшенным домам, буквально из ничего делают спектакли, которые известны на всю Европу. Что касается возможностей для режиссеров — одна из корневых проблем в том, что всем очень хочется быть в Москве. Я вижу это по многим ребятам, с которыми вместе учимся, не только с моего курса. Режиссеры еще ломаются, когда нужно ехать в маленький город, актеры и подавно хотят работать в Москве. Я совершенно этого не чураюсь, очень люблю малые города. Сейчас я вернулся из Рыбинска и просто восхищен этой труппой. Это очень сильная компания, которая может составить конкуренцию и столичным театрам, я в этом абсолютно убежден. Существует расхожее мнение, что за пределами МКАДа нет нормальной театральной жизни, если там вообще есть жизнь.
— Вот мы сейчас за МКАДом сидим.
И. Ротенберг — И я о том же. Я сам провинциальный человек, с Урала, очень люблю провинцию. Конечно, есть финансовые проблемы, отсутствие постановочных бюджетов. Но посмотрите на историю театра в России — когда у театра все было хорошо? Тем не менее, Россия может гордиться своей театральной культурой и историей. Я думаю, деньги — это не главная проблема театра.
— Илья, какие роли вы хотели бы сыграть, о чем мечтаете?
И. Роговин — Я бы сказал, что хочу сыграть князя Мышкина. Мне кажется, что у меня хорошо получился бы Хлестаков. Вот такие разные персонажи. Я как-то уже говорил: посмотрел на нашу труппу, «Ведогонь-театра», — у нас «Идиот» Достоевского отлично расходится по ролям. Это конечно очень нескромно, но мечтать можно, и говорят, не вредно, даже полезно.
— Спасибо за интересный разговор. Напомню, 29 мая в зеленоградском драматическом «Ведогонь-Театре» состоится премьера спектакля «Счастье мое» по пьесе Александра Червинского.
Юлия Кравченко