По данным информированного источника, в школе 638 расформировали три коррекционных класса — их учеников, не относящихся к школе по прописке, отправили в школы по месту жительства, а остальных перевели в обычные классы, учителя которых встревожены перспективами их успеваемости. Впрочем, в самой школе 638 информацию не подтвердили — корреспонденту Zelenograd.ru рассказали, что классы коррекционного обучения в этой школе еще два года назад стали классами компенсирующего обучения в связи с изменением законодательства. При этом никакого сокращения их количества не произошло, а учеников в такие классы по-прежнему направляет медико-педагогическая комиссия Зеленоградского управления образования.

Подтверждение расформирования коррекционных классов в школе 1710 неожиданно было получено уже в сентябре.

На наши вопросы о коррекционном обучении в Зеленограде — что происходит с ним сейчас и что ждет его в ближайшем будущем, при переходе на новую систему финансирования образования — ответил эксперт в этой области, Юрий Белехов, директор зеленоградского Центра психолого-медико-социального сопровождения (ЦПМСС), член медико-педагогической комиссии Управления образования, врач-психотерапевт, к. м. н. и заведующий кафедрой «Развитие детских способностей» Московской психотерапевтической академии (МПА). Одно из основных направлений работы ЦПМСС — оказание помощи детям, имеющим проблемы школьной и социальной адаптации.

— Юрий Николаевич, у нас есть информация, что сейчас по Зеленограду расформировывают коррекционные классы в школах, и коррекционные школы прекращают свое существование. Ваш центр занимается этим направлением в Зеленограде — что вы можете сказать по этому поводу?

— Нужно сразу внести ясность в содержание этой проблемы. Дело в том, что закрываются классы КРО (коррекционно-развивающего обучения), открытые в частности под ребят с легкими формами задержки психического развития (ЗПР). Это диагноз, который по здравому смыслу имеет возрастной «потолок»: 9-11 лет. В этом возрасте заканчивается формирование основных интеллектуальных зон коры головного мозга... И хотя развитие интеллектуальных способностей, конечно, никогда не заканчивается, но те морфологические структуры, которые позволяют человеку мыслить абстрактно и успешно учиться в средней школе, должны быть сформированы к этому возрасту, как физиологическое основание, возможность усваивать эту программу. Соответственно, если ребенок к этому возрасту не показывает результатов, не усваивает программу, то объяснять это задержкой психического развития, а тем более продолжать его обучение в классах КРО и в средней школе — это вообще-то самообман. Невозможно говорить о задержке психического развития в возрасте, в котором молодые люди могут стать папами и мамами... но если они ими в этом возрасте становятся, то это косвенно подтверждает, что мы имеем дело не с задержкой, а скорее с той или иной степенью умственной отсталости, но никак не интеллектуальной нормой. Поэтому такие дети, в общем-то, должны продолжать учебу в учреждениях восьмого вида — в специализированных школах.

В Зеленограде мы стали свидетелями печального результата нашего общего самообмана, когда впервые 9-классники из классов КРО начали проходить ГИА (государственную итоговую аттестацию) — и среди них около 80% не взяли компонент «А», проверяющий минимально необходимый уровень знаний, умений и навыков. Тогда зачем платить такие деньги налогоплательщикам и системе образования, если результат не достигается? Это вторая, экономическая сторона медали, обоснование закрытия классов КРО в средней школе.

Дело в том, что таких классов у нас было немало — они были примерно в половине всех школ. Это перебор. Детей с ЗПР нужно правильно и вовремя выявлять, проводить диагностику, причем эта диагностика должна убедительно доказывать всем — педагогам, родителям и самим ученикам — простую истину: если к 11-12 годам признаки интеллектуальной неразвитости сохраняются, то таким ребятам лучше учиться по специализированной программе, а никак не претендовать на обучение по программам, для которых требуется развитое абстрактное мышление, которого они лишены в силу своих стойких нейрофизиологических проблем.

Именно эта, на мой взгляд, здоровая аргументация стала основанием для вывода, что сегодня классы КРО в средней школе нужно закрывать.

— А куда распределяют детей из классов КРО? Они попадают в обычные классы?

— Если это ребята сохранные, если им в силу других, не психофизиологических, причин просто не повезло (например, при социальной педзапущенности) и им необходимо лишь чуть-чуть помочь, то это можно сделать и в массовой школе... Для этого не нужны дефектологи, достаточно расписать им краткосрочную индивидуальную программу, ликвидации педзапущенности. С этой задачей справится обычный педагог. Но ведь и в классах КРО, хотя и предполагась помощь специалистов, на самом деле их там никогда не было — дефектологи в общеобразовательных школах никогда не работали. Учащиеся классов КРО учились по обычной программе, специальных программ просто юридически не могло быть — это ведь были средние общеобразовательные школы. И отличие классов КРО было только одно — в них было меньше детей, не более 12 человек.

— Теперь тех из этих классов, кто может «тянуть» обычную программу, оставляют в обычных классах, а остальных проводят через медико-педагогическую комиссию, и они оказываются в спецшколах?

— Это вопрос, на который сегодня я пока не имею ответа. Вероятно, так. Исторически единственное разумное зерно, оправдывающее появление классов КРО состояло в том, что в них должны были учиться дети не столько с задержкой психического развития, сколько имеющие так называемый «церебрастенический» вариант интеллектуальной слабости — дети, быстро устающие в силу своей функциональной незрелости. А это разные вещи. У этих детей не предполагалось проблем собственно с интеллектом, а была повышенная утомляемость при школьной нагрузке, которая и сейчас немалая — по четыре-пять уроков каждый день, пять дней в неделю, восемь месяцев в году, в классах по 25 человек. Такие дети ее просто не выдерживали. Это мы видим и у себя в центре, клинически, при электроэнцефалографических исследованиях. Дети с церебральной недостаточностью различной природы действительно не могут быть продуктивны в обычных классах, поэтому целесообразность создания классов с особыми формами обучения была очевидна. И классы КРО задумывались именно как классы для таких детей. Но на практике произошел нозологический сдвиг, и в такие классы попадали дети не столько с выраженной церебрастенией, сколько с задержкой психического развития. А это была беда — к сожалению, ни ту, ни другую группу детей так толком и не обучали — программы-то им нужны были разные! Продолжать эту ошибку сегодня, конечно, было бы нерационально.

Сейчас дети с клиническими формами различной функциональной незрелости обучаются либо в школах надомного обучения, либо, если они не имеют выраженной инвалидизации, в классах компенсирующего обучения общеобразовательных школ. А такие классы у нас сохраняются. Их по Зеленограду сейчас 42.

— Классов компенсирующего обучения стало сейчас больше в связи с закрытием коррекционных классов?

— Предполагаю, что их будет больше, потому что детей, которые действительно физиологически незрелы, и у которых имеется не столько задержка психического развития, сколько выраженная церебрастения, повышенная утомляемость — таких детей, к сожалению, не становится меньше. Разница классов КРО и классов компенсирующего обучения — в статусе учащихся, в отсутствии этого диагноза — ЗПР. Еще раз повторю, у учащихся 5-9 классов общеобразовательной школы такого диагноза быть не должно, поскольку в 14-15 лет его ставить просто абсурдно...

Раньше открывать классы КРО школам было выгодно, скорее всего, еще и потому, что долгое время школам Зеленограда элементарно не хватало ребят, а директорам нужно было сохранить классы и учителей. И можно было набрать 9-12 слабо успевающих детей и открыть класс КРО вместо обычного — тем самым сохранив и численность классов, и педагогов, которых иначе нужно было уволить. И поувольняли ведь! В 14-и микрорайоне были огромные школы, до 1000 учащихся, а сейчас их там 400-500, по одному-двум классам в параллели — а было семь. И это не потому что школа плохая, а просто демографическая ситуация была такой! Но директора понимали — рано или поздно она пройдет. И отчасти таким образом пытались сохранить свои школы.

— А сколько было коррекционных классов по Зеленограду? Вы назвали число компенсирующих — а сколько будет закрыто коррекционных, для сравнения?

— Их было несколько меньше, чем сейчас классов компенсирующего обучения: в разные годы 20-30, более точные данные есть в окружном управлении образования, я точно сказать не могу. Классы КРО были сквозные по возрасту — в одной школе был первый, в другой второй и т.д., но полностью школы не состояли только из классов КРО. Все же предполагалось, что дети, проучившись определенное время по программе классов КРО, должны перейти в массовую школу. Они и переходили. То есть вообще-то это не должно было быть обязательным — учиться только в таком классе, особенно в начальной школе. Но реальность такова — ребята учились в классах КРО всю начальную школу и переходили в такие же 5-6-7е классы КРО. Так потихонечку и обучались из года в год, якобы с задержкой психического развития.

— Школа 1710 целиком состояла из таких коррекционных классов?

— Там были классы КРО, в том числе. Там была другая направленность — в школе 1710 обучались дети и подростки с педагогической и социальной запущенностью, проблемами поведения, состоящие на учете в КДН. Такие дети потенциально могли учиться как все остальные, но в силу родительской несостоятельности у них, как правило, отсутствовали или были не развиты учебные навыки — они либо убегали из других школ, либо вообще туда не ходили, не осваивали программу из года в год. В этой школе были и 15-летние ребята, у которых было только 5 классов образования из социально проблемных семей. Они требовали не столько коррекционного обучения, сколько заботы о себе государства вместо родителей.

Отчасти сейчас в Зеленограде таких детей стало меньше, но стало много детей, неспособных «взять» общеобразовательную программу, точнее, детей, с комплексными образовательными проблемами. У которых попробуй разберись — то ли это педзапущенность, то ли церебрастения, то ли всё-таки ума не хватает... И хотя наш центр не берет на себя ответственность за организацию дифференцированной работы со всеми такими детьми Зеленограда, — этим занимается медико-педагогическая комиссия при окружном управлении образования, — тем не менее, центр ориентирован на помощь именно таким детям со сложной структурой дефекта, когда и родители, и школы нуждаются в комплексной высококвалифицированной помощи. Мы не закрываем всю систему специальной образовательной помощи округа, — надо иметь ввиду малочисленность состава специалистов центра, в нём всего два дефектолога и два логопеда. У нас иная задача: как можно раньше установить причину школьной дезадаптации и разработать для родителей и педагогов школ эффективно работающие маршруты психолого-педагогического сопровождения в том числе и с ЗПР.

Моя точка зрения такова: экономически и по здравому смыслу мучить детей даже в условиях относительно малокомплектного класса, если у них невероятно низкий КПД умственной продуктивности, — это «высекать самих себя», то есть систему образования. Если мы бьемся с ребенком уже в начальной школе, а толку нет, причем это ребенок не церебрастеник и не из социально неблагополучной семьи — то к 5-му классу надо выносить вердикт, что мы имеем дело с легкой степенью умственной отсталости, и через ПМПК направлять таких детей в школы восьмого вида. Родители не хотят это слушать или принимать — вы же, мол, учили таких детей раньше! Ну конечно, учили — писали «три», а «два» имели в виду. Но пришло время ГИА и всё расставило на свои места. Мы видим не столько свою несостоятельность, сколько профессиональную и экономическую ошибку. Более того, сейчас, когда школа переходит на стимулирующую форму оплаты труда, никаких денег за такой труд педагог как раз и не получит. Но если у педагога 90% учеников успешно сдали ЕГЭ, он может получить и 3, и 8 окладов. Поэтому если такие дети будут вовремя выявлены и направлены в образовательные учреждения восьмого вида, то толку для общества будет больше, а работающие там педагоги-дефектологи также смогут получать достойную зарплату.

— А классы компенсирующего обучения — им новая система оплаты труда позволит как-то существовать?

— На сегодняшний день пока нет нормативов оплаты учителям, работающим в этих классах, я их не знаю. Для них должны быть разработаны повышающие коэффициенты, так как классы компенсирующего обучения — это особый вид помощи особым детям, и за неё должен быть введен коэффициент. Мы должны получить эти коэффициенты до 1 января 2012. Я пока их и по своей работе не знаю — наш центр ведь тоже особое специализированное учреждение, для особых детей.

— Значит, пока неизвестно, как государство будет оплачивать обучение таких детей?

— Оно будет оплачивать непременно, и, скорее всего, гораздо больше и лучше. Но сегодня мы живем по бюджету, который закладывался в прошлом году, и нам спущены те деньги, которые мы имели и в прошлом учебном году, не больше и не меньше. Как нам заявляют компетентные органы, коэффициент мы узнаем на 1 января, и он, по здравому смыслу, должен увеличивать оплату, а иначе педагогу нет смысла работать в таком классе — если он будет получать меньше.

— Тем не менее, уже сейчас, к сентябрю этого года коррекционные классы расформировывают, и школа 1710 закрыта — я правильно понимаю?

— Да, школы этой нет, там будет детский сад, это правда. Ребята из неё будут перераспределены на комиссииж Она сейчас работает, смотрит, кто из них готов учиться в массовой школе, в компенсирующем классе — тогда просто снимается диагноз. Если ребенок претендует на восьмой вид обучения — его направляют в школу-интернат № 7. Это вопрос, который за ближайший месяц будет решён.

— А спецшкола № 8, которая располагается в одном здании со школой 1710 — она продолжает существовать?

— Она существует по отдельному приказу, его никто не отменял, она продолжает работать. Это специализированная школа социального уклона, где учатся дети, либо находящиеся на учете ПНД, либо состоящие на учете в милиции в связи с девиантным поведением. То есть это несовершеннолетние, находящиеся в силу разных причин не в ладах с законом. Это дети, не только убегающие из школы, но и системно нарушающие правопорядок. Но учиться-то они должны, их еще не осудили, они слишком малы, чтобы попасть в спецучреждения. Их юридическое сопровождение — это вопрос МВД. Но у них неизбежно наступают проблемы с педзапущенностью, поэтому, как правило, в школе № 8 все ученики обучались по индивидуальным и специализированным программам. У каждого из них свой резерв и потолок развития, им здесь подбирались программы, которые компенсировали тот или иной педагогический дефект.

— Как же возможен детский сад в одном здании с такими детьми?

— Чего не знаю, того не знаю — останется ли школа № 8 в том же здании, у них там был отдельный вход, либо это будет другое помещение. Но школа сохраняется.

— У меня есть еще вопрос по школе надомного обучения 367. Говорят, что сейчас гораздо меньше стали присваивать инвалидность детям — родители детей-инвалидов рассказывают в интернете, что очередная ежегодная медкомиссия не подтвердила их статус, хотя основания для этого оставались. Действительно ли есть такая тенденция, как вы считаете? С другой стороны, произойдет ли существенное пополнение школы 367 за счет бывших учеников коррекционных классов зеленоградских школ? То есть, в сумме — станет ли в школе 367 больше учеников или меньше, ваш прогноз?

— Во всяком случае, школа 367 пополнится ребятами с церебрастеническим синдромом — собственно говоря, этот же диагноз ставят невропатологи, и он имеет различные степени тяжести декомпенсации, которые, соответственно, определяют специфику обучения таких детей. И, скорее всего, действительно оптимально обучать их в стенах именно школы 367 — я считаю, она лучшая в Москве в этом отношении, это очевидно.

Изначально и не предполагалось, что эта школа будет принимать только инвалидов. Отбор шел через комиссии детских поликлиник, и одним из критериев вообще-то был факт частых заболеваний или тяжелых заболеваний. То есть, туда направлялись не обязательно только дети-инвалиды — были и дети, которые в силу частых болезней элементарно попадали в ситуацию педзапущенности, много пропуская из-за болезни. Чтобы компенсировать это, целесообразно было организовать обучение таких детей в других условиях — не по-другому, а именно в других, щадящих условиях. В этой школе либо учителя приходят к ним на дом, либо дети приходят — если так хотят родители — в малокомплектный класс, или вообще педагог работает с ними один на один. И с учетом их физиологии, например, быстрой утомляемости, эти дети учатся надомной школе.

— Вы видите тенденцию, что комиссии поликлиник стали меньше детей направлять в школу 367? Дело в том, что сейчас вовсю говорят о том, что государство начинает экономить на образовании «специальных» детей — потому что это дорого и не всегда эффективно...

— Это, наверное, вопрос не ко мне, потому что я не участвую в отборе детей для этой школы — это все-таки удел системы здравоохранения. Могу только предположить, что в меньшей степени и в последнюю очередь кем-то сейчас дана отмашка экономить на образовании и здоровье. Как раз в образование сейчас направляются большие средства. Вот это правда.

Другое дело, что существуют некие перегибы, например, проблемы «школ здоровья». Это массовые общеобразовательные школы, в которых такой статус позволял открывать малокомплектные классы. И отсюда возникала некая коллизия: школы-то были массовыми, а условия финансирования получались разные. И попытка привести такие школы к единообразию, то есть укомплектовать их так, как должно быть — 25 человек в классе — вызвала у родителей негативный резонанс. Почему-то подумали, что эти школы закрываются. Нет, они наполняются! Пожалуйста, пусть они открывают оздоровительные рекреации, занимаются оздоровлением ребят, покупают оборудование, но самое святое — ставка в 25 человек — должна выполняться. По факту в них училось меньше учеников, а государство тратило на них столько же денег, сколько получали и обычные школы — получалось экономическое противоречие.

— Вы считаете, «школам здоровья» ничто не угрожает?

— Да, если такие школы набирают нужное число учеников, и у них есть технологии, которые позволяют оказывать им всем адекватную оздоровительную помощь. Ведь если школы надомного обучения — это действительно профильные школы, куда идут дети с конкретными заболеваниями, инвалидностью или часто болеющие, а вопросы их комплектации решает система поликлиник, то «школы здоровья» хотя и позиционируют себя как учреждения, обучающие ослабленных детей — но это не очевидно. Иначе они тоже должны были бы стать школами надомного обучения. А наши «школы здоровья», в общем-то, это те же общеобразовательные школы, но стремящиеся создавать более оптимальные для здоровья своих учеников условия. И это замечательно, если за этим не стоят устойчивые привилегии — их тогда нужно хорошо обосновать в соответствующем правовом поле.

Да, здравый смысл подсказывает, что для здоровья лучше бы иметь поменьше учеников в классе. Американцы вообще считают, что оптимальный класс — это 14 человек плюс педагог, только тогда при площади класса в 60 кв.метров на человека будет приходиться 9 кубометров воздуха, что оптимально для продуктивной интеллектуальной деятельности, в том числе и учебы. Но у нас этого пока не получается. Естественно, что дети быстрее устают, находясь в гипоксии. Но пока СанПиНы цифру не снижают наполняемости классов — 25 детей в классе и всё. Слава богу, это не 42 ученика в классе, в котором учился я.

— А коррекционное или компенсирующее воспитание в детских садах — оно сейчас остается?

— Ничего не меняется, специализированные детские сады, как были, так и остаются. Это удел здравоохранения — которое через медико-педагогическую комиссию решается профиль помощи в решении какой-то проблемы ребенка. Есть речевые детсады, сады для детей с нарушение психического развития, с нарушением неврологического развития — ДЦП и т.д, есть сады для детей с нарушениями слуха и зрения.

— Существование специализированных образовательных учреждений может зависеть от тех ставок финансирования, которые придут в декабре? Они что-то могут поменять в этой системе?

— Могу определенно сказать по поводу медико-педагогической комиссии, юридический статус которой до сегодняшнего дня не был определен — с 1 января мы как раз ожидаем этой определенности. Тогда люди, которые там работают, не будут просто собираться два раза в году на 8 минут, чтобы посмотреть и решить судьбу ребенка —ожидается, что они будут работать на постоянной основе. Комиссия получит свое штатное расписание и ставки, расширит свои полномочия. Предполагается, что это позволит наблюдать проблемных детей более длительно, в процессе и с помощью коррекционно-диагностических программ, которые позволят уточнить статус ребенка и не допускать ошибок, уменьшить риск неверного диагноза. Вот такое изменение к лучшему, думаю, ожидает нас с 1 января. Комиссия скорее всего будет находится при нашем ЦПМСС, так как самое простое — ввести ее в состав учреждения, имеющего соответствующую лицензию, нежели создавать ее как автономное юридическое лицо.

— Какие-нибудь изменения к худшему нас ожидают из-за новой системы финансирования?

— Поживём — увидим. По крайней мере, на сегодняшний день от всех, начиная с руководителя департамента образования до министра Фурсенко идут четкие заверения, что никакого ухудшения в финансировании системы образования в Москве и в России не будет. Все будут получать не меньше того, что было раньше. Но вот механизм получения большего — он сейчас активно отрабатывается директорами школ нашего округа, меняются формы работы школ... Если в начале года было очевидно, что все образовательные учреждения станут бюджетными учреждениями, то на сегодняшний день это не факт. Часть активно работающих школ, возможно, перейдут в статус автономных учреждений. Это будут государственные школы, тут ничего не изменится, но у них будет свой отдельный счет в банке, и директор школы при этом станет менеджером, который сам будет решать, как ему распределить свои деньги. В бюджетных учреждениях это будет делаться централизованно.

Поясню, что при переходе на новую систему финансирования предполагается три статуса образовательных учреждений: казенные, бюджетные и автономные. Для динамично развивающихся продвинутых школ сейчас появилась возможность перейти в автономный статус. Как правило, это интересно действительно сильным школам, у которых нет вопроса с набором учеников, в них очереди, там работают сильные педагоги. И им открывается поле деятельности, где они могут хорошо заработать. Не брать деньги поголовно со всех, нет — у них будет госзаказ, они будут получать бюджетное финансирование как положено, но сверх того они смогут открывать у себя то, что захотят родители — как дополнительные услуги.

Елена Панасенко