Е.П. — Здравствуйте, Константин Владимирович. Расскажите, что вас к этому привело, и каким проектом буде заниматься «АутоФарма» в Сколково?

— Я начну с того, что о «Сколково» мы узнали где-то в декабре прошлого года. Меня пригласили на заседание комиссии по модернизации, которую возглавляет президент Медведев, в Сколково на 13-14 декабря. Я был там один день — 13 декабря. И за этот день была масса выступлений, различных семинаров. С утра и до восьми вечера. Там я понял, что это за проект. А до этого из литературы, из печати, это было очень трудно понять.

Сколковский проект — экстерриториальный. Он всегда будет таким. В октябре были подписаны и приняты документы по Сколково, которые инициировал президент. В документах были сформулированы все эти условия для участников. Этот закон приняла Государственная Дума, он был подписан президентом и вступил в силу где-то в октябре прошлого года. Там следующая картина: любая фирма, которая занимается по уставу только научными исследованиями и имеет право коммерциализировать их, может подать заявку, где бы ни находилась ее технологическая линия. Это не все знают до сих пор.

После того как я это понял в декабре, я подготовил заявку в течение трех месяцев и сдал в интернете, бесконтактно. Сдал 6 марта этого года. «Сколковский» аппарат работает безукоризненно. Они провели формальную оценку очень быстро, вступили с нами в диалог мгновенно, очень оперативно. Я был поражен. До этого я работал с фондами поддержки в государственных структурах и никакой оперативности не было.

Они проверили все, и на 9 апреля была назначена проверка нашей заявки по существу. Кто принимает решение? В Сколково есть сто международных экспертов, их список опубликован на сайте. По каждому проекту случайная выборка десяти мировых экспертов. Открывается доступ экспертам к нашей заявке, и они дают оценку. Это решающий шаг. Девятого апреля мы узнали, что международное жюри одобрило нашу заявку.

В чем состоит наша заявка? Организовав «Зеленоградское иммунобиологическое предприятие», мы в течение пяти лет с помощью различных государственных поддержек, частных, лизинговых компаний, построили на голом месте предприятие по производству иммуноглобулинового комплексного препарата на основе патента, который принадлежит мне и еще одному специалисту.

Е.П. — У этого предприятия есть какие-то старые корни в Зеленограде?

— Мы его организовали в 2005 году целевым назначением для того, чтобы наладить производство по этому патенту. Патент технологии производства иммуноглобулинового препарата, способ производства. Мы занимались этим шесть лет, но выпуск начали только с 1 июля. Это страшное дело: с нуля построить предприятие. У нас цель была такая: своим интеллектом и своим умом начать жить. Не воровать, а производить что-то. Эту цель мы до сих пор не выполнили. То есть производство начали, но еще трудностей много впереди.

Сырьем для этого препарата служит плазма донорской крови. Но не сама плазма, а некий осадок, который остается на станциях переливания крови. До этого они должны из плазмы вытащить альбумин и иммуноглобулин G. После этого остается фракция III по Кону, которую мы у них покупаем по бросовой цене, потому что они не знают больше технологий и выбрасывают в канализацию. Мы у них покупаем этот осадок и из него доизвлекаем три иммуноглобулина: А, М и G. Сушим этот комплекс. Это российское изобретение, а мы просто защитили патентом промышленный способ производства.

У нас есть партнеры, которые в 2007 году получили патент на лекарственные средства для лечения аутоиммунных заболеваний. Это целая группа, несколько десятков заболеваний. Самое распространенное из них — заболевание иммунной системы. Самый распространенный и который не лечится − это рассеянный склероз, болезнь молодых. Или ревматоидный артрит − тоже страшная штука. Эти люди получили патент на это лекарственное средство. Состоит оно из трофобластического бета-глобулина с добавлением обычных иммуноглобулинов. Трофобластический бета-глобулин открыл наш академик Татаринов. Это новый белок, который в семидесятых годах был им извлечен и открыт в крови рожениц, получил международное признание. Было замечено, что в период беременности у больных иммунными заболеваниями наступает ремиссия. В крови этих беременных он обнаружил этот белок. Это как блокатор природа создала. Иммунитет работает на отторжение любого внедрения в нашу кровь, а зарождающийся плод является таким же инородным раздражителем. Чтобы заблокировать противодействие этому зарождению, существует этот белок. Еще народное название его − гликопротеин. В начальных стадиях это микрограммы в миллилитре крови роженицы. После того, как она родила, в крови или сыворотке уже миллиграммы на миллилитр крови. По мере роста все больше концентрация. Оттуда его можно промышленно добывать. У нас есть патент на вот этот иммуноглобулиновый обычный препарат, а на этот патент мы подали заявку в «Сколково», на создание технологии получения этого лекарственного средства, которое состоит из иммуноглобулина и гликопротеина.

А.Э. — Это уже будет конечный продукт, который можно продавать?

— Да, это конечный продукт будет. Мы с нашим партнером — это отечественная компания — договорились, что они вместе с нами будут работать. Хотя эту технологию мы без них разработаем, но они авторы патента на лекарственные средства. Вот такая несколько запутанная история.

Е.П. — А почему вы решили сделать такое производство в Зеленограде?

— Я всю жизнь здесь работал в этом здании [«первая клюшка»]. И когда объединение НПО «Элас» распалось, я пять лет работал в Москве на первом в России предприятии бактерийных препаратов имени Габричевского. Его директор пригласил меня помочь с реконструкцией, потому что я был главным инженером и знал всю ситуацию. Я пять лет там отработал, в это дело вник и уже не расставался с этой тематикой.

Но на это предприятие пришли люди, которые сказали, что оно расположено в двух километрах от Кремля, земля «бриллиантовая» и не пошел бы я далеко-далеко со своим проектом. Директор умер, и все рухнуло. Я решил не сдаваться и вернулся в Зеленоград, здесь есть условия по чистым зонам, которые также требуются в фармацевтике. В этом корпусе застали такую же разруху, все было сломано.

А.Э. — Вы производство делаете именно здесь, в «клюшке»?

— Да. Когда мы делали иммуноглобулиновый препарат, то на пятом основном этаже все пришлось делать с нуля. Восстановить то, что для всего корпуса было разрушено. И мы сделали это: 638 кв.м. у нас отсек чистых помещений. Россия обязана принять условия игры и требования международных правил, они называются «GMP» — «Good Manufacturing Practices», «Хорошая промышленная практика», у нас ГОСТ такой есть. Мы в 2014 году должны по федеральному закону работать только в таких помещениях.

А.Э. — Вы сказали, что производство запустили только в июле. При этом у нас в Зеленограде есть компания «Биннофарм». У них есть помещения, у них есть производство и у них есть чистые комнаты, они создают фармацевтический кластер «Биосити». Они приглашают под свое крыло, в свои помещения профильные компании. Кажется, у вас бы получился идеальный симбиоз...

— Почему он не получился? Там часто меняется руководство. С предыдущим руководителем мы договорились встретиться. Сейчас уже новое руководство.

А.Э. — Вы встретились?

— Мы встретимся. Я прочел в «Зеленоградском предпринимателе», что у «Биннофарма» есть одна из основных задач — они готовы объединять и скупать. Да, мы маленькое предприятие, и нам трудно, но вот так пока.

А.Э. — В «Сколково» вы не будете заниматься производством? В «Сколково» вы будете заниматься научной работой?

— Да. Но там такая интересная вещь, о которой тоже мало кто знает. Медведев хотел, чтобы сколковский проект решил наш российский недостаток — отрыв науки от производства. Поэтому по уставу Сколково нашему «Зеленоградскому иммунобиологическому предприятию» не могли дать статус резидента. И мы создали дочернее предприятие, чтобы войти в проект «Сколково», правовое управление Сколково помогло скорректировать устав и сказало «да».

Е.П. — В Особой экономической зоне тоже разрешили производство продукции, разработанной в зоне. Почему вы выбрали не экономическую зону Зеленограда, а вступили в «Сколково»? Там льготы больше?

А.Э. — Есть площадка особой зоны «МИЭТ». Там тоже есть чистые помещения. Там плохо со свободными помещениями, но, тем не менее, они есть. Вы эти льготы могли получить уже в Зеленограде.

— Льготы «Сколково» и особой экономической зоны несоизмеримы. Вы представляете — десять лет никаких налогов? И только на ЕСН 14% от зарплаты. Такого идеала нет ни в каких зонах. Это эксклюзив.

А.Э. — Вы три месяца назад получили свидетельство резидента «Сколково». Вы уже сейчас пользуетесь теми налоговыми льготами, которые вам дает статус резидента?

— Мы сейчас первый баланс сдаем, как его примут, мы не знаем. В «Сколково» есть департамент связей с общественными государственными организациями, который собирал нас в конце августа. Их заботит, что о «Сколково» никто ничего не знает до сих пор. Спрашивали нас: «Как вас приняли? Есть ли трудности? Помощь нужна?», и так далее.

И до 1 января 2014 года эти все льготы полностью получаем, оставаясь на местах. Потом тоже технология остается на местах...

А.Э. — На этом моменте хотел бы остановиться. Если я сейчас открою федеральный закон об инновационном центре «Сколково», то там статус экстерриториальности прописан до четырнадцатого года. А дальше — переезжайте в Сколково, перевозите лаборатории, офисы и так далее. Как вы с этим согласились?

— Там ситуация такая: после января 14-го года мы должны там снять офис и посадить исполнительный орган − бухгалтера и генерального директора.

У них нет возможности и желания принять всю Россию. Это глупо было бы перетаскивать все. Ядерные технологии из какого-то Димитровграда или из Зеленограда информационные технологии.

А.Э. — То есть, это будет чисто формальное присутствие?

— Да. Они 1 января 2014 посадят туда миграционную службу, налоговую, пенсионный фонд и так далее. У них же налоговой нет. Поэтому эти 14% идут через местную налоговую. А тогда эти четырнадцать процентов пойдут через сколковскую налоговую.

А.Э. — А вы посадите туда свой маленький офис: генерального директора и главного бухгалтера. Но пиарщики Сколково заявляют, что Сколково − это не только льготы, но еще некая коммуникационная среда. Такое место, где люди смогут общаться между собой, налаживать связи, и это преподносится, как даже более важная составляющая, нежели налоговые льготы. Но вы не собираетесь туда переезжать, значит среда не складывается.

— Они молодцы. Даже когда мы еще не имели статуса резидента, а только заявку подали, нас сразу приняли на учет. Они по субботам проводят вебинары, в которых мы участвовали, задавали вопросы. В центре международной торговли, где они сами пока сидят, все время предлагают нам различные услуги: правовые, по операционным системам, информационные. Очень активно ведут себя.

А.Э. — Это бизнес-консультирование. Это не создание среды профессиональной, научной в области фармацевтики.

—В «Сколково» пять кластеров: ядерный, космический, информационный, энергоэффективный и биомедицинские технологии. Наш БМТ-кластер возглавляет Горянин Игорь. 8 сентября он впервые нас собрал для живого общения с работниками кластера — их уже 47.

Еще одна очень мощная льгота есть там — это грант, на который может претендовать только участник. В зависимости от того, на какой стадии находится твой проект, есть четыре уровня гранта. Первый — миллион рублей, если у тебя только идея. Без всякого софинансирования. Второй — если ты продвинулся немножко выше. До 30 миллионов, можно претендовать на грант вместе с софинансированием 25% процентов. Третий уровень — 150 миллионов с софинансированием 50%. Четвертый — 300 миллионов грант и 75% процентов софинансирование.

А.Э. — У вас есть производство, у вас есть патент. По этой системе грантов вы можете претендовать на третий уровень? Вы будете претендовать?

— Я подал.

А.Э. — Пятьдесят процентов вы готовы софинансировать?

— Я готов, предложил им бизнес-план, заполнил все его разделы. В качестве софинансирования я написал, что от «Зеленоградского иммунобиологического предприятия» передаю линейку для одного компонента лекарственного средства стоимостью 110 миллионов. А на их грант я создам вторую линейку и соединю в конце это в единый препарат. 30 миллионов я туда буду деньгами вкладывать, как зарплату. Чтобы было 150 миллионов где-то. Они мне говорят: «Желательно деньгами все». Я им объяснил, что если мне сейчас 30 миллионов денег дадут, я снова не возьмусь сделать эту линейку, которую делал шесть лет моей жизни. Во-первых, нет смысла, а во-вторых, я за эти деньги не сделаю. Они говорят: «У тебя лизинговая компания это оценила, а давай независимый источник». Я сейчас заключил договор на независимую оценку. Не знаю, как дальше будет. Может, с грантом и не получится.

Есть второе очень жесткое у них требование. Например, по одному патенту я эксклюзив могу дать «АутоФарме». Они говорят: «Должна вся интеллектуальная собственность эксклюзивно принадлежать, или просто на „АутоФарму“ взята, либо эксклюзивная лицензия». Я говорю: «Эксклюзивную лицензию на нашу часть мы дадим, а наши партнеры нам точно не дадут». Поэтому я завтра еду заявку на свое лекарственное средство подавать. Есть много вопросов, которые на этапе получения гранта возникли.

Я 1 сентября туда отправил эту заявку и сегодня говорил с человеком, который в этом кластере этим занимается. Она мне даст замечания, я буду их устранять.

А.Э. — Очень много негатива есть в отношении к Сколково. В Зеленограде говорят: «Зачем Сколково нужно, когда есть Зеленоград?» Вы все эти разговоры знаете. Что нужно сделать, чтобы Зеленоград стал как «Сколково», чтобы компании не уходили?

— Ведь ситуация такая: оставайся в Зеленограде. Если у зеленоградских фирм есть мировые идеи, которые выдержат проверку международного жюри — оставайся. Твоя база здесь. Делай здесь и получай все льготы, оставаясь здесь. Ну, пару человек туда посадить, это не проблема. Никто не может Королев туда стащить, Димитровоград, Зеленоград. И не нужно. Раз идея экстерриториальности есть — пользуйся ей.

На первой встрече 13 декабря помощник президента Дворкович очень четко сформулировал: «Если ты хочешь модернизировать свое производство, бери в банке кредит. Если у тебя есть идея мирового уровня — иди к нам».

А.Э. — То есть, нет никакой конкуренции между Зеленоградом и Сколково?

— Нет. Это выдумка. Сколково — это для России. Сейчас там пустыня: речка Сетунь и пустая площадка. Но там будет большое жилье, инкубатор, технопарк. Но для кого? Для информационных технологиий, для той инфраструктуры, которую можно сделать на этой небольшой площади, а для нашего кластера, для ядерного и космического Сколково останется виртуальным. Россия огромная, а там кусочек, поляна.

Е.П. — У нас радужная картинка получилась. Какие-то риски вы видите, вступив в эту игру?

— Я не вижу. На фоне мер поддержки, которые для малого бизнеса оказывает профильный департамент правительства Москвы, Фонд Бортника — это довольно приличное развитие. Но условие такое — должен быть мировой уровень. Другой вопрос — можно дискутировать по поводу экспертов, насколько они крутые. Там есть довольно формальные вещи. Вроде идея хорошая, а они говорят: «В вашей команде должны быть иностранцы». Вот это все пугает. Они говорят: «Мы не хотим, чтобы Россия была провинциальной, периферийной страной, а если в команде будет иностранный ученый, то уровень будет мировой».

А.Э. — Как вы решили эту проблему? Нашли иностранца?

— У меня очень просто все решилось. Основной разработчик, технолог, доктор наук — гражданин Армении. Я посмотрел, там даже белорусы проходили. А вот с грантом мне сказали: «Да, формально вы все выполнили, но не могли бы вы в команду взять западного иностранца?». Ответил: «Поищем».

А.Э. — У вас в компании сотрудники как это восприняли? С воодушевлением?

— У нас особо ажиотажа нет. У них больше воодушевления будет, если у нас получится грант получить.

А.Э. — Но снижение социальных налогов может сказаться на зарплатах?

— Да, они понимают, что на выплату зарплаты в «ЗИП» или «АутоФарме» разные налоги и разные издержки. Можно и зарплату увеличить. Мы должны работать. Главное — реализовать проект. Если нам удастся — это будет здорово.

А.Э. — По вашему плану, какие сроки?

— Три года. До 2014 года.

А.Э. — До четырнадцатого года вы должны этот проект завершить?

— Да. Мы хотим в конце этого срока начать выпуск, если мы пройдем клинические испытания, и все подтвердится. Есть препараты, которые нужно принимать при этих болезнях для поддержания здоровья: израильские и американские препараты. Но каждый год нужно этот курс повторять, типа как диабетики принимают постоянно. Стоимость $12800. А если чистыми иммуноглобулинами лечить, то уже триста тысяч долларов. Это вообще чудовищные деньги. А мы говорим — одну тысячу долларов. На порядок ниже — сделаем это доступнее для среднего класса, а не для только богатых. в России по разным оценкам, от ста до двухсот тысяч молодых людей страдающих рассеянным склерозом.

Е.П. — Как иностранные конкуренты среагируют на появление такого российского производителя, который на порядок цены сразу сбросит?

— Мы хотим препараты, которые сейчас дорогие, побить ценой. А конкурентов нет, потому что от академика Татаринова это идет все и от его учеников. Они в 2013 году должны закончить патентование в США и ЕС.

А.Э. — На медицинские препараты патенты заканчиваются, и потом начинают выпускать «дженерики». Вы этого не боитесь?

— Это через двадцать лет. И мы хотим патент взять на технологию производства. А может, и подумаем в процессе какие-то комбинации лекарственного средства. Сами придумаем. То, что наши партнеры не дают нам эксклюзив, уже нас заставляет что-то делать, если мы хотим грант получить.

Елена Панасенко, Александр Эрлих