| загрузить файл со звуком (28485 кб) |
— Сегодня у нас будет живой звук, послушаем, как вы поете, и поговорим о вашем ансамбле. Напомните, пожалуйста, когда он образовался, как вообще появилась идея?
И. Д. — Идея родилась спонтанно, но, с другой стороны, и закономерно. Так как мы окончили с Валентиной Академию имени Гнесиных. Когда это было, Валя?..
В. Д. — В 2002 году. Мы поженились на последнем курсе. Окончили институт, через год у нас родилась дочка, и в
— Какой факультет Гнесинки вы окончили?
В. Д. — «Народный хор».
И. Д. — «Руководитель народного хора»; сейчас он называется «дирижер народного хора», если совсем точно.
— Если вернуться к студенческим временам, почему вы тогда народную музыку, а не академический вокал?
И. Д. — У каждого, конечно, своя история, своя легенда, как у каждого разведчика-нелегала, наверное. У меня получилось так: давно, ещё в 1985 году приезжал профессор Вячеслав Михайлович Щуров, доктор искусствоведения, который у нас сейчас наиболее известная величина и в научном мире; подвижник, проповедник фольклора — белгородского, курского. Он дал мне послушать белгородских мужиков, песни трактористов. «Жаворонок», я помню, «Где моя живет разлюбезная». Конечно, в тот момент это меня очень поразило. Что такое русские народные песни в обычном восприятии? Это называется русская академическая народная песня. Это определенная обойма песен, обычно издающаяся в сборниках. Что-то среднее между романсами и песнями. Хотя это тоже, конечно, русские песни, но они совершенно лишены областного колорита, и в каком-то смысле они действительно академические, потому что они полностью выхолощенные, поются в какой-то академической манере. А тут я услышал совершенно новое... и самих песен никогда не слышал, и близко к этому, и сами сюжеты, само строение. По энергетике пели совершенно по-другому, чем романсы со сцены. Этим делом я заразился. Но тогда это было в рамках историко-этнографического театра. У нас был такой коллектив, это был «папа» «Ведогонь-театра». Сейчас у историко-этнографического театра есть помещение в Лосинке, это довольно известный коллектив в Москве.
— Валентина, а у вас как сложилась с народной музыкой? Была ли это начальная установка?
В. Д. — У меня была интересная история. Я занималась в музыкальной школе на фортепиано, и мои родители очень хотели, чтобы я была пианисткой. Занималась, помню, по шесть, по девять часов в день, очень серьезно. Но когда я приехала поступать в училище, в ночь перед экзаменом каким-то образом проткнула себе руку, началось заражение. Когда я проснулась утром, рука была как боксерская перчатка, идти на экзамен было невозможно. Я, конечно, в слезы, очень расстраивалась, но поняла, что, наверное, это какой-то знак. Так я не попала на фортепианное отделение, о котором очень мечтала, и совершенно случайно попала на «народный хор». Сколько лет я училась в училище, в институте, — ни одного дня не пожалела, что судьба меня туда закинула. Потому что было очень интересно, у нас было самое интересное отделение. Народный хор — это вообще отдельная история. Мы вместе и пели, и танцевали, и шили костюмы, тогда когда другие отделения были этого лишены. Потому что там образование было направлено на индивидуальность, а мы были все вместе.
И до сих пор везде, где я работаю, мне хочется всех людей объединить. У меня был смешной случай. Я пела до своего замужества в церковном хоре Покровского монастыря, где находятся мощи Матронушки, и мне очень хотелось с девочками петь народные песни. Мы с ними пели, и это у нас очень хорошо получилась. Потом как-то пришла игуменья и сказала: «Если вы не прекратите эти безобразия, я вас всех повыгоняю». Потому что все бросали послушания и приходили слушать, как мы пели... Я очень рада, что так попала, я очень люблю свою профессию. Я просто маньяк своей профессии.
— Ваш ансамбль «Дикое поле» занимается во Дворце культуры «Зеленоград». Расскажите, как сложилось, как началось сотрудничество?
И. Д. — Вначале мы образовались с любезного разрешения и под патронажем «Творческого лицея». Мы там пели в 2004 году. Сперва у нас был квартет: я, Валя, Наташа Иванова и Настя Карасёва. Потом нас просто пригласили в ДК: Владимир Николаевич Коченов, художественный руководитель, зашел за кулисы и говорит: «Я тоже хочу, чтобы у нас был такой ансамбль».
— Какие у вас проходят занятия? Сколько участников в ансамбле?
В. Д. — Сейчас ансамбль насчитывает около 25 человек, то есть у нас достаточно большая база. Ансамбль у нас живет и развивается, но мы не сразу пришли к этому. Изначально, как Иван сказал, мы занимались вчетвером. Три человека из ансамбля были профессиональные певцы. Четвертая наша девочка была художница. Мы ее немного распели в народной манере, и она стала с нами петь. Потом мы решили сделать занятия доступными для каждого человека, то есть попробовать набрать всех людей, которые хотят заниматься, и мы это сделали. Конечно, сразу столкнулись с тем, что не все, кто хотят петь, умеют это делать. Поскольку в годы учебы у нас были наработки, мне удалось придумать авторскую методику, по которой я работаю, — систему распевания непоющих людей.
— Расскажите о ней подробнее, это интересно.
В. Д. — На самом деле, непоющих людей не бывает, каждый человек может петь; так же, как каждый человек может рисовать, шить и так далее. Один лучше, другой хуже, но может каждый. И это совершенно необходимо для его здоровья, физического и психического. Это очень нужно женщинам, обязательно надо петь. Сейчас, в наше время, мы, к сожалению, реже поем, практически не поем, и это сказывается.
Методика заключается в том, что, во-первых, пение — это правильное дыхание. Мы занимаемся дыхательными гимнастиками, для того, чтобы физиологически правильно все это делать. Потом — очень важный момент — это психологический тренинг. Пение — это вещь психологическая. Если человек зажат, если ему неуютно, некомфортно в коллективе, он не будет петь, как его ни дрессируй, все равно не получится. То есть очень важные моменты раскрепощения, есть определенные тренинги; мы кричим тоже определенным образом. Ну и, конечно, обстановка должна быть для человека комфортная. Я надеюсь, что люди, приходящие к нам, чувствуют себя комфортно, они хотят к нам приходить. Наши двери открыты, все желающие люди могут прийти.
— А дети, например?
В. Д. — Мы сами многодетная семья, у нас трое детей, двое из них совсем маленькие. Так получилось, что работу нам оставлять не пришлось. Мне было интересно, как совместить работу и рождение детей. В общем-то, получилось хорошо. С сентября у нас открыты две новые группы: это группа беременных женщин, которые ходят к нам петь помимо основного состава коллектива, и вторая группа — уже с родившимися младенцами, они также приходят петь. У нас в декабре был концерт, на который мы приглашали многодетный ансамбль, который, к сожалению не приехал. Тогда мы собрались все вместе и обратили внимание, что младенцы от двух месяцев, которые с мамами, выдерживают часовой концерт, и никто не плачет. Потом все подходили, говорили: «Как же так? Почему они не плачут?..» То есть они очень хорошо развиваются в этой системе. На самом деле, очень интересно работать, потому что всегда приходится придумывать какие-то новые формы.
— Есть ли специфика занятий с беременными? В организме женщины происходят физиологические изменения, у некоторых даже, бывает, голос пропадает.
В. Д. — Мы немножко меняем дыхательные упражнения. Есть комплекс стрельниковской дыхательной гимнастики, когда идут определенные наклоны тела. Мы просто меняем их на другие упражнения. А так всё хорошо. Дело в том, что пение — это здоровье. Потому что мы дышим, легкие работают по полной программе, идет усиленное кровообращение. Именно для беременных это очень важный момент.
Послушать «А в Иерусалиме» (рождественская колядка)
| загрузить файл со звуком (1495 кб) |
— Дарья, расскажите, когда вы стали участницей ансамбля?
Д. Р. — Я как раз пришла к Валентине, когда была беременная. Случайно узнала про этноклуб. У меня нет музыкального образования, я никогда не училась музыке, но всегда любила петь, мне всегда это нравилось. Очень хотелось петь в каком-то коллективе. Все было здорово; Валентина и Иван замечательно ведут занятия. Потом, когда родила ребенка, я опять к ним вернулась и уже ходила с ребенком на репетиции.
— А до того вы пели? Я имею в виду, просто так; дома, например.
Д. Р. — Нет, до этого я нигде не пела. Дома — конечно, в душе.
— У вас было желание научиться красиво петь или петь какие-то определенные песни?
Д. Р. — Вы знаете, у меня не было желания петь определенные песни. Конечно, у меня есть предпочтения в музыке. Но именно народное пение меня привлекло тем, что это многоголосие, это пение в группе, и очень красиво, когда люди поют на разные голоса. Это замечательное звучание, какая-то вибрация проходит через тело. Просто этот звук меня очень вдохновляет. Именно из-за этого я пришла сюда.
— Иван, Валентина, как вы работаете над многоголосным пением, если учесть, что участники ансамбля не знают нот?
В. Д. — Мы учим их по слуху, никогда не записываем ни нот, ни текста. Текст все равно у нас присутствует, но нот мы не записываем. Мы учим их по слуху, я их напеваю, и потом по партиям и разучиваем. Но в последнее время мы решили объединять все группы. Мы собираемся все вместе, у нас достаточно большой состав. Как в любом коллективе, есть костяк, к которому припеваются остальные участники. Допустим, у нас есть ведущий верх, к которому припеваются остальные верхние голоса.
— У вас нет раскладки на сопрано, альт, тенор, бас, как в академическом хоре?
В. Д. — Нет. У нас тоже есть верхние голоса, средние, но немного другая система.
И. Д. — Просто не во всех песнях есть четыре голоса, а специально задачу делать обработку на четырехголосие мы не ставим. Есть там три голоса — и хорошо.
Я еще пою в школе искусств имени Дягилева на фольклорном отделении, там очень правильные методики. Там смоленская традиция, и очень много записей. Берется запись, и копируется. Воспроизводится запись бабушек, и каждый человек с этой записи снимает свой голос. Это в идеале. Потому что там люди более-менее музыкальные, и педагоги все профессионалы. А когда, например, человек приходит с улицы, он не всегда может вычленить свой голос с записи и выучить его. Ему приходится учить. К тому же у нас традиция верхневолжская, у нас просто нет столько записей, дефицит. Поэтому мы восстанавливаем по каким-то обрывкам партитур, ищем разрозненные архивы.
Что такое верхневолжская традиция? Это север Подмосковья и границы Тверской, Ярославской и Владимирской областей. Грубо говоря, по Москве проходит граница: на север от неё на «о» говорили, а на юг — уже говор на «а». Особенно в Московской области очень сильно разрушена традиция; влияние Москвы как некого Вавилона на московские земли было очень сильно ощутимо уже в XIX веке. Поэтому даже в
— Откуда вы берете материал? Сейчас, наверное, никто уже не занимается этнографическими экспедициями в этом смысле.
В. Д. — Я хочу добавить, что наш ансамбль не относится к тем фольклорным ансамблям, которые поют всё. Есть ансамбли, которые поют всё. Например, им нравятся казачьи песни — они их поют, нравятся северные — их поют. Это немного не профессиональный подход. Мы занимаемся конкретной традицией северного Подмосковья. Как Иван сказал, это Верхневолжье. Школа искусств, в которой есть фольклорное отделение, занимается только традицией Смоленской земли, очень глубоко изучают костюмы, обряды и так далее. Наш ансамбль делает упор на это.
— Верхневолжская традиция — откуда все же берется материал, народные песни?
И. Д. — Начну с того, что казаками мы тоже занимались. Вообще, название «Дикое поле» от чего произошло? У меня предки оттуда, с Дикого поля. По отцовской линии у меня казаки запорожские, хотя тоже в Диком поле были, а по материнской — стародонские, это Липецкая область, тоже Дикое поле. Мы вначале занимались этим, потому что генетически мне это очень близко. Но в фольклорном мире никто не занимается северным Подмосковьем и Верхним Волжьем. И мы решили этим заниматься. Где берем материалы? К сожалению, вы правильно почувствовали момент, что куда-то сейчас еще можно поехать, но куда ездят? В Краснодарский край, в Астраханскую область, там уже совершенно другие пласты, позднейшие просто. А куда-то уже и нет смысла ехать, в ту же Московскую область.
— Да, сомнительно, что там остались какие-то носители традиций.
И. Д. — Да, в Московской области в основном уже коттеджи. Но все-таки есть еще гармонисты. Я ездил в Ярославскую область год назад, в Переяславский район. Пришел в отдел культуры, мне говорят: «Ничего тут нет». Последняя экспедиция там была двадцать лет назад. Ну ладно, я говорю, нет так нет. Потом мне удалось случайно найти там хороших дедушек, которые играли на гармошках, и на балалайке очень замечательно играла бабушка. Вот такие остатки. А многоголосное пение сейчас уже не запишешь, конечно. Материал... Я работал в лаборатории народной музыки, когда учился в Академии имени Гнесиных. Друзья-теоретики выручают, что-то подбрасывают, помогают. Это мы и поем.
— Какой народный жанр вам ближе — попевки, обрядовые песни, колядки?
И. Д. — Сейчас колядки, например, везде в основном поются украинские, и с этим ничего не сделаешь. Потому что не все жанры одинаково представлены в каждой традиции. Например, здесь тоже были колядки, мы поем подмосковные колядки, которые были на границе с Рязанской областью. Но допустим, столько колядок, сколько на Украине, у нас нет, у нас даже жанр не так развит.
— А что есть подобное?
И. Д. — Мало что есть. Есть новогодние поздравительные песни, которые Гильярова записала в Рязанской области, но в Московской они тоже были, на границе с Рязанской. Здесь, на севере, мы пока ничего не нашли. Я даже в архивах ничего не нашел. Дело не в этом. Есть у нас, например, Масленица и Рождество. Эти праздники чисто функциональные. Мы выучиваем колядки и ходим колядовать, и в этом году ходили, и в прошлом, каждый год ходим по разным местам. В чем состоит функциональность? «За те колядки дайте шоколадки». В данном случае у нас обряд реально живой, мы идем, нам надо получить шоколадки, деньги, вино. Чем забористей и круче колядка, чем больше она дает, тем больше мы ее и поем. Потому что это живой обряд. То же самое Масленица, ты тоже каждый год поем в разных местах. Это уже не совсем живой обряд, это получается мероприятие, но приходится отрабатывать. Там уже не столь важно. Потому что когда на улице работаешь, это уже совсем другое дело.
Послушать «Небо ясно» (щедровка)
| загрузить файл со звуком (1836 кб) |
— Если вернуться к занятиям ансамбля — что с большим удовольствием поют?
В. Д. — У нас есть совершенно потрясающие песни, очень древние. Былина «Добрыня и Алеша», которую мы поем под колесную лиру. Это очень древний инструмент, который Иван сделал много лет назад. Этих инструментов всего несколько в Москве. Вот у нас такой есть. У нас есть замечательная песня «Воробьевы горы», тоже достаточно древняя, и «Петербуржская дорожка». Мы стараемся петь эти песни — они многоголосные — большим составом на наших концертах, чтобы люди имели возможность слушать такие уникальные вещи.
И. Д. — Конечно, лирику приятно петь. Если песня полифонична, подголосочная полифония, это приятно, интересно. Конечно, это сложно выучить, долго, но зато это себя оправдывает. Это песни на века. Но, во-первых, таких песен не так много в каждой традиции, на Дону тоже таких песен немного. Их, может быть, пять-десять, например, «вершин». А «серединки» есть всякие — баллады, бытовые песни. Они воспринимаются просто как рассказ. Рассказываются как бытовая история. Или, например, плясовые песни, они попроще, но они функциональные, под них надо плясать и веселиться. А как же без этого?
— Дарья, а вам что больше нравится петь?
Д. Р. — Мне, наверное, больше нравятся лирические песни, где присутствует полифония, многоголосие. Это очень красиво звучит. Но и разные другие тоже интересно попробовать.
— Мы привыкли к тому, что народное пение — это такой нарочито «открытый» звук, как бы в противовес классической манере пения. Вы учите петь именно так?
И. Д. — В принципе, да, мы учим специально нарочито «открывать» звук на первых порах. Потому что любой человек, который поет профессионально, понимает, что, например, взять высокую ноту на «пиано» («тихо» — Ю.К.) нужно уметь. А когда простой человек приходит, его надо научить, чтобы он сперва пел громко, свободно, чтобы ничего не болело при этом и чтобы ему было комфортно. Когда он научится без зажимов это делать, потом уже мы говорим: «А теперь можно немножко потише». Начинаем заниматься всякими нюансами. Главное, опять же всегда повторяю, чтобы с аппаратом все было нормально, чтобы никаких зажимов, чтобы не было во вред человеку, чтобы у него потом голос не пропадал.
В. Д. — Есть такое понятие, как пение на опоре. Это правильное пение; бывает неправильное пение — на связках. Правильное пение — когда правильно работает весь организм. Этот принцип одинаков и для народного пения, и для академического. Просто академическое пение предполагает закрытое помещение, поэтому звук немножко прикрытый. А народное предполагает открытое пространство, поэтому большая полетность звука.
И. Д. — С научной точки зрения, есть, конечно, разные народные манеры. Например, в Архангельской области — это же северные губернии — пели в основном в помещениях. Там народная манера другая, она не такая открытая, как на юге, полуприкрытая. На Украине тоже бывают полуприкрытые, тихонькие манеры. Мы ради простоты сперва учим людей так. Нюансы будут уже потом, когда они физиологически научатся петь.
— Как сейчас представляют народную музыку люди, далекие от этой темы. Они знают разные популярные «фольклорные» коллективы, исполнителей — есть Бабкина, Кадышева и так далее. С вашей точки зрения, это народная музыка?
В. Д. — Я много думала на эту тему. Недавно Иван открыл Кабинет народной музыки, который находится в Менделеево. Это очень интересный проект. Он работает для людей, которые хотят каким-то образом просвещаться в этой сфере. Там проводятся мастер-классы по хоровой народной теме, по прикладной теме и так далее. Очень интересно. Когда было открытие, приезжала профессор...
И. Д. — Куприянова Лидия Леонидовна из Солнечногорска.
В. Д. — Она говорила о том, что фольклор, то, чем мы занимаемся, — это очень глубинные пласты народной музыки, обрядовые пласты, музыка, которая погружает наше сознание куда-то очень глубоко. Для чего это делается? Русский народ жил соборно, то есть вместе. Когда мы поем какую-то хоровую песню, мы поем все вместе. Мы должны петь так, чтобы было гармонично, пристраиваться друг к другу, и в то же время, чтобы каждый человек нашел свою дорогу в музыке и в жизни. Именно поэтому мы эти глубинные пласты поднимаем, учим, чтобы для сознания человека оно стало работать, чтобы найти свой путь в мире.
— А всё же, то, что звучит по ТВ — это фольклор?
В. Д. — То, что звучит, не является фольклором.
И. Д. — Я скажу пару слов в защиту коллег. Да, это не является фольклором, грубо говоря, это попса. Но тут вопрос — как люди поют? Я склоняюсь к философской мысли, что сейчас все люди, которые поют живьем, играют живьем, неважно что — пусть это ансамбль какой-нибудь аутентичной старинной музыки, который играет на виолах какого-нибудь Гийома де Машо, или кто-то иной, — все они находятся в одной лодке. Потому что сейчас «цифра», а цифровая музыка убивает все. Сейчас на людей, которые поют или играют вживую, на всяких мероприятиях, корпоративах, смотрят как на идиотов. Нам иногда говорят: «Только народники, идиоты, поют вживую». Сейчас, типа, профессионалы так не работают. Потому что даже под «минус» редко кто работает, в основном под «плюс». Кадышева замечательно поет, Бабкина тоже очень неплохо может петь, если захочет; она делает очень хорошие а капелльные вещи — по сравнению с тем, что сейчас происходит, с тем бесконечным «плюсом». Пусть даже они попса, но школа есть, певческая и музыкальная.
— Если развить вашу мысль, можно, в принципе, уже сейчас закрыть Гнесинку и консерваторию.
И. Д. — Скоро так и будет. Закрыли училище, а компьютеры, действительно, есть.
— Будем надеяться, что музыканты ещё останутся.
В. Д. — Я хотела сказать о том, что фольклор это коллективное творчество. В тот момент не было авторства, это коллективное мышление, которое рождает гениальные вещи. Все-таки отдельные певцы — это немного другая тема. Эти коллективные знания, дошедшие до нас в музыке, в прикладном костюме, который мы выполняем, — это все не может сравниться с индивидуальным исполнительством.
И. Д. — Не может, но Кадышева же неплохо поет песни, поет-то она хорошо.
В. Д. — Поет неплохо.
Послушать «Калинушка» (лирическая песня)
| загрузить файл со звуком (1656 кб) |
— Есть и другие проекты, связанные с этномузыкой, сочетание её с арт-роком, джазом и прочими жанрами. Например, Инна Желанная продолжает петь на стыке разных жанров.
И. Д. — Инна нам с Валей нравится.
В. Д. — У нас был интересный опыт. Мы с Иваном два года подряд ездили на фестиваль «Пустые холмы» в Калужскую область. Это очень известный фестиваль. Там мы встретили Инну Желанную, послушали, нам очень понравилось. Дело в том, что — мое мнение — народная музыка, та настоящая, глубинная, многоголосная, не имеет своего предела. Когда человек ее слушает, его сознание куда-то улетает в бесконечность или как-то развивается. Так было у меня, когда мы слушали на этом фестивале этнических певцов без инструментального сопровождения. Как только добавлялось сопровождение — сразу ставились рамки для восприятия, и ты понимаешь, что оно какого-то квадратного строения, оно имеет начало и конец, то есть музыка переходит на другой уровень. А когда оно необработанное...
— Как один преподаватель выражался: «Барабаны — это такие костыли для музыки»...
В. Д. — В народном хоре «костыль» — это баянист.
И. Д. — Кстати, насчет барабанов — это не совсем так. На «Пустых холмах» последний раз я ночью шел , это было где-то полвторого, и около моста организовался стихийный сейшн барабанщиков. Это была чистая импровизация в народном духе. Пять человек сели барабанить, потом к ним подошло еще пять, которые друг друга не знали. Потом их стало было тридцать, а затем уже, наверное, пятьдесят. Это было такой джем, все на ходу сочинялось просто!
— Так я ничего не имею против барабанов. Имелось в виду добавление ритма для «популяризации», большей доступности для восприятия фольклора.
И. Д. — Ну да, тогда конечно. Это уже эстрадные дела.
— Приходят ли к вам заниматься мужчины?
И. Д. — Приходят, приходят.
В. Д. — Мужчины у нас есть, потому что у нас семейный этноклуб, и к нам приходят семьями. Например, приходит сначала мама, потом она обязательно приводит с собой ребенка. Мы недавно были на концерте замечательного хора, и участницы, которые уже много лет поют, говорят: «Помните, как в молодости — все бросаешь и бежишь на хор». У нас другая система: мы с этим «всем» бежим на хор. Со всеми детьми; шьем свои костюмы во время репетиций.
И. Д. — Конечно, желательно чтобы мужчин приходило больше, потому что нас все-таки меньше.
В. Д. — Просто мужчины больше связаны работой, и они не могут выкроить столько времени, сколько женщины.
И. Д. — Кстати, недавно узнал, что у нас, оказывается, есть община казаков в Зеленограде. Если они нас услышат и прочитают — пусть приходят, попоем что-нибудь вместе.
— Есть ли у вас традиция петь дома? Раньше, помню, такое было — пели на праздники, да и просто так.
В. Д. — Сложно сказать, потому что у нас все перемешано: дом, семья и работа — это все одно у нас. Конечно, дома мы поем, если что-то репетируем.
И. Д. — День рождения был недавно, пели всю ночь.
— А есть ли знакомые, которые дома поют?
В. Д. — Это наши родственники. И. Д. — Это сложно. Обычно когда наступает благословенное время — лето, самое лучшее, что вообще может быть, — когда у нас наступает период отпусков, круто это в деревне, когда берешь гармошку, едешь туда, и можно петь всю ночь. Такое бывает в нашей деревне в Подмосковье. Конечно, там это здорово. Вся деревня слушает, потом рассказывают, кто что пел, кто чего не пел. Просто у нас в городе такая акустика, если мы будем петь ночью, соседи придут, скажут: «Вы что, ребят?»
— Напомните для тех, кто захочет к вам прийти, ваши координаты.
В. Д. — Найти нас можно во Дворце культуры «Зеленоград».
И. Д. — Подойдите к служебному входу, там сидят бабушка с охранником. Спросите, где Иван и Валентина Деревянко, клуб «Дикое поле».
— Можно, наверное, просто в ДК позвонить и спросить.
И. Д. — Можно просто позвонить. Ещё два слова. Я уже четвертый год организую как художественный руководитель этнофестиваль «Песнь земли». Он будет проходить 19 февраля в ДК «Метролог» в Менделеево. Примерно в 13:00 начнется концерт-конкурс. Это бесплатно, просто надо доехать до «Метролога», всех приглашаю.
Юлия Кравченко