— Карен, зеленоградские зрители уже немного знакомы с вами по спектаклю «Тесный мир», показанному на сцене «Ведогонь-театра».

— Да, его играл «Старый театр». И «Страшилки обыкновенные», которые будем играть 7 апреля.

— Сейчас вы работаете над премьерным спектаклем с актерами «Ведогонь-театра». Расскажите о ваших впечатлениях, о том, как происходит ваше знакомство с труппой.

— Происходит интересно, иногда нервно, иногда весело. По-разному. Идет такой рабочий процесс. Конечно, не всегда просто работать не со своими артистами. Потому что, когда работаешь со своими, уже есть определенный «птичий» язык, когда можно только улыбнуться, подмигнуть или каким-то междометием дать понять, чего я хочу. А здесь, естественно, идет момент притирки. В общем, все мы люди разные. Но в этом есть и определенный интерес, в этом взаимном понимании, взаимопроникновении друг в друга. Я надеюсь, что из этого получится что-то интересное.

— Почему был выбран именно Чехов, чья это была идея? Насколько я помню, это первый спектакль по Чехову в репертуаре «Ведогонь-театра».

— Да, это первый Чехов в репертуаре «Ведогонь-театра», и у меня тоже первый — до того я не ставил спектакли по пьесам Чехова. Выбор произошел еще при первом нашем разговоре с Павлом Викторовичем Курочкиным, художественным руководителем театра. Возникла идея моей постановки в этом театре, и первое же название было «Иванов». Потом я предлагал еще что-то, были разные варианты, мы читали, обсуждали, и в итоге вернулись к идее «Иванова», остановились именно на этой пьесе.

— Задумываясь об «Иванове», вы сразу же увидели Павла Курочкина в главной роли?

— Я его и имел в виду, но это не было определяющим. На самом деле, я имел в виду и его, и других артистов. Все равно я понимал, что эта пьеса в театре «расходится», то есть хорошо распределяются роли.

— Именно на актеров «Ведогонь-театра»?

— Да-да-да. Другое дело, что сейчас, в процессе, происходит разное. Чего-то я не ожидал, чему-то, наоборот, удивляюсь: надо же, как оно точно совпало с моими представлениями.

— Может быть, у вас были варианты, вы хотели попробовать и других актеров на роль Иванова?

— Да нет, вариантов не было. Конечно, я смотрел спектакли театра. Но одно дело, когда ты смотришь спектакли со стороны, и другое, когда ты проходишь с этими людьми определенный путь. Это сейчас я уже могу более трезво понимать: может быть, этот выбор был бы более правильным, а этот менее. В данном случае все равно немножко как с закрытыми глазами. Есть момент определенного риска, какой-то лотереи. Но в этом тоже есть определенный интерес. Например, Павел Викторович мне активно рекомендовал одного артиста на такую-то роль, я всячески сопротивлялся, говорил: «Нет, он совсем другой, он здесь не может быть, никаким образом». Павел Викторович меня убеждал, что он подходит на эту роль. Я долго сопротивлялся, потому что в других спектаклях этот артист совершенно иначе «существует». В итоге так получилось, что я с этим актеров просто пообщался, посмотрел его не на сцене, а в живом общении, и я понял, что — да, это абсолютное, стопроцентное попадание. Как-то так происходит. Понимаете, я тут еще во многом полагаюсь на судьбу. Потому что своих актеров я знаю вдоль и поперек. Здесь момент некоторой лотереи, но в этом есть и определенный азарт, интерес.

— Как давно начались репетиции, сколько времени занял процесс от читки пьесы до премьеры?

— Мы начали репетировать где-то в самом конце января — начале февраля. Собственно, так мы и живем.

— Остался месяц до премьеры. Как вы чувствуете, укладываетесь в срок или нужно бы ещё какое-то время, месяц, например?

— Нет, я чувствую, что еще бы год-полтора, и было бы просто прекрасно. Но я к этому уже отношусь спокойнее, потому что по опыту всех своих постановок знаю, что времени всегда не хватает. Это какие-то редчайшие случаи, когда ты понимаешь: ой, я укладываюсь. Все равно сейчас будет много сюрпризов, и положительных, и отрицательных. Да, есть макет декораций, есть эскизы костюмов, я их вижу. Костюмы шьются, декорации делаются, но когда реально все компоненты начнут соединяться: и свет, и звук, — то, естественно, будет большой простор для творчества.

— Расскажите о тех, кто работает над оформлением спектакля.

— Начну с художника-сценографа — это Кирилл Данилов, совершенно замечательный художник. Это было для меня тоже важным моментом в решении ставить спектакль в этом театре, потому что мне очень нравится этот художник. При том, что я многие годы работаю со своим сценографом, почти во всех спектаклях. Кирилл придумал, на мой взгляд, замечательную декорацию. Художник по костюмам — Янина Кремер. На мой взгляд, это лучший художник по костюмам в мире, скажу без ложной скромности. Мы с ней выпустили огромное количество спектаклей, она абсолютно человек команды, мы с ней вместе работаем.

— «Иванов» — пьеса очень известная, ее часто ставили в московских и российских театрах. Если вспомнить московские постановки 70-80-х годов, это МХАТ, где Иванова играл Смоктуновский, в «Ленкоме» — Леонов; Виталий Соломин в Малом театре. Вы смотрели, возможно, в записях эти спектакли?

— В записи я смотрел только МХАТовский спектакль со Смоктуновским. Хотите комментарий?

— Поясню свой вопрос. Влияет ли увиденный спектакль на собственную режиссуру? В разных интервью с актерами «Ведогонь-театра» я задавала вопрос: «Когда вы репетируете спектакль, смотрите ли на другие постановки этой пьесы — театральные, киноверсии?» Ответы были разные. «Да, я смотрел, считаю, что если я что-то возьму оттуда, это нормально. Все равно я сыграю это по-своему, но какие-то жесты, движения я запоминаю». Или: «Нет, категорически нет, это будет меня отвлекать». Как режиссеры мыслят в этом случае?

— Режиссеры, наверное, тоже все мыслят по-разному. Но я думаю в том направлении, что это будет скорее отвлекать. Я с опаской посмотрел тот спектакль МХАТа. Конечно, я смотрел спектакль со Смоктуновским и раньше, давным-давно. У меня были очень мутные воспоминания о нем. Сейчас я попробовал его пересмотреть в записи, он есть в интернете. Я с облегчением выдохнул. Потому что очень напрягает — а вдруг какие-то совпадения, я что-то придумал, а оказывается, это до тебя уже придумали и сделали лучше. Нет, посмотрев спектакль МХАТа, я подумал: «Какие же мы молодцы в Зеленограде».

— Всё по-своему сделали?

— Дело даже в том, что «по-своему», а в том, что, на мой взгляд, мы делаем это точнее, мы все-таки делаем ту историю, которую нам предлагает Антон Павлович Чехов. Есть, какие-то интересные для меня режиссеры, например, меня очень волнует, что «Иванова» ставил Някрошюс в свое время. Он дважды его ставил. Мне это безумно интересно. Я пытался найти запись и посмотреть, не нашел и подумал: «Ну и слава богу». Потому что это может меня несколько расстроить. Знаете, опасно, когда есть какие-то совпадения.

— Чем опасно? Тем, что это заметят театральные критики?

— Нет-нет, это может просто блокировать твою фантазию, блокировать твой творческий поиск. Только в этом смысле. Я же не думаю о том, кто что скажет, о том, что скажет критик или о том, что скажет зритель. Все равно меня волную только я, мои взаимоотношения с Антоном Павловичем меня волнуют в первую очередь, честность, искренность. Просто здесь может возникнуть некий блок, когда ты понимаешь, что там то же самое, но они сумели раскрыть это ярче или под каким-то более интересным углом. Но это, понимаете, совсем уже творческая кухня.

— Тем не менее это интересно; я думаю, есть зрители, которым как раз эта кухня интересна.

— Опять же, раз уж я так много болтаю. До этого спектакля я делал в нижегородском академическом театре «Мнимого больного». И обнаружил очень интересную постановку этого спектакля просто по фотографиям в саратовском ТЮЗе. Я звоню своей художнице по костюмам, говорю: «Посмотри, какие там интересные костюмы». Она говорит: «Ой, нет, я тебя прошу, можно я смотреть не буду?» Потому что это может ей перекрыть кислород. Я ее не смог уговорить, в итоге она сделала свои костюмы. Сейчас я уже смотрю на те фотографии и понимаю, насколько Яна была точнее, и слава богу, что я ее не сбил с толку. Понимаете, здесь очень важно прислушиваться к себе. А как начинаешь что-то смотреть это очень похоже на советы, тебе в одно ухо кто-то один посоветовал, в другое — другой.

— Подсказки?

— Подсказки, советы, и это может тебя раскоординировать.

— Возвращаясь к «Иванову». Анну Петровну (Сарру) играет Елена Шкурпело. Вместе с Павлом Курочкиным актриса создавала «Ведогонь-театр», они стояли у истоков. Но уже в новые времена актриса в «Ведогонь-театре» не играла. Почему для этой роли была выбрана именно Елена Шкурпело?

— Опять же, я здесь во многом шел с закрытыми глазами и доверялся Павлу Викторовичу. Изначально, когда мы делали с ним распределение ролей, очень радовались тому, как замечательно роли расходятся в труппе театра. Но Павел Викторович сказал: «Но Сарры-то у нас нет». «Ой, да, Сарры у нас нет». Он говорит: «Есть у меня такая мысль, не обратиться ли нам к такой-то актрисе, которая сейчас в нашем театре не работает? Когда-то она была у истоков», — и рассказал ее историю. Я просто посмотрел ее фотографии из спектаклей, где она сейчас играет, в Центре драматургии и режиссуры, и понял, что это абсолютно да, попадание.

— В роли Саши — новая актриса Татьяна Мазур, вошедшая в труппу «Ведогонь-театра» в этом сезоне. В театре есть молодые актрисы; это был ваш выбор или, опять же, совет художественного руководителя?

— Да меня заставляли все время, вообще меня замучили, связали- вот :). Да нет, конечно. Понимаете, тут все происходит естественным путем. Таню Мазур, конечно, не приглашали специально на эту роль. Насколько я понимаю, был просмотр молодых актрис, показывалось большое количество выпускниц и невыпускниц. Художественный совет театра во главе с Павлом Викторовичем смотрел, и Таню взяли вне зависимости от пьесы «Иванов». То есть она в любом случае заинтересовала руководство театра. Опять же Павлом Викторовичем мне был предложен такой вариант. Естественно, у меня был выбор, но мне вариант с Таней Мазур тоже понравился, я на нем остановился и не жалею.

— Чехов, как известно, несколько раз переписывал «Иванова», редактировал, вносил какие-то изменения. Сначала пьеса была комедией, потом стала драмой, так принято считать.

— Да, так оно и есть; это две, в общем, разные пьесы.

— Как вы трактуете пьесу — как драму?

— Мы ставим драму, ставим тот вариант, который драма. Поначалу я пытался сделать этот мучительный выбор, в какие-то моменты, еще до начала репетиций я пытался даже скрестить эти два текста. Потом я понял, что это две совершенно разные пьесы. Там очень много похожих диалогов, сцен, но...

— Вы брали две редакции пьесы?

— Нет, существуют две пьесы. Есть пьеса «Иванов», которая по жанру определяется как комедия, и есть пьеса «Иванов» — драма. Там 80 или даже 90 процентов текста сходны, но совершенно другой финал. Весь вопрос в нюансах, и как раз нюансы делают эти две истории совершенно различными. Конечно же, тот вариант, где драма, мощнее, он цельнее, трагичнее и вместе с тем, как ни странно, и комичнее. Это очень мощная трагикомедия. Поэтому я взял тот вариант, который называется драмой. Если зрители будут в некоторых местах смеяться, я буду только рад. Естественно, я таких целей не преследую — кого-то рассмешить или сделать комедию. Мы в принципе о жанре не думаем. Заставить заплакать или рассмешить — нет. Мы пытаемся раскрыть взаимоотношения людей. Но я считаю, что во всех хороших спектаклях должна быть обязательно определенная комедийность. Произведение искусства без юмора, без иронии невозможно. Поэтому я очень надеюсь, что здесь иногда зритель будет «похихикивать».

— Чехов, мне кажется, вообще не настраивает на трагедию и сугубую серьезность. Театральные критики в своих рецензиях писали об Иванове как о «русском Гамлете». Вы согласны с этим эпитетом? Гамлет как раз ассоциируется с трагедией.

— На мой взгляд пьеса «Гамлет» довольно-таки смешная. Там тоже очень много трагикомического.

— Наверное, мы привыкли к очень серьезной её трактовке.

— Не знаю. Дело в том, что сам Иванов, персонаж, иронизирует над тем, что он Гамлет, говорит: «Я на Гамлета стал похож». В этой пьесе много иронии и вместе с тем любви, и вместе с тем боли, и все это переплетается. Если бы не эта ирония, то можно было бы просто задохнуться от любви, от боли, от правды. Постоянно существует вот это ироничное прикрытие. Гамлет? Да, Гамлет. А что такое Гамлет? Кто он, этот Гамлет? Это все очень непросто.

— Вы бываете в других городах, ставите спектакли. Есть ли разница в публике, в восприятии постановок в разных городах?

— Может быть, и есть какое-то отличие нижегородской публики от зеленоградской, но я, честно говоря, об этом никогда не думал. Встречаются люди, одни находятся по ту сторону рампы, другие — по эту. Мы что-то вкладываем в эту историю, которая называется спектакль, с нетерпением ждем нашего основного партнера, без которого это чудо невозможно. Приходит этот партнер, и чудо-то возникает только в момент нашего взаимодействия. Если спектакль сделан, и публика открытая, хочет воспринимать что-то, тогда и возникает это чудо. А где ты находишься — в Нижнем Новгороде, в Москве ли, в Барнауле, еще где-то... Я не вижу какой-то большой разницы.

— В зеленоградском «Ведогонь-театре» есть своя специфика — небольшой зал, зрители совсем близко к сцене. Когда вы сейчас репетируете, вы как-то учитываете эту специфику, усложняет ли это задачу?

— Да нет, не усложняет. Это некая данность. Все равно на правду это никак не влияет. Мы же занимаемся (особенно Чехов нас заставляет) не внешними какими-то штуками, а внутренними. Понятно, что если бы мы играли на стадионе, то эти наши внутренние процессы, возможно, выражались внешне иначе. Здесь все происходит естественным путем, тут даже нет времени и желания об этом думать.

— Спасибо за интересный разговор, ждем премьеры.

— Спасибо вам, что позвали. Приходите на спектакль.

Юлия Кравченко

В спектакле «Иванов» также заняты актеры «Ведогонь-театра» Петр Васильев, Александр Бавтриков, Наталья Тимонина, Дмитрий Лямочкин, Вячеслав Семеин, Наталья Табачкова, Ольга Львова, Алексей Ермаков, Антон Васильев, Павел Грудцов, Александр Казаков, Илья Ханбудагов.