16 апреля в зеленоградском Дворце творчества состоялась открытая встреча для детей и взрослых с лётчиком-космонавтом Сергеем Крикалёвым — рекордсменом по пребыванию в космосе, руководителем Центра подготовки космонавтов имени Ю. А. Гагарина, инженером-конструктором, спортсменом и фотохудожником. Событие было приурочено ко Дню Космонавтики: «803 дня в космосе и всего 1 час у нас в гостях!» — так назвали встречу её главные организаторы, молодежный астрономический клуб «Звездочёт» Дворца творчества. На форуме клуба был объявлен сбор вопросов космонавту, а на самой встрече все желающие смогли побеседовать с Сергеем Крикалёвым через микрофон.

Перед началом встречи всех, кто интересуется космосом, в фойе Дворца ждали телескопы, в которые можно было заглянуть, и астрономические модели, которые показывали и объясняли своим сверстникам сами юные «звездочёты», а также викторина на космические темы, организованная клубом, и фотографирование на память «в космосе».

Это уже вторая подобная встреча — в прошлом году День Космонавтики отмечали в Дворце творчества приглашением легендарного космонавта Алексея Леонова, который первым вышел в открытый космос.

Сергей Крикалёв — 212-й космонавт мира и 67-й космонавт СССР. Он совершил шесть космических полётов, проведя в космосе в общей сложности рекордные 803 дня. В первый космический полёт Сергей Крикалёв отправился в марте 1988 года, затем последовал долговременный полёт в 312 дней на космической станции «Мир» (с мая 1991 по март 1992 год) — тогда космонавт и стал рекордсменом, а на Землю вернулся уже в другую страну — в Россию вместо СССР. В 1994 году Крикалёв первым из российских космонавтов вошёл в экипаж американского шаттла «Дискавери», а в 1998 году был членом первого экипажа Международной космической станции (МКС) и первым побывал на ней с краткосрочной миссией на челноке «Индевор». 21 век космонавт тоже встретил в космосе — в первом пилотируемом полёте на МКС. Своё шестое космическое путешествие он завершил в октябре 2005 года, после полугода пребывания на орбите. С 2009 года Сергей Крикалёв — начальник Центра подготовки космонавтов имени Ю.А.Гагарина в Звёздном городке. Среди увлечений и побед космонавта — разные виды спорта от высшего пилотажа (Чемпион Европы и мира) до плавания, тенниса, многоборья и радиолюбительства. В фотоискусстве он положил начало новому направлению — космической фотографии в 3D-технологии, став первым фотохудожником на околоземной орбите.

Первые вопросы задал Сергею Крикалёву ведущий встречу Борис Демков, руководитель клуба «Звездочёт»:

— Почему вы решили стать космонавтом?

— Это длинная история. Я пытался проанализировать, откуда у меня возникло желание двигаться по этому пути. Где-то к концу школы, начитавшись хорошей фантастики, в которой люди путешествовали между звёздами или по Солнечной системе, я подумал: а почему бы и нет? К этому времени в космос уже начали летать чаще, появились космические станции, прогресс шёл очень быстро, и вообще расчёт был такой, что году в 2000-м в космос будут летать уже тысячи людей. И у меня возникло желание принять участие в этой работе. Это был осознанный выбор, а не так, как сейчас, к сожалению, иногда бывает — к нам приходят молодые люди, которым космонавтика, в общем-то, не очень интересна, но они увидели наше объявление, и им вдруг захотелось. У меня это было достаточно длительное и осознанное желание. Я выбирал, в какой институт идти учиться, понимая, что я хочу идти в ракетную технику, космонавтику. Я понимал, что шанс стать космонавтом не очень большой, но мне хотелось поработать в той сфере, которая мне была интересна, которой я мог бы гордиться. Эта работа мне показалась интересной еще тогда, в далёкой юности, и, в общем, я считаю, что не ошибся — потому что она позволяет тебе, как разностороннему человеку применять все свои возможности: и умственные, и физические.

— Что было самым сложным на вашем пути — что нужно преодолеть, чтобы стать космонавтом?

— На самом деле, очень много сложностей. Первая и самая главная, наверное — это умение терпеть. Знаете, как в спорте: есть короткий рывок, а есть длинная марафонская дистанция ... Где на ней самое сложное место? Может быть, в конце, но терпеть надо всё время. Чтобы не сойти с этого пути, нужно хотеть этим заниматься, готовить себя к этому. Нужны упорство и воля, и нужно большое желание, потому что когда его нет, то при первых же трудностях люди начинают сворачивать с пути, говорить «Зачем я сюда пошёл...». А трудности наверняка будут, и какая из них самая большая — не так важно, важно иметь некий мотив, чтобы перебороть себя и их преодолеть.

— Вы совершили шесть космических полётов. Можете выделить какой-то из них, который вам больше всего понравился?

— Все шесть — каждый был по-своему интересен. Первый был первым — в космосе, в невесомости, и всё-таки это был достаточно длительный полёт. Во второй полёт у меня были две экспедиции в одном полёте, и была очень интересная работа — международная программа, мы делали выходы в открытый космос, работали снаружи станции. Этот полёт был длинным и тяжёлым, это были 1991-1992 года, когда на Земле был и путч, и распад Советского Союза — но, несмотря на это, вся космическая инфраструктура работала нормально. Потом был уникальный полёт после длительного перерыва, после 19-летнего сокращения всех наших работ. Мы снова начали сотрудничество с американцами: была новая техника, новая инфраструктура, нужно было готовиться вместе с американцами на их базе. Это было интересно и для наших стран — спустя десятилетия после первой совместной программы «Союз»-«Аполлон» в 1975 году, и мы многие вещи изучали заново: как работать вместе, как совмещать наши усилия. Потом я попал в первую экспедицию на международную станцию, причем я был назначен в первую длительную экспедицию, а перед этим еще слетал в первый сборочный полёт, потому что там потребовался специалист с опытом работы на шаттле и с опытом работы на станции. Шестой мой полёт тоже был не совсем стандартным, потому что планировалась экспедиция из трёх человек, но... Может быть, кто-то из вас помнит — тогда была довольно тяжёлая ситуация, когда погиб шаттл, погибло семь человек вместе с ним, и вся программа международной станции была переделана. В экипаж взяли только по одному человеку от России и от Америки, причем лететь должны были только опытные, никто из новеньких не вводился в строй... Нужно было закрывать эту задачу, и я слетал командиром 11-й экспедиции на международную станцию, когда там нужно было всего лишь вдвоём выполнять все работы.

Часть вопросов детей была о том, как можно стать космонавтом:

— Я смогу стать космонавтом? Куда надо пойти для этого и что делать?

— Как в любой профессии, нужно быть нужным для неё. А в профессии космонавта нужно освоить достаточно много других смежных специальностей. В первую очередь, получить хорошее образование: закончить школу и получить специальность, желательно имеющую отношение к ракетной и космической технике. Очень много космонавтов пришло из техники: это инженеры, специалисты в ракетной и космической технике, это люди, которые создают космические корабли и потом летают в космос, чтобы их испытывать. Хотя сейчас в космонавтику приходит, например, медиков — в космическую медицину; приходят люди, занимающиеся электроникой и связь — в космическую связь. Очень многие науки — материаловедение, техника, технология, медицина — могут иметь отношение к космонавтике. Но если думать о том, куда идти учиться и чем заниматься, то, наверное, лучше всего идти на инженерные специальности, которые позволяют создавать новую космическую технику. Потом нужно получить опыт работы, потому что у нас одно из требований для приёма в отряд — иметь как минимум трёхлетний стаж работы по специальности. Ну и, проходя через все эти образовательные этапы, нужно еще и сохранить своё здоровье.

— А в каком вы институте учились?

— Он назывался Ленинградский военно-механический институт. В Москве схожие специальности даёт Московский авиационный институт, Институт имени Баумана. У меня была специальность «ракетостроение».

— Сколько лет тренировок надо, чтобы полететь в космос?

— Если не считать учёбу в школе, в институте и как минимум года три работы на предприятии — то, когда человек уже попадает в отряд космонавтов, у нас два года идёт общекосмическая подготовка, а потом года два-три так называемая подготовка в группе. После этого космонавт уже назначается на конкретный полёт, в экипаж, и готовится к этому. Подготовка на «Мире» у нас занимала около года, а на МКС, с учётом подготовки по международной космической программе, она занимает полтора-два года. В сумме получается минимум лет шесть-семь. Достаточно долго.

— А какой ваш рост? Для космонавтов важен рост?

— Рост важен, но я вижу, вы еще не очень высокого роста? Первого космонавта тоже отбирали не очень высокого роста — были ограничения, потому что никто еще точно не знал, насколько мощной будет ракета, сможет ли она поднять большого и тяжёлого человека. У меня рост 1 метр 82 сантиметра, и я в принципе вполне нормально вхожу в корабль. Меня отбирали уже больше 25 лет назад — к этому времени наши корабли позволяли свободно размещать в них людей моего роста. Ограничение по росту есть, но я вам скажу — растите смело, не бойтесь за ваш рост. К моменту, когда вы вырастете, мы вас точно сможем разместить в космическом корабле.

Многие спрашивали про невесомость и жизнь космонавтов на орбите:

— Что такое невесомость, и сложно ли находиться в космосе в состоянии невесомости?

— Невесомость это отсутствие веса. Может быть, более понятно, невесомость — это состояние падения. Может быть, кто-то из вас испытывал это ощущение, прыгая с вышки в воду, или во сне иногда бывает — как будто проваливаешься и дух замирает, но это происходит на секунду, а затем, как правило, просыпаешься. В космосе это чувство продолжается не минуты и часы, а месяцы, и к этому надо привыкнуть. В таком состоянии ты всё время находишься на станции.

— Каково это, когда вы летаете? Какие у вас чувства, когда вы в космосе?

— На самом деле, летать в космосе очень интересно, потому что, глядя в иллюминатор, ты каждый раз видишь что-то новое — новые океаны, моря, горы... они с высоты кажутся маленькими-маленькими, как шероховатости на поверхности. Кто знает, на какой высоте летает космическая станция? Около 350 километров, сравнительно невысоко, но гораздо выше, чем летают самолёты. Виток вокруг Земли занимает примерно полтора часа, и мы успеваем сделать 16 оборотов вокруг Земли за одни сутки, то есть у нас 16 раз всходит и заходит солнце. Это очень красиво, интересно и необычно... Ну а про работу — трудно даже начинать этот разговор.

— А какие сны видят космонавты на орбите, и отличаются ли они от земных?

— В начале полётов, насколько я помню свой первый полёт, мне сны снились достаточно редко. Иногда просыпаешься и понимаешь: что-то снилось. Снятся, как правило, какие-то еще земные воспоминания, дела, друзья, родные, земные хлопоты. А где-то с середины полёта начинают сниться уже хлопоты «станционные» — просыпаешься и ловишь себя на мысли, что в голове прокручивается, что надо сделать, куда перелететь из модуля в модуль. Летаешь по станции во сне. А когда возвращаешься на Землю, то в снах снова оказываешься на станции в состоянии невесомости.

— Как космонавты спят — в невесомости или нет?

— Да, в невесомости, у нас её никто не выключает. Поскольку нигде лечь нельзя, ведь ты находишься в таком безопорном состоянии, что мы делаем: привязываем где-то спальный мешок — неважно, где, к стене, на полу или на потолке. Залетаем в такой мешок, застёгиваем его, и из него уже никуда не улетишь. Так в спальном мешке и спим. Говорят «неудобно на потолке спать» — так вот, в космосе можно спать и на потолке.

— Трудно выполнять домашние дела в невесомости?

— Трудно, да, потому что вот так взять и положить что-то на стол, и оно лежит — там такого не бывает. Если я в космосе что-то прислоню к столу, то оно через какое-то время отлетит и полетит куда-то вверх, или его может угнать потоком воздуха от вентиляторов. Пыль, например, которая обычно садиться на поверхности — протёр её, и она исчезла — там летает везде и может садиться на потолок, на стены. Если на Земле ты пролил чуть-чуть чай, капли упали на пол и можно их просто протереть, то там они могут разлететься веером и попасть на стены и на потолок, где их придётся собирать. Такое, кстати, бывает с некоторыми космонавтами-новичками: например, если закрыл плохо пакет, резко дёрнулся, или маленькая крошка пищи вылетела из банки, погнался за ней, и в результате вся банка разлетелась и размазалась по стене. Приходится вручать такому новичку тряпку, и он начинает заниматься хозяйственной уборкой территории.

— Состояние невесомости похоже на подводное плавание?

— На самом деле, под водой невесомости нет. Но у нас есть тренировки в гидроневесомости — может быть, кто-то из вас видел это по телевизору. Правильнее сказать, это тренировки в условиях нулевой плавучести. Смысл в том, что ты в скафандре находишься под водой, и твой скафандр сбалансирован так, что он не тонет и не всплывает, а плавает в таком взвешенном состоянии. Человек в таком скафандре всё равно давит на его подошвы или, перевернувшись, упирается в него головой — то есть, невесомости нет. Но возникают примерно такие же неудобства, какие будут при работе в этом же скафандре снаружи космической станции. На таких тренировках можно почувствовать, что ты можешь оттолкнуться и плыть куда-то в сторону, а если отпустишь что-то из рук — оно может утонуть, всплыть или улететь куда-то в сторону. Поэтому ты учишься, что надо всё крепить, крепиться самому, обеспечивать безопасность... Эти навыки воспитываются под водой. Поэтому некоторая аналогия с невесомостью там есть.

Вопросы от женской части аудитории были про женщин-космонавтов и комическую еду:

— В новостях сообщали, что сейчас готовится к полёту женщина-космонавт, четвёртая в нашей стране. Как её зовут, и когда планируется её полёт? С чем связано, что в Америке женщин-астронавтов намного больше?

— Готовиться Елена Серова, она отобрана в наш отряд несколько лет назад, и сейчас находится на очередном этапе подготовки. Ей еще готовиться достаточно долго: полёт, в который она может попасть, состоится примерно в 2014 году. Всё будет зависеть от программы и от её успехов в учёбе. Почему у нас женщин меньше, чем у американцев? Наверное, это связано с тем, что американцы долгое время летали в краткосрочные полёты, и у них летали большие экипажи — из 6-7 человек, включая 1-2 женщин. Это было нормой, полёты длились неделю. У нас полёты были очень длительные, да и желающих женщин было гораздо меньше, чем мужчин. Женщин меньше приходит на отбор, и, естественно, меньше отбирается. И даже те, кто попадают, не всегда доходят до полёта. Это на самом деле тяжёлая работа. Хотя я знаю многих женщин, которые, на первый взгляд, занимаются не совсем женскими работами — в своё время я летал на спортивных самолётах, был в сборной команде по пилотажу, и знаю, что у нас некоторые женщины дадут фору мужчинам и с точки зрения полётов, и по работе с техникой. Поэтому, если кто-то надумал — пожалуйста, приходите к нам. Увеличивайте количество женщин на входе в этот отбор, и, может быть, кто-то из вас сможет скоро полететь в космос.

— А вам нравится еда космонавтов?

— Честно говоря, еда на Земле мне нравится больше. Еда космонавтов не плохая, большие специалисты делают многое, чтобы эту еду можно было есть на протяжении многих месяцев, но, конечно, нормальная земная пища гораздо приятнее, не чем еда в космосе — консервы и сублиматы. Хотя и они вполне нормальные, сейчас вводится больше разных типов блюд.

— По какой еде вы больше всего скучали? И какая у вас самая любимая космическая еда?

— По разной... Земная еда очень разнообразна, и, конечно, не хватает свежих овощей и фруктов, ягод. К нам иногда привозили яблоки, но это всего пять-шесть яблок на двоих на месяц. Понятно, что всё это можно съесть за один раз, но мы пытались растягивать удовольствие. Не хватает нормального обычного куска мяса... А про любимую еду — есть такая обезвоженная космическая еда, творог с орехами. Это творог, который превращен в сухой порошок, а когда в него добавляешь воды, он превращается в более или менее нормальный творог. Пожалуй, вот эта еда самая любимая.

— А вкус еды изменяется в космосе?

— Вообще такие факты известны. Мне рассказывал кто-то из космонавтов, когда я еще работал в Центре управления полётами, что им стала попадаться неимоверно солёная еда. Мы тогда специально провели пробы, у нас остались такие же банки на Земле, попробовали — нет, вроде бы всё в порядке, значит, действительно изменился вкус. Но я сам во всех своих шести полётах специально за этим наблюдал, и, честно говоря, сильного изменения вкуса для себя не обнаружил. Наверно, это очень индивидуально.

Мальчики, в отличие от девочек, спрашивали про полёты, управление кораблём, устройство скафандра и возвращение на Землю:

— Когда вы садитесь в ракету — вам страшно или не очень?

— Конечно, волнение было, причем оно было связано даже не столько со страхом за свою жизнь, сколько с ответственностью, которая на нас возлагается. Мы несколько лет готовимся к этому полёту, изучаем, как работает станция, как проводить какие-то эксперименты, и понимаем, что любая ошибка будет стоить очень дорого. Многие специалисты на Земле надеются, что ты будешь работать без ошибок. Многомесячные тренировки приводят к тому, что ты уже знаешь, что будет происходить на каждом шаге полёта — поэтому, наверное, это не так страшно, как было бы для человека, который бы не понимал, что с ним происходит. Конечно, опасения есть, и ответственность есть, но не настолько, чтобы невозможно было с этим справиться. Именно для этого предназначены все наши тренировки.

— А это сложно — управлять кораблём, когда ты один в космосе летаешь?

— На самом деле, им сложно управлять, даже когда ты не один. У нас кораблём «Союз» управляют обычно два человека, одному им управлять — это уж совсем какой-то экстремальный вариант, когда не все возможности управления могут быть использованы. Управлять действительно сложно, потому что космический корабль может двигаться в любую сторону, причем эти передвижения независимы. Если самолёт, как правило, если поднимает нос —летит вверх, то космический корабль может поднять нос и полететь влево... или вправо. Поэтому приходится управлять всеми шестью степенями свободы. Когда немножко подрастёте, поймёте, что это такое. Управлять сложно, сложнее, чем управлять автомобилем или даже самолётом.

— Какое оборудование есть в костюме космонавта, который он надевает в полёте?

— В зависимости от того, какой костюм. Вы знаете, в космосе мы большую часть времени находимся в обычной одежде — футболка, спортивные штаны или какой-то комбинезон. Может быть, отличие этого комбинезона от обычных наземных в том, что в нём есть специальные резинки, которые создают продольную нагрузку и позволяют нагружать некоторые мышцы человека. Если вы имеете в виду скафандр, то скафандры тоже бывают разные. В них мы находимся очень мало, только несколько часов во время выведения в космос — вы видели, космонавты на Земле идут в этих скафандрах и садятся в космический корабль, а после того, как он оказывается на орбите, эти скафандры снимаются. В таком скафандре есть система связи, система передачи медицинских данных. Более сложный скафандр — это скафандр, в котором выходят в открытый космос, за пределы космического корабля. Он сам практически как маленький корабль, в нём есть всё — система терморегулирования, система охлаждения, система радиосвязи, система электропитания...

— Я знаю, что космонавты возвращаются из космоса в железном шаре. А люди когда-нибудь будут возвращаться по-другому?

— На самом деле уже сейчас есть разные пути возвращения. И шар этот не просто железный, потому что температура его поверхности, когда космический корабль входит в атмосферу, превышает температуру плавления всех известных металлов. Даже у самого прочного металла — вольфрама, который в лампочках — температура плавления ниже, чем температура, которая возникает из-за трения космического аппарата об атмосферу. Когда аппарат в неё входит, вокруг него горит пламя, любой металл бы расплавился. Поэтому снаружи он покрыт еще и специальным теплозащитным керамическим покрытием, и даже оно тоже не выдерживает и начинает разрушаться — но оно так рассчитано, чтобы не разрушилось всё до конца. Мы, действительно, когда-то спускались в таком защищённом шаре, а мы возвращаемся на Землю в специальной посадочной капсуле, которая есть в кораблях «Союз» — она не шарообразная, у неё форма фары: кусочек сферы и кусочек конуса. Она может немножко управляться, что делает посадку более точной и снижает перегрузки при посадке. Капсула спускается на парашюте. На случай, если с ним что-то произойдёт — он порвётся или не выйдет по каким-то причинам — есть еще резервный парашют.

Кроме того, уже достаточно давно возвращение из космоса проходит и на аппаратах с крыльями — у нас был сделан такой аппарат «Буран», у американцев «Шаттл». Он входит в атмосферу так же, как входят капсулы, но потом, когда скорость уменьшается, он начинает держаться на крыльях, как самолёт или, правильнее сказать, как планер, потому что у него нет двигателей. И садится на полосу, как обычный самолёт. Вот это один из методов возвращения. Мы возвращаемся не просто в шаре, а на парашюте, но можно и садиться на аэродром, как планер — это возможно уже сейчас.

— Когда вы летали в самый долгий полёт — какие у вас были ощущения на Земле после того, как вы приземлились?

— Хороший вопрос. Я рассказывал, что мы длительное время находимся в космосе в состоянии невесомости. И когда после этого возвращаешься на Землю, появляются ощущения, что всё становится тяжелее. На самом деле мышцы становятся слабее. Может быть, вы слышали, что когда человек долго болеет, а потом встаёт с кровати, ему нужно «учиться ходить», это осваивать по новой. То же самое происходит у нас после длительной невесомости. Приходится восстанавливаться, снова тренировать мышцы. И всё становится раза в два тяжелее. Собственное тело кажется гораздо более тяжёлым, и поначалу приходится перемещаться очень осторожно, чтобы восстановить силы и координацию.

Ребят интересовало общение и свободное время космонавтов:

— Когда у вас есть свободное время в космосе, чем вы занимаетесь?

— Знаете, скучно не бывает. Обычно всегда очень много работы, и если от неё остаётся немножко свободного времени, или, например, вместо сна (можно было немного попозже лечь спать) — очень интересно просто подлететь к иллюминатору и посмотреть в него лишние полчаса. Пожалуй, это самое занимательно занятие в неслужебное время. Как я уже говорил, мы облетали Землю — делали «кругосветное путешествие» — за полтора часа, и при этом Земля поворачивалась, и каждый новый виток мы пролетали над новым местом. Поэтому просто смотреть в иллюминатор гораздо интереснее, чем смотреть любой фильм: вдруг видишь какие-то острова, про которые читал, или летишь над Нью-Йорком, про который много знаешь...

— А как Вы понимали язык друг друга, когда летали на шаттле «Дискавери»?

— Было непросто, на самом деле. Иностранцы, которые прилетают к нам, изучают русский язык — например, в своём первом полёте я летал с французом Жаном Кретьеном, он довольно неплохо выучил русский язык. А когда мы приезжали в Америку, мы одновременно с изучением шаттла, его оборудования, научных экспериментов, которые там проводились, изучали также английский язык и общались по-английски. На станции сейчас летают специалисты разных стран — и русские, и американцы, и европейцы, и там общение идёт на смеси двух языков, русского и английского. С Центром управления в Москве мы говорим по-русски, с Центром управления в Хьюстоне — по-английски, а между собой... если не хватает слова по-английски, ты добавляешь его по-русски, а если что-то не поняли по-русски — добавляешь по-английски. В шутку мы называем этот язык «рунглиш».

— Вы видели хоть раз НЛО?

— Не видели, если вы имеете в виду инопланетян. Хотя название НЛО очень правильное — это просто неопознанный летающий объект. У нас был момент, когда мы, делая выход в космос, отбросили упаковку от нашего контейнера с экспериментальным грузом, и эта упаковка через двое суток снова начала с нами сближаться. Мы сначала увидели издалека какую-то яркую точку — думаем, что это такое? Вроде как звезда, но она двигается вместе с нами! Пытались рассмотреть в бинокль, но не удавалось. И так какое-то время она была для нас НЛО. И только когда она подошла поближе, мы её опознали — что это наша же упаковка, которая от нас улетела. А что касается инопланетян, то мы, к сожалению, их не видели.

— А хотели бы увидеть?

— Да, вы знаете, находясь много месяцев в космосе, мы уже рады были бы и «зелёным человечкам» — с кем угодно бы с удовольствием пообщались.

Некоторые вопросы и уст маленьких зрителей звучали вполне стратегически — о космосе и о Земле:

— А для чего нужен космос?

— Понимаете, космос есть сам по себе, он не нужен для чего-то. Для чего нужно небо или солнце? Они есть. А вот для чего нам нужно летать в космос — это примерно такой же вопрос, как «А зачем нам уметь переплывать реки или моря?» На самом деле, это свойство человека — находить какие-то новые пути, осваивать новые территории, новые возможности. Космос это просто новое место обитания, новая дорога, по которой мы можем идти.

— Через сколько примерно лет станут возможны полёты на световые года?

— Наверное, еще не скоро, потому что световой год — это очень много... Вы понимаете, что это движение со скоростью света в течение года. Скорость света 300 тысяч километров в секунду. Сейчас мы летаем в космос, и у нас скорость 8 километров в секунду — представляете, на сколько отличаются 8 от 300 тысяч? Освоить технологии полётов с такими скоростями — это действительно очень большой шаг. Я думаю, это будет еще не скоро, даже не через десятки, а скорей всего через сотни лет. Хотя кто знает, перед полётом Гагарина все думали, что нам еще около сотни лет до начала полётов человека в космос, а это оказалось гораздо быстрее.

— Вобщем, я не полечу...

— Сергей Константинович, а если бы вы были командиром межпланетной экспедиции, то на какую планету бы вы полетели?

— Если бы лететь на другую планету, то, наверное... Первое самое ближнее к нам небесное тело какое? Луна, правильно. А следующее — ближе к Солнцу Венера, дальше от Солнца Марс. Они находятся достаточно далеко, и лететь туда нужно много месяцев, но реальнее лететь, скорей всего, на Марс — там и температура не такая большая. Поэтому сейчас обсуждается, каким образом можно строить космическую программу, чтобы лететь в сторону Марса. Кстати, у Марса еще есть спутники, так же как у нас есть Луна, и эти спутники могут быть одной из целей экспедиции. Ну и у следующей, еще более дальней планеты, Юпитера тоже есть спутники, размеры которых соизмеримы с размерами Земли. Они находятся дальше от Солнца, поэтому там гораздо холоднее. На самом деле, небесных тел, на которые может прийти человек, достаточно много. Но я думаю, что всё-таки Луна и Марс будут ближайшими.

— Вы смотрели мультик «Валли» — там все люди жили в космосе, а на планете Земля остался один робот-уборщик. Как вы думаете, это возможно? И что нужно, чтобы этого не произошло?

— Во-первых, это может и хорошо, если мы будем жить в космосе, но плохо, если у нас при этом не останется ничего на Земле кроме мусора и робота-уборщика. Для этого нужно внимательно относиться к окружающей среде, наводить за собой порядок и делать так, чтобы наша Земля становилась всё красивее. Вообще, я считаю, что этот мультик — пессимистичный вариант развития событий. Думаю, что всё-таки Земля — настолько хорошее место для жизни... Побывав в космосе и много времени проведя на станции среди пластмассы, железа и пластика, я вам могу сказать — гораздо комфортнее быть на Земле, на травке, под солнышком и синим небом. Надо просто благоустраивать свой дом и делать так, чтобы жизнь в нём была лучше.

Несколько вопросов на встрече задали в микрофон и взрослые:

— Расскажите, какова судьба и как сложилась жизнь дочерей Юрия Алексеевича Гагарина?

— Долгое время они жили в Звёздном городке. Насколько я знаю, старшая дочь Юрия Алексеевича Гагарина закончила институт по специальности «искусствоведение» и сейчас является директором Государственного музея Кремля. Так что они каждая в своей специальности достигают того, что им интересно. Дочери Гагарина не пошли по пути полётов в космос... Кстати, дети космонавтов только совсем недавно начали приходить в космическую систему: у нас есть два космонавта — один из них сын космонавта Александра Волкова, с которым я летал, и сын его недавно тоже летал в космос; другой Роман Романенко, сын космонавта Юрия Романенко — они оба уже побывали в космосе. А так, на самом деле, дети космонавтов не очень-то шли в космонавтику. Может быть, видя, насколько это тяжёлый труд.

— Часть ребят, которые здесь присутствуют, наверное, пойдут на какие-то технические специальности, которые пригодны в космосе, закончат институт и захотят работать в космической отрасли. Как вы считаете, какой уровень зарплат соответствует текущим амбициям России в космосе сегодня?

— Я не понял связи амбиций России и уровня зарплат.

— Дело в том, что успехи России и любой другой страны связаны с уровнем специалистов и их технической квалификацией, в том числе молодых людей, которые придут работать в космической отрасли...

— С этим я согласен.

— Среди молодых специалистов есть те, которые работают чисто на энтузиазме и могут так проработать всю жизнь, но у части людей появляется семья, необходимость зарабатывать больше, и, проработав несколько лет, они уходят из отрасли в какие-то коммерческие структуры...

— Такое тоже бывает...

— Для того, чтобы их удержать, им нужно платить больше. Как вы считаете, сколько сейчас нужно платить молодым специалистам?

— Вопрос сложный, на эту тему есть специальные исследования, говорящие о том, что для рабочего есть почти прямая зависимость производительности труда от зарплаты. Для инженеров научных отраслей это не так. Есть некий минимум, пороговое значение, которое человек должен получать, чтобы у него была возможность обеспечивать себя и свою семью, но прямой зависимости успехов в космонавтике от заработной платы не существует. Когда физику начинают платить в два раза больше, он не делает в два раза больше открытий. Более того, если физик начинает думать о том, что хорошо бы ему заплатили в два раза больше, он, как правило, делает меньше открытий. Я даже не буду с вами спорить на эту тему — есть подтверждённые научные данные, говорящие о том, что это правда. Какой минимальный уровень зарплаты нужен, чтобы люди могли сейчас сводить концы с концами?.. Это сильно зависит от того, где они живут. Если в Москве — то этот уровень сейчас, думаю, где-то в районе 40-50 тысяч. Для молодого специалиста, наверное, меньше. В Московской области эта цифра другая, в районе Красноярска, где тоже люди занимаются космонавтикой — еще меньше. Это сильно зависит от региона, области. Думаю, люди, занимающиеся высококвалифицированным трудом, должны получать зарплату выше среднего уровня. Сейчас так и происходит. Могу сказать, что средняя зарплата сейчас по космической промышленности в Московской области — около 30 тысяч рублей. Понятно, что когда молодежь приходит, она получает первое время меньше, чем хотелось бы.
Вы в начале вопроса связали зарплату с успехами России в космосе, но, я боюсь, это не так просто. Если сейчас начать платить в два раза больше, не уверен, что у нас будет в два раза больше успехов. Может быть, мы сможем привлечь в два раза больше людей — это, наверно, правда. Но совершенно необязательно, что эти люди будут действительно патриотами космонавтики... Понимаете, заставить человека думать за деньги — очень тяжело. По деньгам у них должен быть некий минимум, который удовлетворяет нормальные потребности. Думаю, что зарплаты у нас будут расти — я знаю, что стоят такие задачи. Есть средняя зарплата по промышленности, есть средняя по космической промышленности, цифры примерно соизмеримые, средние по Москве, а средняя планка по Москве у нас достаточно высокая.

— Сергей Константинович, вы недавно принимали участие в открытии молодёжного Космоцентра в Звёздном городке. Какие результаты ожидается получить с помощью этого Космоцентра в ближайшие пять лет, и каковы его цели и задачи?

— Уже до появления Космоцентра мы проводили детские образовательные программы. Мы понимаем, что популяризация космонавтики, популяризация техники и наших достижений — это одна из наших задач. Кстати, многие космонавты так же, как я сейчас, приезжают в школы, в университеты, иногда в больницы ... А наш Центр подготовки космонавтов уже на протяжении нескольких лет принимает группы школьников: кто-то приезжает на короткие экскурсии в несколько часов, кто-то на сутки-двое. Последние пару лет мы проводим программы выходного дня, в которых могут поучаствовать дети с родителями — им что-то рассказывают, показывают, проходят какие-то практические занятия, они ночуют у нас и на следующий день еще немного занимаются. Есть программы типа детских лагерей, куда дети приезжают знакомиться с астрономией, мы проводим с ними занятия по технике, по научным экспериментам, и это всё занимает несколько дней. Просто раньше это делалось с использованием каких-то плакатов в обычных классах, а сейчас появилась дополнительная возможность показывать, в каких условиях работают космонавты. Космоцентр сделан на базе тренажёра станции «Мир», на котором еще я в своё время тренировался перед своим полётом. Там есть возможность в интерактивном режиме кому-то из детей играть роль космонавтов, кому-то — специалистов наземного Центра управления полётами, и вместе проходить разные теоретические и практические занятия.
Космоцентр — это не что-то абсолютно новое, а некий дополнительный инструмент, который мы создали и получили для того, чтобы готовить и заинтересовывать детей... Это своего рода профориентация, способ показать, чем интересна наша работа — и может быть кто-то из них после этого пойдёт учиться в технические вузы. И не только в технические, например, мы рассказывали ребятам про медицинские эксперименты в космосе, и те, у кого была склонность к медицине, и стоял выбор между медициной или техникой — понимали, что есть такая область как космическая медицина, в которой оба этих направления сливаются. Я думаю, мы будем сейчас пытаться насыщать Космоцентр методиками и программами, мы уже начали эту работу вместе с Бауманским институтом, с Московским авиационным институтом. Если у вас есть какие-то предложения или идеи — приезжайте, приходите, мы готовы слушать, понимать и, может быть, делать какие-то совместные программы. Вы спрашиваете о результате, которого мы ожидаем от Космоцентра — ну, может быть, кто-то из ребят после знакомства с ним пойдет всё-таки в технику, а не, скажем, в юриспруденцию... юриспруденция, наверное, тоже хорошее дело, но мне кажется — интересно что-то создавать, и хорошо бы, чтобы у нас было побольше созидателей. Мы попытаемся с помощью Космоцентра таких ребят выращивать. Как я понимаю, вы в своём клубе ставите перед собой примерно такие же задачи. Давайте делать это вместе.

Текст подготовила Елена Панасенко