| загрузить файл со звуком (34320 кб) |
А. Э. — Команда проекта большая, но все, кто смогли прийти к нам в студию, сейчас здесь. Краткую справку обо всех участниках проекта подготовила журналист газеты «Инверсия» Нина Чернега.
О команде
Бессменным руководителем проекта является Виталий Маркович Подгаецкий, доктор физико-математических наук, профессор кафедры биомедицинских систем МИЭТа. Именно он первым начал работать над изготовлением биосовместимых материалов, которые выполняли бы функции имплантантов. Позже к команде присоединился Леван Павлович Ичкитидзе, старший научный сотрудник кафедры БМС, кандидат физико-математических наук. В настоящее время над проектом активно работает старший научный сотрудник кафедры Александр Герасименко, получивший Премию Президента для молодых ученых-кандидатов наук за исследование в области новых методов наносварки биологических тканей с использованием лазерного излучения. Участие в проекте принимают студенты, магистры факультета Электроники и компьютерных технологий. Среди них Анна Дидкова. В прошлом году Анна стала участником Программы «У.М.Н.И.К.», направленной на поддержку научно-технических проектов студентов и молодых учёных. Борис Путря. Он занимается проводимостью электрических сигналов с помощью биосовместимых материалов. И Дмитрий Беговатов, который является ответственным за компьютерное моделирование взаимодействия углеродных нанотрубок и молекул белка.
А. Э. — Что такое биосовместимые материалы — это какие-то имплантаты, это что-то для эстетической, пластической хирургии в первую очередь?
А. Г. — Да, вы совершенно правы. Биосовместимые материалы могут быть как разлагаемые, выводимые организмом материалы, так и имплантаты, которые находятся и остаются в теле человека на протяжении какого-то времени.
А. Э. — Если говорить о продукте, вы занимаетесь научной разработкой, но, наверное, держите в голове конечный продукт, который будут использовать. В чем, собственно, продукт, или в чем услуги, которые будут оказывать с помощью вашей разработки?
А. Г. — Конечным продуктом может являться как установка для производства наших биосовместимых материалов и лазерных припоев для лазерной наносварки, так и сами продукты — биосовместимые материалы и лазерные биоприпои.
Изначально в 2007 году мы начали заниматься производством биосовместимых материалов на основе белка бычьего сывороточного альбумина и углеродных нанотрубок. Этот полученный раствор под воздействием лазерного излучения полимеризуется, и получается твердый материал, который может эффективно заполнять полости, образовавшиеся в результате какой-либо травмы, или врожденные полости, например, у детей при таких заболеваниях, как заячье нёбо, волчья пасть. Традиционные методы предполагают вживление имплантатов и, соответственно, проведение нескольких операций в течение взросления, что не очень приятно. Нужно делать шесть-семь операций, и если опоздать с этой операцией, то лицо немного перекашивается. Далее появилась идея лазерной наносварки с использованием тех же материалов — тех же углеродных нанотрубок и раствора бычьего сывороточного альбумина. Плюс использование поверхностно-активных веществ, которые помогают сохранить свойства этого материала. То есть если у нас есть рассеченная рана, то для эффективного заживления этой полости необходимо смазать края данным припоем, соединить рану и облучить лазерным излучением. Прочность на разрыв такого шва приблизительно в
А. Э. — Я услышал сразу умные слова — нанотрубки, бычья сыворотка, белок альбумин. Леван Павлович, как вообще родилась эта идея? Это старые разработки, потому что вы же не из воздуха взяли этот белок и эту технологию?
Л. И. — Если немножко взглянуть в прошлое, мы увидим, что сейчас на ближайшие двадцать лет стоит задача, чтобы на
Для имплантологии сейчас используются материалы на основе или металлических материалов (в основном это титан или сплавы золота) или керамических материалов. Они не обладают нужным механическим свойством по сравнению с натуральной человеческой тканью или биологической. Поэтому используя эти частицы, мы добиваемся в первую очередь улучшения их механических, а также других свойств. Поскольку лазерная хирургия и лазерная техника хорошо развиты в медицине, мы как раз совместили нанотехнологию и лазерную технологию. На этой основе мы реализовали припой для лазерной сварки с добавлением наночастиц. Сейчас мы их называем «наноприпой для лазерной сварки». Это позволило увеличить прочность соединения шва в
Е. П. — Леван Павлович, я правильно понимаю, что вклад МИЭТовской команды был в том, что в материалы для трансплантации были добавлены наночастицы? Или был предложен какой-то принципиально новый материал именно вашей командой?
Л. И. — Основная идея заключается в использовании свойств композиционного наноматериала, а также свойств лазерной технологии. Благодаря соединению этих технологий, нам удалось сделать такой резкий скачок по свойствам в области соединения тканей.
Е. П. — Вы первые, кто предложил использовать для этого лазерную технологию?
Л. И. — Нет, лазерная технология для материалов существует, но там не используются наноматериалы для припоя. А нами как раз были использованы наноприпой и лазерные технологии. То есть мы совместили биоматериалы, лазерную технологию, Это позволило нам достичь высоких результатов.
А. Э. — Давайте отойдем от технологии и поговории о бизнесе. Насколько это ваше «ноу-хау», ваш продукт, ваша технология сейчас защищены как интеллектуальная собственность? Что вы делаете в этом направлении?
А. Г. — Мы оформили в 2008 году патент на способ наноструктурирования биосовместимых материалов, на способ получения имплантатов на основе вышеупомянутого композита. Недавно получили патент на способ лазерной наносварки биологических тканей и органов. Этот патент даже вошел в 100 лучших изобретений прошлого года и был оценен на нескольких выставках различными высокими наградами. Последняя выставка это «Expopriority-2011», где предполагалось наградить две организации. Одна организация — это международный участник выставки, другая — это отечественный участник. И Михаил Савельев, и Леван Павлович, и я участвовали в этой выставке с нашей разработкой и получили единственную золотую медаль. После чего нас пригласили на некоторые телеканалы, мы рассказали о своих разработках.
А. Э. — Как вы дальше собираетесь двигаться в плане развития продукта, двигаться к клиенту?
А. Г. — В конце 2011 года мы собирались создать малое инновационное предприятие, то есть малое предприятие на основе 217 федерального закона при участии московского института электронной техники, теперь уже национального исследовательского института, которому принадлежит патент. Необходимо оценить его стоимость, которая включается в учредительный капитал предприятия. Еще одним учредителем хотели взять «Наноцентр». Но в прошлом году не получилось это все сделать, не успели под конец года, и сейчас планируем продолжить данную коммерческую работу.
А. Э. — Иван, скажите как эксперт, который уже проходил путь создания малого инновационного предприятия, насколько это перспективно? Я слышал массу скепсиса в отношении такой работы и в плане перспектив такого предприятия, и в плане участия вуза, что потом они могут эту технологию вложить еще в другое предприятие, и так далее. Масса нюансов. Насколько это правильный путь?
И. П. — Для команды разработчиков в лице сегодняшних гостей в студии можно сказать, что это действительно уникальная разработка. Она уже защищена патентом, планируется, я думаю, подача и других заявок на изобретение, на способы сварки, ведь этот метод, как конструктор, можно дорабатывать. Создавать предприятие по 217 федеральному закону, учитывая, что патент принадлежит организации, федеральному государственному бюджетному образовательному учреждению Национальный исследовательский университет МИЭТ, в данной ситуации правильно. Конечно, тут есть ряд нюансов, о которых вы, Александр, сказали. В дальнейшем, конечно, будут трудности, без этого никуда. Но сейчас благоприятное время. Сейчас малому бизнесу, наукоемкому бизнесу уделяется большое внимание. Поэтому вы находитесь на правильном пути, в этом направлении всяческих успехов, а главное — терпения, которое пригодится.
А. Г. — Спасибо большое. Существует множество научных конкурсов на получение научно-исследовательских работ, то есть НИР, ОКР, которые предназначены только для малых инновационных предприятий по 217 закону.
А. Э. — Я слышал такое мнение, по-моему, даже в том числе от сотрудников «Наноцентра» о том, что в том же МИЭТе довольно много НИРов, которые делаются на кафедрах по неким грантовым программам, по ним отчитываются и на этом все заканчивается. То есть никто не заинтересован доводить эти разработки до бизнеса, до продукта. Какая ситуация у вас, как вы себя ощущаете? Какие у вас цели — «отчитаться по гранту», грубо говоря, или все-таки построить бизнес?
А. Г. — Ни в коем случае. Мы хотим продолжать свои разработки и сейчас ведем поиск аналогов и планируем заняться сертификацией лазерного наноприпоя. Весь алгоритм я уже изучил и планирую вступить уже во взаимодействие с Рособрнадзором и попытаться все-таки сертифицировать этот материал. Возможно, и установку, но пока только лазерный наноприпой.
И. П. — Леван Павлович, вы сказали о сертификации наноприпоя. Тут, конечно, существует ряд тонкостей, это и временной фактор, и денежный, и человеческий. Это требует определенных затрат всех вышеназванных моментов. Что в плане безопасности наноприпоя, хотел узнать у команды? Потому что есть много разных исследований относительно влияния углеродных нанотрубок на организм человека. Если мы внедряем этот биоприпой, наносим на раневую поверхность, в нем содержатся наночастицы, как они влияют на организм? Или тут вопрос в том, что польза от припоя больше, чем возможный вред?
Л. И. — В данный момент вопрос риска и безопасности для здоровья человека и экологии исследуется везде очень высокими темпами. Даже есть ограничение коммерческих и других проектов, если они не предусматривают такие исследования по риску и безопасности. В России то же самое — это активно исследуется, этому уделяется большое внимание. И мы сами следим за литературой, за тем, что происходит в мире и в России.
Наши предварительные оценки задач относительно риска таковы, что уже установлено, что если углеродные нанотрубки и опасны, есть несколько типов трубок: одностенные, более опасные, чем многостенные, но их опасность меньше, чем частиц асбеста.
Второе. Многослойные углеродные частицы менее опасны, чем однослойные, и после функционализации они становятся еще менее опасными. Как раз наш припой, который создан на основе биологического белка альбумина, функционализирует эти нанотрубки, то есть делает их еще менее опасными. В этом плане доказано, что если есть опасность многослойных чистых углеродных нанотрубок, то не более чем обыкновенной сажи. А если их функционализировать, они еще менее опасны. Сажу мы знаем.
И еще одно. Раз наш продукт относится к медицине, мы стараемся использовать его в минимальном количестве. В этот припой входит 0,1% углеродных нанотрубок, а при проведении лазерного шва с помощью этого припоя на 1 сантиметр шва используется около 10 миллиграммов этого припоя или меньше. Если пересчитать, какая масса углеродных нанотрубок попадает в этот шов, — это микрограммы. Если учитывать, что в воздухе, особенно городском всегда содержится углерод и всегда существует окись углерода, выхлопные газы и там тоже есть эти нанотрубки, тогда получается, что при операции максимально заносится в это место столько углеродных нанотрубок, сколько человек вдыхает за полдня из обыкновенного воздуха, получая оттуда эти углеродные нанотрубки. То есть опасность не больше, чем если дышать в городе один день.
А. Э. — Я хотел бы развить этот вопрос. Вы упомянули о сертификации, но если это медицинское оборудование и материалы, то требуются, наверное, какие-то испытания на животных, на людях, а для оборудования требуются специальные, не знаю, как правильно назвать, вы меня поправите, лицензии, сертификаты. То есть специальные органы должны это проверить и убедиться, что все работает. Как с этим?
А. Г. — Как раз на сайте Рособрнадзора есть блок-схема, которая по шагам иллюстрирует все этапы прохождения этой процедуры. Она занимает около двух лет. Первые испытания мы уже провели — испытания по биосовместимости наших материалов на кроликах. То есть использовали несколько десятков кроликов, которым вживляли наши материалы, как бы это ужасно ни звучало, и делали для сравнения обычные надрезы такого же размера, как и надрезы, которыми вживили наш материал.
Е. П. — Это, наверное, не в МИЭТе проводилось? Это заказные исследования?
Л. И. — Они проходили в центре лазерной хирургии. Врачи проводили.
А. Г. — Они оплачивались с наших научно-исследовательских работ, НИРов. Вот как раз лазерные хирурги проводили эти операции, и наблюдалась такая тенденция, что разрез нашим материалом заживал в несколько раз быстрее, чем просто надрез на ухе. В пять раз быстрее. Далее происходило наблюдение за кроликами в течение 80 дней, за некоторыми даже и дольше наблюдали, уже не в рамках эксперимента, а просто хотели удостовериться.
А. Э. — Взяли домой, может быть?
А. Г. — Да, один кролик долгое время, по-моему, около полутора лет жил у нашего руководителя Виталия Марковича Подгаецкого, профессора, доктора физико-математических наук. Но потом его пришлось, скажем так — отдать. Ещё один кролик жил у лазерного хирурга, которая проводила операции, Агеевой Светланы Александровне — он ей полюбился,. И тоже никаких нарушений в морфологии ткани. Проводились гистологические исследования разреза, и изучались изменения в строении в результате нашего эксперимента. Наоборот, на начальном этапе, как я уже говорил, рана быстрее заживала. Хондроциты, клетки хрящевой ткани, делились в несколько раз быстрее. Это на наших диаграммах было очень наглядно видно.
Е. П. — Я хотела спросить еще вообще по участию медицинских учреждений, организаций в вашем проекте. Началось все с того, что, вы говорили, появилась идея. Эта идея же не с неба свалилась, существовали какие-то заказчики из медицинской сферы? В принципе, они давали, может быть, направления ваших исследований, и собираются ли они потом, готов ли кто-то использовать то, что вы делаете?
А. Г. — Да, на данный момент существует заинтересованность опять-таки лазерного центра, с которым мы сотрудничали, даже предварительный договор о поставке лазерных наноприпоев и композиционных материалов. Но, единственное, мы не можем их использовать, пока не сертифицировали данный материал. А так, я проводил собственные исследования, чувствуется заинтересованность медицинских учреждений, как частных, так и государственных в данном материале, то есть в материале, который может склеивать раны, оставляя минимальный шов, рубец и при этом увеличивая скорость заживления.
Л. И. — Я еще добавил бы. Лазерная хирургия имеет большое преимущество относительно традиционной в том, что практически не оставляет на месте соединения рубца, какого-то выделения места и так далее. Наш материал, который используется в наноприпое и лазерной сварке, тоже не оставляет почти никаких следов.
И. П. — Леван Павлович, показано одно из направлений применений — косметология? Это возможно, да?
Л. И. — Да, косметология. Нам врачи сами предлагали этот биологический материал, белок альбумин, поскольку они традиционно работают с бычьим сывороточным альбумином, и наша задача была улучшить его механические и другие свойства с помощью лазерной хирургии.
А. Э. — У меня вопрос не по вашему проекту, а вообще по кафедре БМС. Каждый раз, когда слышу о ней, у меня возникает вопрос. Как работает вся техническая часть — лазеры, нанотрубки, — я понимаю, это профиль МИЭТа. А как работает медицинская часть, ведь ничего медицинского в МИЭТе нет? Там нет научных кадров, нет опыта и сотрудников. С кем вы взаимодействуете, и насколько хорошо происходит междисциплинарное взаимодействие?
А. Г. — Это очень интересный вопрос. Наша кафедра биомедицинских систем под руководством Сергея Васильевича Селищева, доктора физико-математических наук, профессора, занимается многими разработками. Из последних и таких глобальных разработок — это разработка дефибриллятора для оживления, так сказать, сердца. Эта разработка уже прошла много научно-исследовательских работ, НИОКР, и в конце концов сейчас на нашей кафедре в лаборатории осуществляется постановка этого прибора на производство. Также одна из последних разработок — это создание отечественного гемодиализного аппарата. Это аппарат «искусственная почка» для поддержания здоровья человека в отсутствии нормальной работы почек. Еще одна из глобальных разработок — это создание сердечного насоса. При проведении этой разработки наша кафедра плотно сотрудничала с институтом трансплантологии, где и проводились все медицинские эксперименты на телятах. Около 20 телят было прооперировано, и в конце концов данный насос уже получил сертификацию и уже может использоваться на человеке.
И. П. — Александр, насколько я знаю, на мартовской коллегии правительства Российской Федерации, посвященной теме здравоохранения, разработанный МИЭТом совместно с Институтом трансплантологии имении академика Шумакова этот носимый сердечный насос был представлен бывшим министром Голиковой и директором института трансплантологии Готье Владимиру Путину. Какие перспективы? Как в дальнейшем этот проект будет развиваться, будет внедряться в реальную медицину?
А. Г. — Да, сейчас от нашей кафедры сформирована группа, которая будет заниматься коммерциализацией данного насоса. Вы совершенно правы, в том, что Владимиру Путину понравилась эта разработка. Он пожелал удачи и сказал, что нужно дальше двигаться в этом направлении и применять отечественные технологии в здравоохранении.
И. П. — И еще один вопрос напоследок по теме носимых искусственных органов. Фактически мы говорим о разработке на кафедре биомедицинских систем совместно с профильными учреждениями и медицинской академией наук носимых приборов, этого носимого сердечного насоса. Вы сказали уже о гемодиализном аппарате. Возможно ли сделать гемодиализный аппарат носимым?
А. Г. — На нашей кафедре сейчас происходит оформление заявки на получение проекта по созданию носимого гемодиализного аппарата, оно ведется сотрудником кафедры Виктором Матвеевичем Гринвальдом. Этот человек посвятил всю свою жизнь данным разработкам, и я думаю, что в этом году будет получен такой проект и будет создана эта технология и сам прибор.
А. Э. — У меня вопрос к Михаилу Савельеву, он сидит скромно молчит. Вы уже аспирант. Когда вы шли в МИЭТ, вы думали, что будете заниматься на самом деле не только медтехникой, но будут кролики, телята, вы будете заниматься фактически медициной? Насколько вы считаете для себя это направление более перспективным, чем, скажем, традиционная микроэлектроника?
М. С. — Я, конечно, не предполагал, что мне придется работать с этим, я просто решил пойти в МИЭТ, потому что он являлся техническим вузом и меня интересовала эта специальность. В ходе учения я уже заинтересовался непосредственно разработками этой кафедры, поскольку они являются довольно перспективными, очень сильно привлекли мое внимание, хотелось в этом участвовать, работать.
Е. П. — При взгляде на МИЭТ снаружи кажется, что БМС — флагман, про нее часто говорят. А что думают сами студенты? Может, есть конкурс на эту кафедру?
М. С. — Конкурс есть на все кафедры, естественно, надо учиться. Те, кто имеет более хорошие показатели по оценкам, могут выбрать и перейти на другие кафедры. У тех, у кого худший результат, такой возможности нет, их просто перераспределяют, если, конечно, не отчислили вообще.
И. П. — Тут к Михаилу я добавлю такие данные по кафедре БМС. По последним данным по факультету электроники и компьютерных технологий, на которой и осуществляет свою успешную научно-исследовательскую, педагогическую деятельность кафедра биомедицинских систем, конкурс на кафедру БМС самый высокий, не только на факультете, но и в МИЭТе. То есть кафедра пользуется популярностью, попасть на нее не так-то просто, но учиться очень интересно. Это связано с тем, что мы работаем на стыке наук — медицины, физики, электроники, математики, биологии. Учиться интересно, поэтому студенты действительно заинтересованы в том, чтобы быть у нас на БМС.
А. Э. — Опять же в Зеленограде все хорошо и налажено с нашими традиционными направлениями — микроэлектроникой и так далее. Есть какие-то перспективы внедрения разработок на наших предприятиях. Что мешает вашей работе на стыке с теми направлениями, которых в Зеленограде нет — с медициной и так далее? Отсутствие кадров, отсутствие площадки для проведения экспериментов? Я поясню вопрос. Недавно общался с человеком из компании «Медицинские компьютерные системы», знаете, наверное. Я говорю: «Как вы с кафедрой БМС общаетесь?» Он говорит: «Студенты к нам оттуда приходят, хорошие, умные ребята, но непосредственно для работы нам кафедра БМС не нужна. Мы занимаемся медтехникой, нам нужны монтажники и так далее». А медицинская составляющая непрофильная, даже не рассматривается всерьез. Почему? Что, может быть, надо сделать в Зеленограде, чтобы медицинское направление, направление медтехники выстрелило и стало бы еще одним драйвером развития региона в целом?
А. Г. — Вы, Александр, правы, что есть такие моменты, которых не хватает. Если возвращаться к созданию малого предприятия, то нам не хватает квалифицированных сотрудников, да и вообще сотрудников по проведению экономических маркетинговых исследований, по изучению рынка.
А. Э. — Это вам «Наноцентр» может дать.
А. Г. — Сотрудничество с «Наноцентром», возможно, даст положительный результат. Что касается оборудования и площадей, то в МИЭТе существует множество гермозон, чистых комнат, но это все для производства микроэлектронных изделий. У нас сейчас существуют трудности с помещением, с чистой комнатой, с вытяжными шкафами, где можно получать наш биосовместимый материал, который должен внедряться в тело человека. Он должен получаться чистым методом.
А. Э. — Мне кажется, чистая комната — что в микроэлектронике, что в медицине. Есть какой-то класс чистоты, если вы его достигаете, вы можете там работать. Насколько я знаю, на площадке МИЭТ в особой зоне, «ЗИТЦ», строятся новые помещения, в том числе новая чистая комната. Вы не пытались их себе?..
А. Г. — Да, пытаемся. Сергей Васильевич Селищев ведет взаимодействие с «ЗИТЦ», и нам обещают через некоторое время предоставить и оборудование, и чистую комнату. Мы очень рассчитываем на нее.
А. Э. — В перспективе это может быть не только научная деятельность, но и лаборатория, и опытное, может быть, производство?
А. Г. — Да, в перспективе двух-трех лет планируем производить.
Е. П. — В нашем городе были задумки создать биомедицинский кластер. К вам они имеют, наверное, прямое отношение, вы, наверное, имеете мнение на этот счет? В принципе, я знаю, что эта история с кроликом уже довольно давно существует. Еще когда к нам приезжал Чубайс в 2007, по-моему, году...
А. Г. — В 2009. Да, ему показывали кролика.
Е. П. — Показывали и рассказывали. Тем не менее только сейчас доходит до сертификации. То есть достаточно вяло, или может, ученым не с руки этим заниматься, а экономистов нет, как вы говорите?
А. Г. — Тут мы подбираем технологию. Поскольку данные материалы будут использоваться в организме человека, то мы должны провести длительные исследования на животных. Со стороны, может, кажется, что они однообразные, однотипные. На самом деле мы прооперировали большое количество кроликов и провели огромное количество исследований. Только сейчас мы можем начинать сертификацию. Так что такие сроки в порядке вещей. Нужно изучать литературу, свойства материала. Мы не хотим неподготовленными выйти на рынок и так же быстро уйти, мы хотим основательно задержаться.
Е. П. — А вас кто-нибудь подталкивает? Например, МИЭТ говорит вам: «Давайте быстрее, давайте это сделаем, вот вам деньги, вот вам возможности»?
Л. И. — Александр Юрьевич имеет грант президента России в этом направлении, он недавно получил. Существующий проект, который сейчас идет на кафедре в этом направления, и соответствующие разработки под руководством Александра Юрьевича финансируются, и все делается, как положено, в рамках этого проекта. Но, сами представляете, это для молодых ученых, соответственно, минимальное финансирование, все минимально. Для такой огромной работы, которую мы планируем, которая пригодится для медицинской практики и будет использоваться в будущем и за которой будущее медицины, нужны, конечно, более весомые и серьезные проекты. Пока мы планируем, но таких проектов нет.
Е. П. — Звучит громко, грант президента есть, но хотелось бы большего, да?
Л. И. — Это для молодых — да, но должен работать целый коллектив — молодые и не только.
А. Г. — Я хотел сказать насчет гранта президента. Я выиграл грант президента как кандидат физико-математических наук. Его сумма составляет 600 тысяч — первый год и 600 тысяч — второй год. Этих денег совершенно не хватит на проведение дорогостоящих биологических исследований. А сами мы их проводить не можем и не имеем права.
А. Э. — Александр, насколько велик рынок биосовместимых материалов в мире? Я так понимаю, вы не единственные в мире занимаетесь этими разработками. Конкуренты дышат вам в затылок, а может быть, вы им?
А. Г. — При оформлении проектов мы пишем, что непосредственных аналогов нет... Я хотел вернуться к разработке и словам Левана Павловича. По-моему, мы не произнесли, что наш материал после внедрения в организм рассасывается и замещается живой тканью. Таких разработок очень мало, в основном рассчитано на то, что какой-то материал содержится в организме и человек живет с ним. Таких материалов фактически нет, поэтому медицинские учреждения, с которыми мы сотрудничаем, очень заинтересованы в данной разработке.
А. Э. — Вы планируете патентоваться не только в России и выходить за рубеж с этой разработкой?
А. Г. — При наличии более весомого гранта. Потому что это очень дорого стоит — 50 тысяч долларов.
Л. И. — Хотел бы добавить по поводу конкурентов. Да, разработки по лазерной сварке и лазерным соединениям биологических тканей проводятся во многих странах. Наиболее высокие результаты получены ближайшими нашими соседями в этом направлении, которыми являются израильские коллективы и Соединенные Штаты Америки. Они пока не используют наноматериалы, пока используют для лазерной сварки обыкновенные материалы. Однако мы уже указывали, что наш наноматериал относительно их припоя дает в
А. Э. — Спасибо, что пришли и рассказали о своей разработке. Надеюсь, что у вас проект все-таки дойдет до бизнеса, до конкретного применения и это будет все-таки не просто разработка на кафедре, но успешный бизнес.
Александр Эрлих, Елена Панасенко, Нина Чернега (газета «Инверсия»), Дарья Желтова (МИЭТ-ТВ)