— Светлана, вы играете в театре давно. У нас были интервью с актерами «Ведогонь-театра», которые работали практически с самого его основания, — и вот только сегодня мы говорим с вами. Вы пришли в театр в 2003 году, расскажите как это произошло?

— В театр пришла не я, сюда пригласили моего бывшего мужа и поныне главного художника «Ведогонь-театра» Кирилла Данилова. Павлу Викторовичу нужен был художник, и он пригласил Кирилла. Я в то время ушла из ярославского ТЮЗа в силу определенных обстоятельств — вместе с Кириллом ушли, — и решила «завязать» с актерской профессией. Поступила на продюсерский факультет ГИТИСа и решила, что не буду больше актрисой: профессия это зависимая, сложная — у меня был своеобразный кризис. В какой-то момент случилось так, что театр уезжал на гастроли в Псков, и нужно было срочно везти кого-то на спектакль «Анджело» вместо Натальи Табачковой, которая ушла в декретный отпуск. Павел Викторович посмотрел мои кассеты (он, кстати, меня до того не видел как актрису ни на сцене, ни в записи спектакля) и сказал: «Нужно срочно ввестись — у тебя все-таки есть большой опыт работы в театре». Меня ввели в спектакль, мы съездили на фестиваль.

Потом, по-моему, был английский проект «Комедия ошибок», куда я проходила кастинг, или был ввод в «Доходное место» Островского, — уже точно не помню. В общем, как-то постепенно я влилась в труппу, хотя изначально не было разговора о том, чтобы я была в ней.

— Вы учились в Ярославском государственном театральном институте на курсе у Александра Кузина, который сейчас тесно сотрудничает с «Ведогонь-театром». Как вы вспоминаете свои студенческие годы и своего преподавателя?

— Когда мы учились Александр Сергеевич Кузин говорил нам: «Когда вы станете взрослыми, будете работать, вы будете вспоминать это время как самое счастливое». Мы тогда думали — какое же «самое счастливое»? Мы так много работаем, это же ужас, мы проводим тут целые дни, нам некогда даже погулять, сходить на дискотеку, не говоря уже о романах. Теперь, когда прошло столько времени — действительно, я вспоминаю эти годы как одни из самых счастливых в своей жизни, потому что это было полное погружение в профессию. Александр Сергеевич из тех людей, кто умеет «заражать» своей энергией и идеей студентов, людей вокруг него. И я понимаю, что все, что я могу в профессии как актриса — 99% — это благодаря Александру Сергеевичу. Может быть, только один процент — это какие-то природные задатки.

— Почему студенты театральных вузов так загружены? Расписание так построено, что они учатся буквально с утра до ночи?

— Да, так действительно построено расписание. Мало того, они учатся не только до ночи, а еще и ночью. Ночью они самостоятельно готовят отрывки, которые нужно показать на следующий день. Театральный институт — это высшее образование; помимо профессиональных предметов есть литература, история — всё-всё. Нужно читать книги, готовиться к лекциям. И, конечно же, это профессиональные предметы, которые требуют педагоги — это просто огромный объем.

— В ярославском ТЮЗе вы сыграли достаточно много ролей; работали там с 1996 по 2003 год...

— Да, восемь лет.

— Это были в основном детские спектакли?

— И детские, и взрослые. Наверное, детских было больше, потому что это театр, ориентированный на детей, — эти спектакли были необходимы, так требовал департамент культуры. Но и взрослых спектаклей было поставлено много.

— Почему вы решили оттуда уйти?

— Скажем так, это было не спонтанное решение. Ушел Александр Сергеевич: там была не очень красивая история, когда его, по сути дела, подсидели. Он, может быть, в чем-то наивный человек как руководитель — не художественный, а административный, — и он просто был вынужден уйти. И ушла вся команда, те люди, которые с ним работали. Нам дали понять, что играть и работать мы здесь вряд ли будем — почему и Кирилл ушел, и я, и еще много актеров.

— Когда вы начали работать в «Ведогонь-театре», в первые годы вы участвовали как во взрослых спектаклях, так и в детских. У вас есть личные предпочтения? В каких постановках вам больше нравится играть?

— Понятно, что «Гамлета» играть интереснее, чем «Мышку-норушку». Хотя опыт детских спектаклей — бесценный, потому что, на мой взгляд, он позволяет актерам быть свободнее, раскрываться в неожиданных вещах. Это всегда характерная роль, я переиграла практически всю флору и фауну: и уток, и свиней.

— И Бабу-Ягу?..

— Кстати, первая Баба-Яга у меня была в «Ведогонь-театре».

— Я для себя выделяю один из спектаклей с вашим участием — «Убийственный и неповторимый» по пьесе Алана Эйкборна в постановке Павла Курочкина. «Ведогонь-театр» ориентирован на классику, в первую очередь; Эйкборн —в общем-то, тоже классика, хоть автор современный и пьеса очень известная. Но это английский юмор, который не всем понятен — я имею в виду отечественного зрителя. Как проходили репетиции этой пьесы? Нравится ли она вам?

— Репетиции проходили сложно, но очень интересно именно в силу того, что это необычная пьеса, которую надо было придумывать. Придумывать «ходы». Не знаю, кому пришла в голову такая идея, наверное, Павлу Викторовичу: сделать пластический рисунок. У каждого персонажа есть пластическая тема. Я знаю, что спектакль у многих вызывает странные чувства — он действительно странный, — но всегда интереснее делать что-то необычное, чем уже привычное. Мне кажется, для актеров это всегда интереснее. Честно говоря, актеры иногда боялись, получится или нет. И когда мы стали понимать, что получается, нам было очень приятно, что спектакль будет.

— Мне он странным не кажется, как раз очень нравится. Вы упомянули о пластическом рисунке: там есть замечательная сцена, где вы пластикой, почти горизонтальным танцем, передаете свое состояние. Как бы вы определили — это спектакль скорее веселый или грустный?

— Он и веселый, и грустный. В нашей жизни так все переплетено — трагедия и комедия рядом. Спектакль глубокий, если судить не по поверхности, а смотреть в суть проблемы; тогда он и смешной, и грустный одновременно. Много всего там намешано.

— Значимый спектакль «Ведогонь-театра» — «На дне» Горького в постановке Александра Кузина. Пьеса очень известная, ставилась не однажды. Насколько комфортно было работать с режиссером-постановщиком?

— Знаете, приезда Александра Сергеевича актеры всегда ждут. Не только в этом театре, я знаю, что и в других театрах ждут. Потому что это всегда интересная, насыщенная работа. В очень сжатые сроки нужно выполнить колоссальный объем работы, поэтому здесь работа была тоже и тяжелой, и интересной. Пьеса сложная, да, сложные персонажи. Если говорить о моем персонаже: когда была премьера спектакля, всем подарили цветы, на премьере всегда много цветов, все ушли просто с охапками, букетами цветов — а мне не подарили ни одного цветочка. Я так расстроилась, в гримерке даже слезы на глаза навернулись — что же такое. Когда был банкет, я подошла к Александру Сергеевичу и сказала: «Что же вы мне такую роль дали? Ведь мне ни одного цветочка не подарили». Он посмотрел на меня, улыбнулся и говорит: «Радуйся, значит, ты так убедительно сыграла эту стерву, что тебе никто не захотел подарить цветов».

— Кстати, о цветах — бывает же, что актерам дарят не цветы: Я как-то видела, что двум актрисам подарили после спектакля какие-то пакетики — наверное, там были подарки.

— Да, но мне не дарили, я не могу такого вспомнить. А обычно дарят конфеты, дарили Наташе Третьяк фотоколлаж. Иногда дарят что-то, привезенное из поездки, — по-моему, Алексею Ермакову дарили китайский чай. Интересно.

— Когда я разговаривала с Александром Сергеевичем Кузиным перед премьерой «На дне», он сказал, что, обсуждая с актерами пьесу, услышал для себя удивительное. Они сказали, что нашли что-то общее в своих собственных судьбах и характерах и своих героев. У вас такого не произошло?

— Я думаю, что нет. Все-таки, у меня более благополучная судьба, чем у этой бедной Василисы. Она — человек тяжелой судьбы, именно в силу этого у нее такой характер и получился. Как известно, среда формирует сознание. Поэтому, когда я ее играла, старалась ее оправдать, быть ее «адвокатом», а не осуждать за ее поступки. И мы с Александром Сергеевичем это нашли, когда разговаривали про Василису, — этот переломный момент в ее истории, почему получилось так и не могло быть иначе, почему она стала такой, какой стала. Кстати, театральный критик, который приезжал смотреть, сказал, что понял, почему Василиса такая, что она другой не может быть. Он увидел, что я как актриса с этим справилась.

— Похожий вопрос и другой крупной постановке — «Царь Федор Иоаннович», и о вашей роли царицы Ирины. Насколько сложно было понять роль и репетировать?

— Роль сложная, прежде всего потому, что в ней мало текста, а на сцене персонаж находится практически все время. Это всегда очень сложно для актера, потому что когда говоришь текст, есть чем заняться.

— То есть приходится играть, что называется, мимикой и жестом?

— Дело в том, что мимикой и жестом нельзя было играть, потому что не тот жанр. Здесь надо было играть нутром, что-то такое в себе находить, задевать какие-то струны, чтобы не было фальши — и это, конечно, очень тяжело. Такие молчаливые роли всегда очень сложные.

— Как вы представляли царицу Ирину? Судя по исторической литературе, у нее разные образы, ипостаси — она не просто «хранительница» Федора Иоанновича, она еще была общественно-политической фигурой.

— Татьяна Эдуардовна, наша завлит, нашла в интернете ее восстановленную по черепу фотографию, и сказала, что мы с ней похожи, это было интересно. Конечно, я не думала о политической составляющей. Я читала, что она была умным человеком, много советовала, старалась вникать и в то же время быть в тени. Но все-таки я искала в ней человека. Это прежде всего ее отношение к Федору — для меня ее «человеческое» было важнее «политического». То есть в спектакле, наверное, этого нет, я не думаю, что Толстой про это писал. Политики как таковой там немного.

— Еще один спектакль, который неизменно нравится публике — «Игра в замке» Мольнара, и ваша роль Анни. Нравится ли вам этот спектакль? Получаете ли вы удовольствие, играя в нем?

— Я тоже не репетировала этот спектакль, это вводная роль, вместо Зои Даниловской, которая, как вы знаете, тоже стала мамой.

— Да, в театре просто сплошной декрет :).

— Восемь малышей подряд, так что у нас теперь весело за кулисами. Вообще, это роль — моя по амплуа, потому что я, как мне изначально говорили, актриса характерная, комедийная. По крайней мере, в первые годы работы в театре это больше эксплуатировалось. И мне это делать интересно и легко, я знаю, что я это умею, я в этом «купаюсь». Если мне для каких-то ролей приходится проделывать тяжелую внутреннюю работу, то эта — как по наезженным рельсам. Она легкая, искрометная; я получаю безумное удовольствие. Еще у меня такой партнер рядом — Петр Евгеньевич Васильев. Это, конечно, мечта.

— Очень чувствуется, когда актер получает удовольствие на сцене, это передается в зрительный зал. Можете ли вы сказать, что вам с кем-то комфортнее играть, с кем-то — «не идет»?

— Да, конечно. Думаю, так у многих актеров. Партнерство очень важно. Мало того, мне важен не только партнер в моей сцене, мне вообще важна команда всего спектакля, потому что театр — дело коллективное. Кто-то один «выпадает» — и это сразу же чувствуется. Очень важно, кто партнер, кто в этот момент на сцене.

— Я спрашивала у Петра Евгеньевича Васильева в интервью, любит ли он импровизировать на сцене. Он сказал примерно так: «Нет. Бавтриков вот любит, а я нет». Вам нравится импровизировать, делать что-то неожиданное?

— Смотря что иметь в виду под импровизацией. Если вставлять какой-то лишний текст, который не написан автором, — я категорически против. Я считаю, что это мешает, это расслабляет. Импровизация внутри написанного автором — это пожалуйста. Какие-то новые интонации, новые «ходы» — это я люблю, и люблю партнеров, которые это умеют делать. Кстати, Петр Евгеньевич, мне кажется, не прав в том, что он не умеет импровизировать.

— Кстати, по поводу импровизации. Актерская среда веселая — вас когда-нибудь разыгрывали ваши коллеги, как-то особенно шутили?

— Да. Бывало, и на сцене разыгрывали... Особенно, когда мы были студентами, играли сказки в ТЮЗе, было очень много таких «внутренних приколов»; особенно, когда играешь уже триста пятую новогоднюю сказку — без этого просто не обойтись. Это оживляет.

— Но это было не критично? Не приклеивали туфли к полу?

— Это уже тогда, извините, не розыгрыш, это называется интрига, хотя и такое тоже бывало. Ну, не туфли, конечно, но был такой случай в ярославском театре. Здесь этого нет. Смотря что понимать под интригой. Если это какие-то злостные хулиганские действия, то это уже не интрига, а «сволочизм». А если это просто какие-то разговоры, кому какая роль, — мне кажется, что это даже идет на пользу, это «подогревает» актеров. Потому что актер, который доволен, успешен, он как сытый кот, который не хочет ловить мышей. Поэтому иногда это даже полезно, может быть, кому-то и туфли приклеить. В меру, конечно.

— Вы упоминали, что окончили продюсерский факультет ГИТИСа...

— Нет, не окончила. Я поступила и проучилась год.

— Вы передумали, не захотели этим заниматься?

— Я училась один год и потом ввелась в «Анджело» и следующие спектакли. Просто судьба дала понять, что сцена — это мое, а вот этого лучше не надо. Я поняла, что нужны совершенно другие мозги, приоритеты. Я была категорически не согласна с тем, чему нас учили. Потому что политика современного продюсирования в том, что прав директор, и в основном это коммерческая составляющая, которая идет впереди. А всех «сумасшедших» режиссеров мы подомнем под себя.

— Такая политика существует и в театре? Или вы говорите о съемках кино, сериалов, шоу?

— Там присутствовали все виды искусства: и театр, и шоу-бизнес. Сейчас театр во многом тоже превращается в шоу-бизнес, это ни для кого не секрет. Поэтому такие театры, где есть художественный лидер, более ценны для меня. Если говорить о «Ведогонь-театре», здесь главное, что Павел Викторович является художественным руководителем, не директором. Для него главное — художественная ценность продукта, который мы производим, а второе — это деньги, не наоборот.

— Судя по тому, что можно найти о вас в интернете, у вас есть разнообразные интересы и помимо театра — музыка, книги. Остается ли время и желание интересоваться и заниматься чем-то кроме театра?

— Да. Мне кажется, человеку, который занимается театром, должно быть интересно все, потому что вся жизнь — это опыт, это все идет в актерскую копилку, как мы ее называем. Любые наши впечатления, любая прочитанная книга, путешествие куда-то — все это остается в памяти. Это происходит уже непроизвольно. Даже сейчас, например, я сижу и подсознательно наблюдаю за вами, как вы смотрите, как руку держите.

— Это откладывается в память, в «копилку», и может быть применено в работе над ролью?

— Да, все это потом из запасников, как из старого сундука, достается, примеривается — вот это подойдет, а это нет.

— Когда вы репетируете какую-то роль, известную пьесу, смотрите ли аналогичные театральные постановки, телеспектакли, киноверсии?

— Нет. Когда спектакль выйдет — могу посмотреть. «На дне» посмотрела после того, как вышел спектакль. Посмотрела старый-старый МХАТовский, не тот, который с Ефремовым, а еще раньше. А вообще стараюсь не смотреть, мне это мешает. Мне кажется, чужие интонации «запрыгивают» в голову и просто мешают. Мне надо с чистого листа.

— У вас в «ВКонтакте» интересная вещь написана: «Мировоззрение — боконизм». Не очень вчитывалась — это шутка?

— Это «религиозные взгляды» :). Может быть, не все знают, что такое боконизм, но те, кто читал книгу Курта Воннегута «Колыбель для кошки», знают, что это придуманная религия, и, конечно, это шутка. Потому что соцсети — не самое серьезное место.

— Конечно, там люди не обязаны быть серьезными, но, тем не менее, всегда интересно, что человек о себе пишет.

— Наверное, стандартный вопрос: что бы вы еще хотели сыграть? Недавно у нас было интервью с молодыми актерами спектакля «Norway. Today»...

— Кстати, хороший спектакль, мне очень понравился — я его посмотрела на днях.

— ... Я им задала этот вопрос, и они практически одновременно сказали, что хотели бы сыграть героев Достоевского, разных, конечно. У вас есть такой писатель или роль, которую вы бы хотели сыграть?

— Про Достоевского — странно. Мне кажется, что он не самый «актерский» автор. Я, честно говоря, не знаю, как его играть.

— Это для примера.

— Я понимаю. Мне интересно, что ребята это сказали. Если говорить о теме, которую хотелось бы сыграть, — наверное, мне бы хотелось сыграть пьесу про любовь, потому что, как ни странно, у меня таких пьес не было, именно о взаимоотношениях. Хочется камерную, чтобы было два-три-четыре человека. Когда-то в ярославском ТЮЗе у нас был спектакль «Чума на оба ваши дома», который ставил Александр Сергеевич Кузин, это трагикомедия Григория Горина. В принципе, роль у меня была неплохая, но вот любовная сцена... Ко мне подошел Александр Сергеевич и говорит: «Ты знаешь, вроде хорошо ты играешь, а где любовь — не умеешь ты ее играть, не то». Это было лет десять назад, даже больше. Сейчас я чувствую, что я «созрела», мне было бы это интересно сыграть, сложную интересную пьесу, многогранную, чтобы в ней было что-то такое. Сложные любовные взаимоотношения.

— Это не обязательно должна быть классика?

— Нет, не обязательно, просто интересная пьеса. Конкретно не могу назвать.

— Вы думали ли вы о кино, пробовали свои силы?

— С кино у меня как-то не складывается. Во-первых, я разделяю для себя кино и телесериалы. Всем известно, что сейчас сериалы востребованы гораздо больше, многие снимаются, хотя, конечно, к искусству это имеет слабое отношение. Но я всегда радуюсь, когда кто-то из знакомых попадает туда, потому что это заработок, это дает возможность существовать более-менее хорошо. Все знают, что в театре получают немного денег. Но для того, чтоб сниматься даже в телесериалах, надо ходить на кастинги, а я этого не делаю. У меня было несколько небольших эпизодов, кто-то из знакомых приглашал. Мы с ребятами из театра снимались у Эшпая в многосерийном фильме «Иван Грозный», там была небольшая эпизодическая роль. Потом мы пробовались с Алексеем Ермаковым, ездили к Наумову и вроде бы прошли. Алексей потом снимался. А у меня как-то не сложилось: сначала откладывали съемки, потом я уехала отдыхать. Еду в поезде, мне звонят, говорят «приезжай» — в общем, не сложилось.

— Вы переживаете по этому поводу? Или театра вполне хватает?

— А что переживать? Если бы я хотела сниматься, я бы ездила на кастинги; раз не езжу, значит, это мне не очень надо. Опять же, я ничего не загадываю, не говорю, что я противница сериалов, и никогда в жизни. Нет, может случиться так, что завтра буду сниматься в главной роли, а может, никогда — жизнь такая непредсказуемая.

— Есть ли у вас особо любимый спектакль в «Ведогонь-театре»?

— Я очень люблю «На дне», «Царя Федора», «Убийственного и неповторимого», всегда жду эти спектакли. Из последних премьер мне очень понравился «Иванов» и «Norway. Today», хотя это современная пьеса, интернет, что-то непонятное. Но очень интересно. Советую молодым ребятам сходить, потому что тема молодежная.

— Светлана, а правда, что вы вышли замуж за вашего поклонника, который ходил на ваши спектакли?

— Откуда вам это известно? :) В социальных сетях этого нет.

— Об этом рассказали ваши коллеги.

— Понятно. Действительно, первый раз он меня увидел на сцене в спектакле «Царь Федор Иоаннович» и потом еще смотрел несколько спектаклей с моим участием, хотя познакомились мы с ним при совершенно других обстоятельствах. Но увидел меня на сцене, поэтому можно и так сказать.

— Вы очень хорошо выглядите. Как много времени уходит на то, чтобы поддерживать форму? Занимаетесь ли вы каким-то спортом или чем-либо еще?

— Да, занимаюсь. Сейчас мало времени, сегодня вот посвятила этому минут десять — просто ребенок не дает, она все время вокруг крутится. Вообще, стараюсь заниматься, потому что тело актера — один из его инструментов. Какой бы ты душой ни обладал, ты должен быть натренирован. Причем, ты не столько должен быть худым и стройным — нет, можно иметь любую фактуру, — но тело должно быть подвижным. Оно должно откликаться на задачи, которые ты ставишь. Сейчас такое время, когда актер должен многое уметь.

— Это требует регулярных занятий или достаточно какой-то разминки дома или в театре? Или нужно ходить в тренажерный зал?

— Сейчас у меня нет времени на тренажерный зал; когда будет — наверное, буду ходить. Может быть, не тренажерный зал, а бассейн. Я люблю танцами заниматься, пластикой. Даже в роддоме, перед самыми родами, я ставила одну ногу на подоконник, делала наклоны. Врачи отнеслись с юмором, я делала это аккуратно, я все чувствую. Мне нравится чувствовать себя в форме, я себя комфортнее ощущаю. Если этого нет, то уже как-то не по себе.

Юлия Кравченко