— Тимур, ваш концерт в ДК МИЭТ анонсируется как презентация нового альбома «Перспективы». Вы споете все песни с нового диска?

— Конечно, а как же. Будет еще такой мюзикл, тоже новый. Некоторые из новых песен я уже исполнял на концертах, в частности, «Перспективы», которая легла в заглавие альбома. А так, в общем, это все первое исполнение.

— То есть можно сказать, что мы их услышим первыми?

— Фактически да.

— Вы уже выступали в Зеленограде, остались ли у вас какие-то впечатления?

— Самые теплые и хорошие. Совершенно замечательная публика, очень правильная, очень «моя», как я говорю обычно — когда люди понимают с полуслова, с полунамека. Я так понял, что приходит не только академическая публика, которая связана с МИЭТом, но и вообще зеленоградцы. По-моему, мы у вас уже дважды выступали, и от Зеленограда у меня очень хорошие впечатления.

— У нас в ДК МИЭТ небольшой зал. На каких площадках вам нравится выступать?

— Вы знаете, практически все равно. Дело не в зале, не в площадке, а в публике, которая собирается. В разных залах своя прелесть. В маленьких залах немного другая атмосфера, более «свойская». На самом деле я не люблю очень большие залы, именно из-за той атмосферы, которую в маленьких залах все-таки легче создать — такого междусобойчика, — общение с публикой здесь идет проще, чем в огромном зале. Но в больших залах тоже есть своя прелесть, свои недостатки и свои плюсы. Я бы не сказал, что у вас зал маленький; я бы сказал, что он оптимальный.

— Как бы вы охарактеризовали свой новый альбом? Я понимаю, что каждый альбом отличается от предыдущего, но, возможно, мы услышим что-то неожиданное, увидим вас в новом качестве?

— Не буду кокетничать, это говорит о ложной скромности, но самому мне действительно сложно это оценить. Но, по крайней мере, мне он нравится с музыкальной точки зрения. Понятно, что тексты для меня всегда главное, но в этом альбоме все-таки мы уделили много времени музыкальной стороне, пригласили всевозможных хороших исполнителей: там и скрипка, и флейта, и жалейка, и кусочки классической музыки вставляем. Порезвились, что называется.

— Авторская песня (в широком смысле слова) — жанр камерный, там на первом месте тексты, а инструментальных и вокальных задач особых не ставится. Почему вы решили уделить внимание музыке — чтоб звучало интереснее?

— Конечно, чтобы интереснее звучало. Вообще, я давно понял, что эти вещи нужно делать для себя, не надо думать о публике. То есть о ней надо думать, но совсем в другом смысле. Ты пишешь — и не надо размышлять, как это воспримут; главное, чтобы это тебе нравилось. Я очень люблю живые инструменты, обожаю, поэтому если есть возможность пригласить кого-то необычного... На одном из дисков, помню, у нас женщина играла на пиле; это настоящая пила, и женщина — лауреат каких-то музыкальных конкурсов, исполнитель. Я это делаю для себя, я очень люблю, когда получается что-то музыкально интересное, а не просто текстово.

— Если говорить о текстах: песня «Перспективы», давшая название новому альбому (но мы её ещё в прошлом году услышали) — грустная по сути своей. «Жизнь — дерьмо, но перспективы очень хороши», как вы поёте. Альбом пессимистичный получился?

— Нет-нет, неправда. Кстати, я бы не сказал, что эта песня пессимистичная. Это такая ирония, сарказм. Там много таких песен, но все-таки он позитивно окрашен, я же оптимист природный :).

— Но все равно там присутствует политическая сатира.

— А как же! Сатира и должна быть сатирой, не чистый юмор, не «Аншлаг».

— Да уж, не «Аншлаг». Когда вас приглашали выступать куда-либо, случалось ли, что просили: «Не пойте вот эту песню»?

— Сейчас пытаюсь вспомнить... Нет, на концертах такого никогда не было. Конечно, когда приглашают на телевидение — тут уже надо размышлять, что ты можешь петь, а что нет. Не потому что я боюсь, а потому что знаю, что, во-первых, это просто не включат, а во-вторых, могу подставить организаторов, хороших людей. Поэтому я сам научился чувствовать, что где надо, и что где не надо.

— Это самоцензура?

— Нет, ни в коем случае. Если мне надо, я пою все, что я хочу, на любую аудиторию.

— Случалось ли вам попадать на концертах в какую-то «чужеродную среду», когда зрители вас не воспринимают, не понимают, о чем вы поёте?

— Вы знаете, это было один раз, в городе Сызрани, куда нас пригласила большая поклонница. Как оказалось, — директор фабрики, они для ВАЗа делали какие-то запчасти. У нас был тур по Волге, заодно решили заехать, раз уж нас пригласили. Директор в приказном порядке собрала рабочих, и они сидели, бедные, были вынуждены слушать какого-то непонятного человека со странными непонятными песнями. Это был первый, и, я надеюсь, последний раз, когда такое случилось. Мы пели и внутренне просто ржали, потому что видно, что какая-то такая атмосфера глубокого непонимания и удивления: что происходит, кто это, зачем он тут, что он тут делает? И мы тоже: что мы тут делаем, на этой сцене?

Вот такая была ситуация. Понятно, что это случайные, единичные вещи. Как правило, ко мне на концерт приходят те, кто знает, что они услышат, кто хочет это услышать.

— Как вы относитесь к тому, что ваши песни выложены в интернете, их можно скачать?

— Раньше я нервничал, потому что считал, что пираты залезают в карман и так далее. А потом понял, что, во-первых, со стихией бороться невозможно, а во-вторых, что, в общем-то, благодаря пиратам обо мне люди узнают в дальних уголках. Потому что сами мы не обладаем возможностью наши диски куда-то распространять. И при отсутствии телевидения и радио, на которых меня практически нет. Поэтому я испытываю смешанные чувства: с одной стороны чувство досады, с другой — благодарность.

— Как вы думаете, почему не зовут на ТВ и радио?

— Какой-то странный вопрос :). Времена же у нас поменялись.

— Ваши тексты выдают в вас человека образованного, много прочитавшего, у вас в песнях много цитат. А в жизни вы любите цитировать? Может быть, есть любимая цитата?

— Как-то нет. Понятно, что в разговоре для пущей убедительности добавишь цитату какого-то классика, но сразу навскидку мне сложно что-то такое вспомнить. Я бы не сказал, что есть прямо какое-то особо любимое выражение.

— Иногда вы пародируете классиков, поэтов; «Письмо израильскому другу», например, — «по мотивам» «Писем римскому другу» Иосифа Бродского.

— Да-да, Бродский.

— Вам нравится делать такие параллели, пародии?

— Да, очень люблю, и радуюсь, когда другие это делают красиво.

— Вы родились и учились в Черкесске. Как часто вы там бываете, и какие у вас впечатления от «малой родины»?

— Я туда езжу ежегодно, а как же! У меня там все родственники, мои братья, сестры, дяди, тети. Там вся моя родня, поэтому я каждый год езжу обязательно, без этого не могу. А впечатления — они очень разные. Грусть присутствует, потому что все меняется не в лучшую сторону, довольно депрессивно люди живут.

— В экономическом смысле?

— Да. Производства особого нет, работы нормальной нет, а потом удивляются росту сепаратизма, ваххабизма и так далее. Дайте людям работу, займите их чем-то, делайте что-то. А все брошены на произвол судьбы; коррупция, как и везде, собственно говоря, в стране — люди думают о своем кармане. Это все, конечно, вызывает очень сложные, противоречивые чувства, довольно грустно то, что происходит.

— Вы долго работали врачом, причем сельским. Сейчас вам медицинское образование и та ваша практика как-то помогают в жизни?

— Это же достаточно серьезная школа жизни, особенно когда ты работаешь земским врачом в провинции. Очень много встреч с людьми, много всевозможных наблюдений и так далее, только в этом смысле. А вообще медицина — это замечательно, я доволен, что у меня есть это образование, мне очень нравится. Поэтому сын у меня учится в мединституте, несмотря на вопиющую нищету нашей медицины, наших врачей, смешные зарплаты и так далее. Когда он изъявил желание идти в медицинский, я это воспринял с энтузиазмом, потому что я считаю, что это мужская профессия, настоящая, добрая, нужная, полезная. Ощущение человека, который владеет этой профессией, — оно нормальное, высокое, человек себя ощущает человеком. Хоть и мизерная зарплата. Поэтому и образование, которое я получил, и это все, конечно, наложило отпечаток.

— Вы выступаете и за границей, и наверняка большинство зрителей — русскоязычная публика, эмигранты. А случалось ли видеть на таких концертов местных «аборигенов»?

— Случалось несколько раз, их сразу можно было выделить в зале. В первый раз я сильно удивился: сидит человек с абсолютно бесстрастным, каменным лицом и наблюдает за мной. Думаю: «Господи, что ж ты такой непробиваемый?», уже начал «на него» с публикой работать. Он не улыбнулся ни разу за весь концерт. А потом они подошли; оказывается, его на концерт русская жена затащила. И он мне говорил массу комплиментов в том смысле, что он ничего не понял, но энергетика, и музыка, и подача его подкупили, ему понравилось.

И это было несколько раз, потом я уже научился. Например, в Голландии вижу: сидят — я уже точно знаю, что это местные. Соседи ржут, а они сидят, музыку слушают.

— Есть круг бардов, исполнителей авторской песни. Вы общаетесь с коллегами по цеху?

— Конечно, обязательно общаюсь. Мало того, на новом альбоме новый мюзикл, который я написал, называется «Откуда есть пошла модернизация на Руси». Я пригласил своих друзей-бардов, и там у меня по ролям пропето. Там и Леонид Сергеев, и Александр Мирзоян, и братья Мищуки, и Дмитрий Богданов, и Анатолий Калмыков, и Игорь Луньков. То есть, вот мои друзья бардовские. Так что мы общаемся, друг другу помогаем по возможности.

— Этот мюзикл можно будет услышать на диске, увидеть на концертах — а ставить его будете?

— Нет-нет, зачем ставить? Таких целей нет. Предыдущий мюзикл «О чем молчал Герасим», я знаю, самодеятельно ставили. Мне даже диск прислали школьники из Петербурга, причем это было совершенно замечательно. Я скептически стал смотреть, а потом вижу — ну здорово ребята сделали. Поэтому если кто-то будет ставить, — да ради бога, но я таких целей никогда не преследую.

Юлия Кравченко

фото с сайта shaov.net