— Кирилл, расскажите о вашей выставке, о её концепции.
— Что мне хотелось сделать — чтобы человек, который соберется и дойдет до этой выставки, каким-то образом окунулся в мир театрального художника, в мир театральных декораций. У нас небольшой театр, тем не менее, я хочу использовать фойе первого и второго этажей, чтобы полностью их насытить элементами декораций идущих спектаклей. Плюс, на сцене будет выгородка одного из спектаклей, которая будет использоваться просто как стена для выставки работ. Там будут представлены макеты, эскизы и, видимо, какие-то готовые костюмы.
— Декорации из каких спектаклей будут представлены на выставке?
— «Доходное место», «Иванов», «В башмаках», «Ваня Датский», «Трактирщица», «Царь Федор». Это что касается кусочков декораций, а поскольку я работаю не только в «Ведогонь-театре», будут представлены макеты из спектаклей разных театров.
— 25 мая, на третий день выставки, в театре состоится ваш творческий вечер. В каком формате он будет проходить?
— Это условный творческий вечер. Действительно, не самое удачное название для театрального художника, потому что больше подходит актерам.
Естественно, захотят прийти какие-то мои знакомые, гости, и хотелось бы как-то интересно их встретить. Поэтому родилась идея, что в этих кусочках декораций будут находиться, по моей просьбе, актеры те, кого я попрошу принять участие. Получится такой, как бы назвать, — хэппенинг, модное слово. Актеры будут встречать гостей, чтобы возникла теплая, уютная атмосфера и, собственно, для меня в этом и заключался творческий вечер. Все, кого я жду, — это театральные люди, они хорошо ориентируются в драматургии; мне кажется, интересно, если в декорациях «Иванова» будет сидеть Зюзюшка и предлагать гостям чай с «кружовенным» вареньем. Или Робинзон из «Бесприданницы» будет наливать шампанское из чайника. Такие вещи родились, поэтому захотелось создать несколько подобных «кусочков» в фойе и на сцене.
Хочется и какие-то последние работы выставить, и те, что уже выставлялись, — скорее для самого себя, чтобы понять, что было сделано за время работы в театре.
А сама программа этого вечера держится в тайне от меня, я ее не готовлю.
— Вероятно, будут поздравления коллег.
— Поздравления — да, наверное, актеры что-то готовят.
— На творческих вечерах, тем более, юбилейных, «виновник торжества» обычно находится на сцене, можно задавать ему вопросы.
— Нет, я надеюсь посидеть вместе со всеми в зале, послушать, что будут говорить другие.
— Вы — выпускник школы-студии МХАТ, а когда пришло желание заниматься театром, стать театральным художником?
— Решение поступать на постановочный факультет Школы-студии было более-менее осознанным. А потом в школу-студию пришел преподавать Валерий Яковлевич Левенталь, в то время главный художник Большого театра, который набрал себе курс из нескольких человек, в том числе и я туда попал. И конечно, общение с таким мастером и его незаурядная способность увлекать тем, чем он занимается, в конце концов определило то, что я тоже захотел этим заниматься.
— Когда вы начали рисовать?
— Как все, в детстве, наверное.
— Левенталь — легендарная личность; он оформил множество очень известных спектаклей. Все-таки общение с мастером повлияло на ваш выбор, или театр был для вас чем-то значимым и до того?
— Конечно, интерес к театру был, как-то хотелось заниматься этим, участвовать, но действительно подарок судьбы — встреча с таким человеком, и я считаю, что все лучшее, все, что я умею — это в какой-то степени идет от учителя.
— Как происходит ваша работа над спектаклем? Понимаю, что в каждом случае по-разному, но, наверное, существует какая-то схема — от момента решения, что будет ставиться определенная пьеса, до премьеры спектакля.
— На самом деле каждый раз происходит по-разному. Схема в этом смысле одна: режиссер приглашает художника на выбранный материал и начинается работа. Иногда спектакль придумывается буквально за несколько минут при первой встрече, когда происходит взаимное совпадение идей, решений, а иногда это выливается в более-менее длительный процесс — о чем мы хотим рассказать историю, что мы хотим, чтобы зритель увидел...
— Вы делаете сначала какие-то эскизы?
— Естественно. Сначала просто идет какой-то разговор, потом я рисую эскизы в качестве предложения, потом делается так называемая прирезка — грубый макет, где выстраиваются в подмакетнике основные объемы и определяется принципиальное решение пространства. А дальше уже идет работа с фактурами, цветом, деталировкой.
— Возьмем, допустим, «Бесприданницу» Островского. Есть определенные художественные задачи, показать место и время действия в то числе. Например, Волгу, которая там практически действующее лицо. Как вы придумали оформление этого спектакля, учитывая и небольшую сцену театра?
— В «Бесприданнице» у нас задача была, прежде всего, каким-то образом показать мир, из которого главная героиня пытается вырваться, — отсюда возник высокий забор, от пола до потолка по периметру. Мы сознательно ушли от «интерьерного» Островского, чтобы подчеркнуть замкнутость этого мира, некоторую его провинциальность. У одной из героинь, Хариты Игнатьевны, есть замечательная реплика: «Только знай, что Заболотье — не Италия», — то есть, собственно, хотелось сделать Заболотье. Поэтому мы ушли от интерьеров, поэтому люди проходят там через щели в досках, сидят на грязных бочках, на каких-то пыльных чемоданах. И в то же самое время, поскольку действие происходит на Волге, хотелось тоже это показать, и в условиях нашей камерной сцены возникло такое решение — оторвать этот забор от планшета сцены при помощи световых и фактурных решений.
— Если говорить о спектакле «Царь Федор Иоаннович», там и Кремль надо обозначить. Это более сложная задача?
— Как раз, когда мы делали «Царя Федора», у нас такой задачи не было, мы пытались уйти от помпезности, богатства, от внешних традиционных проявлений изображения Кремля. Скорее работали с другими вещами, и костюмы, если вы помните, там совершенно простые. Сознательно не подчеркивается различие — все, от царя до стремянного, одеты приблизительно одинаково.
В этом спектакле возникли деревянные колокола, которые в некоторой степени символизируют сущность главного героя; когда изготовлена форма, но совсем не из того материала, утилитарное значение теряется.
— Вам, как художнику, ближе условный театр, когда интерьер, время действия — все обозначается условно, или академический стиль?
— Все равно в каждом спектакле существует попытка создать некий мир, в который зритель может погрузиться, а какими средствами это создается, зависит и от материала, и от режиссера, и от собственных желаний.
— Я помню, что на стандартный вопрос «Какой спектакль был для вас самым интересным?» вы отвечаете, что все спектакли по-своему хороши и интересны. Немного переформулирую: можете ли вы вспомнить спектакль, который был, с одной стороны, интересной задачей, а с другой — сложной?
— Сложно ответить. Каждый раз мучаешься, но в итоге все равно решаешь тем или иным способом. Иногда это удачно происходит, иногда не получается то, что ты хочешь, но это каждый раз достаточно мучительный процесс каждый раз.
— А в чем заключаются эти творческие муки?
— Наверное, это традиционные муки человека, который занимается любым видом творчества. В этом смысле театральные художники не уникальны.
— Вы обсуждаете с режиссером-постановщиком его видение спектакля, что он хочет от вас, но можете ли предложить свои идеи? Чтобы спектакль, в конечном счете, выглядел иначе?
— Это каждый раз происходит. Работа начинается просто с каких-то разговоров, и проследить в итоге, почему выруливаем к тому или иному результату, очень сложно. Все это происходит путем каких-то ассоциаций, желаний. Оно просто рождается и все.
— Приходилось ли вам спорить с актерами — или им с вами — по поводу декораций и прочих сценических решений? «Мне неудобно здесь стоять, мне не нравится этот костюм».
— Да, такое случается, но с этим ничего не поделаешь. Театральное производство так устроено, что актеры включаются в процесс, когда уже сдан макет и существует решение. Более того, декорации уже заказаны в мастерских, поэтому жаловаться поздно. Как правило, это все-таки касается больше костюма, и это понять можно, потому что к декорации так или иначе все приспосабливаются, а с костюмами да, бывает, что тяжело. Опять же, это издержки процесса, потому что запустить спектакль в производство надо раньше, чем он начинает репетироваться. Бывает, что приходится что-то переделывать в костюме, это нормально.
— Насколько эти сроки производства поджимают вас, насколько все надо делать быстро?
— «Горячка» иногда случается, но особых проблем я не вижу. Отпущено какое-то время на создание макета, эскизов, обычно этого хватает, мобилизуешься, если времени мало.
— Бывает ли, что хочется сделать определенное оформление, декорацию, но на это не хватает средств — приходится придумывать что-то попроще?
— Честно говоря, такого не бывало, всегда находишь какие-то компромиссные решения. Или один материал заменяется другим, или этого материала меньше, но так, чтобы радикально отказываться от решения — такого даже не припомню, потому что так или иначе все равно добиваешься того, чего ты хотел.
— Когда декорации уже готовы, их привозят, происходит репетиция, вы следите за этим процессом — как они расставлены, как закреплены, и так далее?
— Конечно. Мало их расставить, их потом еще осветить надо. Свет — это одна из важных составляющих театрального спектакля, и, естественно, когда происходит первая монтировка декораций на сцене, я нахожусь в зале практически на всех репетициях.
— Случалось ли, что когда вы смотрели уже готовый спектакль, вам не нравилась ваша работа?
— Каждый раз! Каждый раз понимаешь, что надо было делать по-другому, но с этим ничего не поделаешь.
— Большие декорации, понятно, изготавливаются в мастерских. Нужен еще реквизит, какие-то мелкие вещи, кто этим занимается?
— Смотрите, как происходит: режиссер или помощник режиссера выписывает реквизит по пьесе, просто списком. После этого список отдается мне, и я уже решаю, что нужно изготовить или купить. Что можно купить, то, понятно, не надо делать в мастерских.
— Все ли можно купить, что нужно обычно для спектакля?
— Нет, конечно. Сейчас легче, потому что появилось много магазинов, которые торгуют той же посудой, оружием. Я просто вспоминаю, что раньше приходилось делать все; реквизит, бутафорию — все делали в театральных мастерских. А сейчас делают какие-то специфические вещи, которые невозможно купить.
— Если для спектакля нужен, например, патефон, самовар, чемодан образца
— Блошиный рынок, там все это можно купить.
— Случалось ли искать у знакомых, обращаться к тем же зрителям, жителям Зеленограда — «нужны такие-то вещи, посмотрите у себя в закромах»?
— Да, конечно. Мы таким образом выпустили спектакль, который стал для меня первым в «Ведогонь-театре», «Комедию ошибок».
— Да, там было много чемоданов.
— Мы не купили ни одного, все чемоданы нам принесли жители Зеленограда. Мы отбирали эти чемоданы и, в принципе, набрали то, что было нужно. Потом спектакль вышел и уже шел в репертуаре, а чемоданы время от времени еще приносили.
— Вы работали и главным художником кировского ТЮЗа, ярославского ТЮЗа, делали спектакли не только в Москве, но и в Ташкенте, Санкт-Петербурге, Самаре, Ярославле, а также в Корее. Если сравнить с «Ведогонь-театром» — где вам интереснее?
— Большой разницы для меня нет, потому что я занимаюсь тем, чем мне нравится и занимался этим и в Кирове, и в Ярославле, и здесь, и в других театрах.
— Тот же ярославский ТЮЗ больше, чем зеленоградский театр. Вот эти размеры играют для вас какую-то роль — есть, где развернуться?
— Гораздо больше. Я работаю и на больших площадках, но и «Ведогонь-театр» меня в этом смысле устраивает, потому что можно хорошо делать что-то и на камерной площадке.
— Где можно увидеть ваши работы, кроме «Ведогонь-театра»?
— Последний спектакль, «Борис Годунов», был в прошлом году в Костроме. Костромской драматический театр к
— Вы с Александром Кузиным знакомы, наверное, еще с Ярославля?
— Нет, мы знакомы с 1984 года, по Ташкенту. Кузин позвал меня художником в ярославский ТЮЗ, мы с ним много спектаклей сделали.
— Среди ваших театральных работ есть еще две постановки в Корее, и тоже с Александром Кузиным
— Да, «Датская история» — это пьеса Шапиро по мотивам Андерсена «Гадкий утенок». А второй спектакль — Чехов, это «Предложение», «Юбилей», «Медведь» и «Водевиль».
Первый раз мы туда приехали и жили почти три месяца, пока спектакль запускался в производство, изготавливался, репетировался. Во второй раз для меня было полегче, потому что я приехал, сдал эскизы и макет, затем уехал и вернулся уже к выпуску спектакля. В чем отличие — очень качественно сделали декорации в корейских мастерских.
— В отличие от того, как их делают у нас?
— У нас делают по-разному, но все равно надо как-то больше усилий прилагать для того, чтобы декорацию точно воспроизвели. Там этого практически не потребовалось, то есть сделали буквально один к одному — просто увеличивают макет, и даже невозможно сделать никаких замечаний, потому что воспроизведено точно.
— Как принимала спектакли корейская публика?
— Они вообще очень доброжелательны и ко всему хорошо относятся, в том числе к театральному искусству. Конечно, немного странно было смотреть Чехова на корейском языке, но в целом все было очень трогательно.
— Вы как-то сказали, что театральный художник занимается оптическими иллюзиями.
— В какой-то степени. Есть специальные театральные технические средства, которые существуют для обмана зрителей.
— Вы имеете в виду, в первую очередь, свет?
— Конечно. Просто даже самая монументальная декорация, которая стоит на площадке, все равно в итоге разбирается на составные части и потом лежит на складе для декораций.
— Есть ли у театральных художников какие-то свои особые приметы или традиции, как у режиссеров или театральных актеров?
— Может быть и есть, но я их не знаю.
— Вы человек не суеверный?
— В разумных пределах.
— Как бы вы оценили нынешний уровень театральных художников?
— Все зависит от человека. Кто-то работает интересно, как молодые, так и признанные мастера? Недавно в Москве была
— Вам что-то понравилось, кого-то для себя выделили?
— Да, своих знакомых, людей, которых я знаю, с которыми я работаю.
— Когда общаешься, например, с проектировщиками или дизайнерами на эту тему, они говорят, что уровень молодых специалистов сейчас упал. Условно говоря, «рисуют на компьютере, а руками не могут». У вас есть ощущение, что молодые театральные художники, те, что приходят сейчас в театры, не вполне владеют профессией?
Есть, но я думаю, что это может быть ошибочным впечатлением. Возможно, это возрастное ощущение. Все равно есть талантливые люди, и профессия никуда не девается. Так что панических настроений нет.
Юлия Кравченко