— Есть еще одна вещь, которая объединяет — смех, великое оружие. Вспоминая Николая Васильевича Гоголя: «Мне жаль, что никто не заметил одного честного лица, бывшего в моей пьесе, а ведь было, было одно честное благородное лицо, это был смех». В этой же программе я читаю из «Голубой книги» Зощенко: «Великий французский писатель Вольтер в свое время своим смехом погасил костры, на которых сжигали людей. Мы же, в силу нашего скромного таланта, хотели бы зажечь небольшой, вроде лучины, фонарь, в свете которого людям стало бы видно, что для них хорошо, что плохо, а что посредственно. И если так будет, то в общем спектакле жизни мы сочтем нашу скромную роль лаборантов и осветителей исполненной».
Вот так я заканчиваю эту программу, потому что люди, особенно в Зеленограде, в наукограде, понимают и первый, и второй, и третий слой ассоциаций, и мне это очень интересно. Я рад, что сделана хорошая афиша, авторов видно издалека, сразу понятно, о чем речь, что ожидает зрителя — того, кто знает, понимает и чувствует. К этому Филиппенко добавит свое — личный опыт из тех далеких времен, потому что я переводчик с авторского на зрительский. А уж зрители сами будут, как присяжные заседатели, решать, что из этих воспоминаний сдать в архив, над чем задуматься. А некоторые даже говорят: «Ой, на ваших программах надо думать!»
— «Думать» — это воспринимается как тяжкое занятие?
— Тяжкое, да. «Мы пришли отвлечься, зачем нам это?». А тот, кто знает, тот как раз идет за этим. Даст бог, в декабре будет еще одна программа, в Большом зале консерватории, на афише будет стоять: «Солженицын — Шостакович». Читаю «Крохотки» Солженицына, такие короткие философские зарисовки, звучит «Прелюдия» Шостаковича в исполнении ансамбля Алексея Уткина — литературно-музыкальная композиция. Наталья Дмитриевна Солженицына, с которой обсуждали программу, её порядок, как и что, сказала: «Надо еще чуть-чуть добавить Шостаковича, чтобы отдохнуть». То есть на Шостаковиче люди уже отдыхают, потому что на «Крохотках» Солженицына с первой секунды начинаешь думать. Должна быть работа души и ума, что делать. Вот такое свойство, а если его нет — тогда не ходите на Филиппенко, идите на другой концерт.
— Творческий вечер общение с публикой, вы будете отвечать на вопросы зрителей?
— Я думаю, что отвечу на все вопросы. Начнем с ранней юности, с физтеха; в 1961 году я поступил, закончил в
— Какая публика чаще всего приходит на ваши спектакли и творческие вечера, какого возраста?
— Наверное, любого; приводят детей. Но, повторюсь, по афише становится все ясно. Те, кто не знает Аксенова, Левитанского, Довлатова, я думаю, не придут.
Хотя я сейчас вспомнил одну вещь... Экспериментальный студенческий театр еще в старые времена, в Польше, он был самый авангардный. Они придумали на афише ставить хорошо различимое издалека время начала программы. Например, 19:00 и 19:30. В 19:00 — это что-то легкое, водевиль, «Белая акация»; а 19:30 — это какой-нибудь Беккет, Мрожек серьезный какой-то. И вот издалека они видят: «Зина, что у нас сегодня в 19:30? Ой нет, не пойдем, голова болит. А в19? О, пойдем, попкорн, весело». Так что важно сориентировать сразу. «Демарш энтузиастов» — это довлатовская фраза (у него есть рассказ «Демарш энтузиаста»), она сразу вызовет и второй, и третий круг ассоциаций, на что и надеюсь.
— Я слышала разговор на автобусной остановке: двое молодых людей увидели вашу афишу и говорят: «Это который из „Мастера и Маргариты“»
— Да, Азазелло, Кащей Бессмертный — «Кащей, привет!», так меня приветствуют. Но они потом кому-то скажут, так и работает сарафанное радио.
Программу «Демарш энтузиастов», с диафильмами, слайдами, я играл в Политехническом, в знаменитой аудитории Политеатра. И реклама Политеатра шла на сайте театра «Практика», который позиционирует себя как театр современной драмы, молодежной драмы. И соответствующая публика приходит оттуда уже не первый год; именно те, кто заходит на их сайт. Мои друзья были просто в восторге не только от программы, но и от того, сколько молодежи в зале, которая ведь вообще этого времени не помнит. Что вы, какие
Не очень понятно, как приходят люди; это как будто момент судьбы. В основном это зависит от того, как работает реклама. Непредсказуема история со зрителями, но будем надеяться, что все будет хорошо. Только что вернулся из Омска, читал программу на фестивале «Молодые театры России». Я играл «Смех отцов», это сатира
— Снимаетесь ли вы сейчас в кино?
— Как-то нет. Было недавно одно интересное предложение, но я сурово поговорил по поводу текста. Опять такой Кащей Бессмертный, современная сказка.
— Очередной отрицательный персонаж?
— Не столько отрицательный, сколько надо продолжить играть в той же манере, что и в давнем «Там, на неведомых дорожках».
Я вдруг вспомнил интересную историю: одна из последних моих работ в кино, сериал «Бедная Настя». Я просто выяснял, что за технология создания таких вот классических мыльных опер. Были американские консультанты, они через переводчика говорили: «Никакой чеховщины, никакой экзюперивщины, ничего этого не надо!». Такие технологии опасны для молодых актеров, потому что привыкаешь к этой манере.
Я там в договоре себе записывал, как мне сказали: «Филиппенко — три стула». У меня было три стула, чтобы никто на них не садился. На одном я должен сидеть, на другом лежал текст, на третьем висели костюмы, чтобы не помять.
Вывод из всего этого: в новых работах надо правильно составить договор. Этого мы не умели делать. Достал тут договор в фильме «Рожденные революцией», где я бандита играл, — одна страничка и все, только обязанности, должен-должен-должен. А сейчас договоры по 300 страниц. Первый раз я такое увидел в фильме «Трудно быть богом» — я снимался довольно давно, это было совместное производство киностудии Довженко и Hallelujah Film (ФРГ); и там был американский актер. Там я увидел договор — талмуд в 500 страниц. Вот этому надо учиться у нас. Хотя агентства какие-то есть, но они, знаете, больше общие разговоры ведут, а когда про деньги надо говорить — «Это вы сами с продюсером обсудите». А зачем тогда мне агентство нужно? Улыбаться, ходить, фотографироваться, смайл, смайл, все о’кей?
Но главное, конечно, не это, а чтобы текст был. В итоге от предложений я отказываюсь, я уж лучше, знаете, Платонова и Булгакова почитаю с эстрады. А потом, помнятся мне еще уроки Михаила Александровича Ульянова. Он всегда говорил: «Сашка, актерская репутация зарабатывается всю жизнь, а рухнуть она может в одну секунду, если неудачно снимешься». И еще он говорил: «Всегда есть некий сельский учитель в маленьком городке под Красноярском, он тебя знает и помнит». А уж тем более есть научные городки, всякие научные центры как Зеленоград, Черноголовка, Новосибирск и прочее, по Уралу, по закрытым городам. Там знают и помнят. «Не снимайтесь, Александр Георгиевич, — тихонько мне на ушко говорят, — в этой „Прекрасной няне!“» Я отвечаю: «Ну попробовал, это ситком, это другая технология». Интересно работать, когда одна команда, один стиль и жанр понимают, это тоже важно.
— 6 мая вы выступили на оппозиционном митинге на Болотной площади, читали Высоцкого «Галичу». Вы сами захотели туда прийти или вас позвали?
— Я довольно давно дружу с «Мемориалом», и музеем политических репрессий «Пермь-36». Просто, на мой взгляд, не очень объективно поступают с этими молодыми ребятами, очень давят, А то, что я читаю иногда, вроде этих рассказов про скол какой-то зубной эмали или подобное, — это, извините, физтеху неприлично слушать, ухо режет эта ложь
В одной из программ я буду читать отрывки из солженицынской «Жить не по лжи», о том, что насилие всегда призывает себе в помощники ложь. Потому что насилие долго держаться не может, и ложь может держаться только насилием. Нас учили все-таки чему-то там на физтехе, корректно или некорректно поставленной задаче. А тут некорректно поставленная задача.
Суть у Шекспира. «Быть или не быть, вот в чем вопрос, достойно ль смиряться под ударами судьбы иль надо оказать сопротивленье?» Шекспир ставил вопрос, а дальше каждый выбирает для себя.
— 20 лет вы работали в Театре Вахтангова, а с 1995 года, можно сказать, свободный художник, выступаете на самых разных площадках. Где можно увидеть ваши спектакли?
— Раз в месяц играю «Один день Ивана Денисовича» в театре «Практика», ближайший спектакль 24 июня. В «Современнике» интересная работа была, «Скрытая перспектива». Интересно, я там будто на другой планете выступаю: «Современник» — это МХАТовская школа, а я вахтанговец. Ну и замечательный проект, играем с Юрским уже не помню сколько, лет пять-семь, — спектакль «Предбанник» в Театре Моссовета. Путаница в двух действиях, для умных дам, как я говорю.
А самое интересное — я уже на следующий сезон подписал договор, на сезон осень 2013 — весна 2014 года. Это филармония, зал Чайковского, будет три вечера с Александром Филиппенко. И там же в октябре будет «Демарш энтузиастов», в феврале «В поисках живой души». Гоголь, Пастернак, Есенин, Домбровский, Шаламов. Андрея Платонова пьеса будет одноактная, очень интересная, а перед 1 апреля покажу «Смех отцов», то, что я сейчас в Омске играл, где Зощенко, Довлатов. «Не надо бороться за чистоту, надо подметать», вот эпиграф ко всем моим программам.
Ну и в основном гастроли. Знаете, публика просит: «Почитайте стихи, ухо отвыкло от стихов, почитайте!» Ну что ж — читаем.
В Махачкалу поеду. Неожиданное предложение: Женя Миронов позвонил, «Театр наций» же у него — «Давайте для Кавказа, для русскоязычного населения» Я выяснил, что в Махачкале есть театр, и на территории этого театра я почитаю Гоголя и Зощенко — там чуть повеселее, чтобы положительных эмоций было побольше. Смех будет спасать нас, вот о чем речь.
Zelenograd.ru благодарит Дмитрия Дерябова (Концертно-Продюсерское агентство «ВИП-КОНЦЕРТ»)
Юлия Кравченко
фото c сайта viperson.ru