фото vashdosug.ru

— Иосиф Леонидович, скоро вы приедете в Зеленоград, а не так давно мы видели спектакль «Школы современной пьесы» на другой нашей площадке.

— Да, мы несколько месяцев назад играли в Зеленограде спектакль «А чой-то ты во фраке?» Мы вообще довольно редко — что неправильно и несправедливо — играем в маленьких городах. Мы очень много гастролируем за рубежом, в прошлом году была и Америка, и Австрия, и Армения, и Болгария. Ну а, например, Киев или, допустим, Екатеринбург и Нижний Новгород — это все регулярно, поэтому мы просто не успеваем доехать к тем, кто близко. При этом Зеленоград — это же город серьезный, со всеми, скажем так, театральными возможностями.

— Вы имеете в виду сценические возможности?

— Я имею в виду, прежде всего, среду и людей. Театр — это те, кто играет, и те, кто смотрит; очень важно, что есть люди, которые готовы воспринимать театр. Сегодня, к сожалению, то, что творится с нашим телевидением, с нашими СМИ, людей как-то так перевернуло. Я не то чтобы поражен и удивлен, но… В последнее время разговариваю с разными людьми, причем это люди с высшим образованием, и они говорят, что никогда не бывали в театре. Вот недавно говорил с человеком, который окончил юридический факультет, следователь по профессии, и тоже — «никогда не был в театре». Собственно, поэтому очень важно, что в Зеленограде есть люди, которые понимают театр.

— Зеленоград — московский округ, но фактически находится в Подмосковье. К нам чаще привозят антрепризу.

— А это не только у вас. К огромнейшему сожалению, антреприза сегодня — это бич русского театра, это катастрофа. Это какая-то диверсия в адрес всей русской культуры. Правда, то, что происходит даже на центральных каналах ТВ — это такая же диверсия.

— В афише заявлено, что вы расскажете об Одессе, в которой выросли, об известных людях, с которыми встречались. Такие творческие вечера у вас проходили не раз; расскажите, какова программа, в каком формате все происходит?

— Да, вечера бывают достаточно регулярно. В основном, как ни странно, за рубежом. У меня был цикл вечеров в Америке, Германии. Собственно, практически во всех крупных европейских городах — во Франции, Испании, Италии — есть русские общины, это наши эмигранты, люди, которые помнят, знают театр или читали мои книги, или смотрели телевизионные фильмы. Поскольку я уже давно работаю, таких людей много, поэтому и вечеров довольно много. И в Москве не так давно прошел вечер в Центральном доме работников искусств. Вот 21 декабря будет большой вечер в Центральном доме литераторов; но это, скорее, такой писательский вечер, в основном по моим книжкам.

Вы знаете, я никогда не строил какую-то жесткую программу вечера, потому что всегда не хватает времени. Буду совсем немного читать как артист; даже не как артист, а как человек, представляющий какие-то произведения. Я с удовольствием почитаю русскую классику и, надеюсь, с неожиданной для зрителя трактовкой.

Конечно же, расскажу о нашем театре — то, что нельзя ни услышать где-то в другом месте, ни прочесть. Театру в этом году исполняется 25 лет, на эту сцену выходили в разное время Любовь Полищук, Людмила Гурченко, Алексей Петренко; в последние годы здесь пел и читал свои стихи, и, собственно, все свои последние выступления проводил Булат Шалвович Окуджава. Здесь работала Мария Владимировна Миронова, Михаил Андреевич Глузский до последних дней своей жизни. И до сих пор это прославленная труппа; мне есть, что рассказать об этом театре. Мы основали его с Любой Полищук и Альбертом Филозовым; к счастью, Филозов до сих пор ведущий артист. Сегодня это одна из самых звездных трупп в Москве — здесь 12 народных артистов, и так далее, и так далее…

Поскольку я довольно регулярно пишу, выходят книги, я как-то коротко их представлю. Кроме театра я много занимаюсь педагогикой, руковожу режиссерской и актерской мастерской театральной академии ГИТИСа. Наверное, кому-то будет интересно, что это такое, как учат быть артистом или режиссером. Преподаю также во многих театральных вузах мира: в Рочестерском университете, Высшей киношколе Рима, например, — в общем, есть что сказать и показать.

Занимаюсь много лет таким странным спортом — экспедициями, гонками, путешествиями по бездорожью. Это экспедиции в труднодоступные уголки мира, непроходимые места. И вместе со своими коллегами снимаю фильмы об этом, потом монтирую. Надеюсь показать два-три эпизода из этих фильмов, потому что последние путешествия были очень интересными, просто невероятными — это Новая Зеландия, это Китай; причем не привычный Китай, а со стороны пустыни Такла-Макан.

— О чем вас обычно спрашивают на творческих вечерах?

— Вы знаете, обо всем. Естественно, очень многие интересуются театром, артистами — а как мы с ними столько лет работаем, ссоримся или не ссоримся, как делаются спектакли? Многие помнят наши работы по телевизионным фильмам, скажем, «Пришел мужчина к женщине» с Альбертом Филозовым и Любовью Полищук, которые я снимал 25 лет назад. Этот фильм бесконечно показывают, поэтому люди его помнят, их интересует, как этот фильм снимался. То есть, люди готовы к разговору.

Есть и другие вопросы, не связанные с театром. Я в последние годы участвую в политической жизни страны.

— Да, вас многие знают и по ТВ-программам, где вы дискутируете с разными людьми.

— Да, ту встречу с Жириновским я проиграл, но получил тысячи откликов. И потом, я веду блог на «Эхе Москвы», все время что-то пишу, получаю много комментариев. Очень много тем, на которые можно разговаривать, и по поводу которых будут задавать вопросы, это безусловно.

— В дискуссионных передачах мы видим смонтированную, а значит отредактированную версию?

— Нет. Передачи «Воскресный вечер с Соловьевым» и «К барьеру» — это прямой эфир. Единственно, когда, например, в воскресенье или четверг такая передача записывается, она идет в прямом эфире в 3:30 и транслируется на Владивосток и Хабаровск. До Москвы она доходит уже ночью; теоретически и технически могут что-то чуть подрезать. Но на самом деле это прямые передачи, только поэтому я в них и участвую.

А есть передачи, в которых я принципиально не участвую, хотя очень зовут — к Малахову, например.

— Вы писали в своем блоге, что отказали ему.

— Зовут с завидной регулярностью уже много лет: «Все-таки давайте…» Я отвечаю, что не приду никогда, потому что это желтая и пошлая передача.

Я бываю на Первом канале, прихожу к артисту нашего театра Александру Гордону — на какой-нибудь открытый показ или дискуссии. То есть хожу к людям, позицию которых могу не разделять, но как минимум уважаю.

— Перед началом нынешнего театрального сезона вы собрали труппу и сказали: «Творческие планы грандиозны, финансовое обеспечение — чудовищно». Эта история освещалась в прессе. Затем вы встретились с руководителем департамента культуры Сергеем Капковым, после чего написали в блоге, что диалог был конструктивным. Вы о чем-то договорились?

— Да, Сергей Александрович выполнил все обязательства. Почему я вынужден был, скажем так, сорваться? Потому что мы ровно год назад договорились о финансировании театра, об увеличении количества премьер и еще по нескольким принципиальным вопросам. Прошел год, ничего не произошло. Я совершенно серьезно хотел доработать до юбилея театра, до 27 марта, и остановиться. Потому что если театр не нужен государству, то… Это игрушка, безусловно, это надстройка; культура всегда финансировалась по остаточному принципу. Но либо она нужна — и тогда на нее тратятся, либо нет.

И дело здесь совершенно не в Капкове. То, что он делает в последние годы, мне кажется абсолютно верным и интересным. Да, он делает это резко, что называется, по живому. Но делать это нужно. Это его право, и я это право поддерживаю — таким образом строить культурную политику и так влиять на жизнь московских театров, как он это делает. А мое право — таким образом влиять на жизнь театра.

К счастью, он меня понял, услышал, и сегодня все финансовые проблемы решены. Мы выпускаем вторую подряд и очень сложную премьеру. Сложнейшая сценография, очень сложный свет, дорогие и сложные костюмы, приспособления, перестройка зрительного зала. Премьера состоится 19 октября, в лицейский день, спектакль называется «Спасти камер-юнкера Пушкина». Буквально через месяц, 14-15 ноября, выпускаю вторую премьеру, где в главных ролях заняты Альберт Филозов и Татьяна Веденеева. На следующий день уезжаю репетировать в Национальном театре Болгарии, а в январе буду репетировать спектакль в Чикаго. В марте мы начинаем огромную совместную работу с венским театром «Шаушпильхаус». К чему я все это — чтобы все успеть, много сделать, к сожалению, нужно быть обеспеченным.

— Московские театры живут за счет бюджета, хотя занимаются и коммерческой деятельностью, но при этом финансирование зависит от ряда критериев. Например, в государственной программе «Культура Москвы 2012 — 2016» приведены эти показатели. Понятно, что это, прежде всего, посещаемость: сколько билетов продано, сколько спектаклей поставлено, сколько людей их посетили. Есть еще критерии «количество мест в зале, а также «количество поддержанных инновационных молодежных проектов и творческих инициатив» и «количество мероприятий».

—  Всё так. Если раньше, при советской власти и позже, театр был «местом, где идут спектакли», то сейчас он попал в сложное конкурентное поле. Телевидение, естественно, кино, но самое главное — интернет, быстрая и насыщенная информация. Поэтому одних спектаклей сейчас мало. Но еще до появления у нас интернета я придумал как раз то, что в этом документе подразумевается под мероприятиями. У нас это происходит с первых дней жизни театра каждый месяц: поет Елена Камбурова, на эту сцену выходили и проводили свои вечера Андрей Вознесенский, Булат Окуджава, Белла Ахмадулина. Здесь проводятся клубные, посвященные какой-то теме дни, в которых принимают участие не только артисты, режиссеры или творческие сотрудники нашего театра, но и многие наши друзья и коллеги. Кроме того, мы уже много лет проводим конкурс «Действующие лица» — это самый крупный в мире конкурс русскоязычной драматургии.

Вот стоят книги, видите? — это лучшие пьесы двухтысячных годов. Каждый год выходит том из десяти лучших пьес мира на русском языке, а присылается на этот конкурс от 300 до 500 пьес.

Уже много лет в нашем театре проходит фестиваль «Класс молодой режиссуры». Мы находим не просто молодых режиссеров, а даже еще не получивших дипломы, причем приезжают режиссеры не только из ГИТИСа, ВГИКа, Щукинского училища, но и из Киева, Болгарии. И получают возможность показать свои творческие программы, поставить отрывок из этих никогда не ставившихся пьес. Мы с каналом «Культура» уже много лет делаем такие совместные проекты.

Я могу долго перечислять… Мы давно культурный центр, но неважно, как себя называть. Это нормально, чтобы зрители, приходя в театр за полчаса до спектакля, не слонялись по фойе. Наше фойе давно превращено в филиал музея современного искусства и называется «Картинная галерея «Комната»»; экспозиция меняется каждый месяц.

— Вам не предлагали официально переименоваться в театральный культурный центр, как это происходит в других театрах?

— А зачем, какая разница, как это называть? Вы совершенно правильно сказали, что главное — сколько людей придет, вот это важно.

— Главное, чтобы это понимали чиновники, которые решают судьбу театров.

— Ну что мне воспитывать чиновников. Повторюсь, с моей точки зрения, Сергей Капков и его первый заместитель, которую я хорошо знаю, мощный театральный продюсер Евгения Шерменева, — они понимают, что делают. Из-за того, что они делают, многие мои коллеги раздражены и боятся потерять нечто устоявшееся, теплое место. Но мне кажется, в результате это справедливо, это попытка дать возможность работать альтернативному театру.

— «Школа современной пьесы» — это театр мировых премьер, здесь впервые было показано множество спектаклей по пьесам современных авторов.

— Мы всегда ставим первыми. За 25 лет было только одно исключение — классическая «Чайка».

— Что вы скажете о современной драматургии в принципе? Есть что ставить?

— Знаете, когда я слышу от своих коллег и товарищей «ой, нет современной пьесы, нужно еще раз поставить Чехова, Островского, Шекспира», я про себя думаю — товарищи либо ленивы, либо необразованы, либо хотят в очередной раз потешить свое тщеславие. С моей точки зрения, сегодня у нас очень талантливая драматургия. Я уж не говорю о таких классиках современной драматургии как, скажем, Гришковец, Курочкин или братья Пресняковы, но регулярно появляются совсем молодые драматурги, которые ставят очень интересные творческие задачи.

Другое дело, что мы существуем в других традициях и канонах, мы существуем в другом опыте, и очень тяжело сказать себе: «Давай-ка я рискну и попробую по-другому». Постановка современной пьесы — это всегда большой риск. Образно говоря, одно дело сделать в хорошем, добротном доме ремонт, то есть поставить классическую пьесу мирового репертуара; другое дело — в чистом поле построить дом заново.

— Режиссеры ведь ориентируются на своих актеров: кому играть, какая раскладка на артистов.

— Естественно, но у меня, к счастью, такое количество замечательных артистов, что дай бог, чтобы им всем хватило ролей. Все равно кто-то остается неудовлетворенным. Моя однокурсница и подруга Ирина Алферова все время жалуется, что я недостаточно ее загружаю, а Татьяна Васильева говорит, что нет достойной ее пьесы. И Филозов, хоть и играет каждый год премьеру, говорит, что ему мало работы. И успевает еще сыграть в соседнем Театре Наций у замечательного режиссера Андрея Могучего. Но я приветствую, когда такой мастер как Филозов играет у выдающегося режиссера. Это не пошлая антреприза для зарабатывания денег, в которой играют некоторые мои артисты. С такими артистами я, к сожалению, вынужден расставаться, даже если это профессиональные и талантливые люди.

— Даже если это не мешает основной работе в театре?

— Работал в нашем театре много лет народный артист Юрий Чернов, артист очень хороший. Вот я спрашиваю: «Где Юра?» «У него антреприза». Снова — «Где Юра?» «Он отъехал». «Ой, у него какой-то концерт». «Он снимается в какой-то ерунде…». В какой-то момент я, естественно, перестал Юру и в спектаклях занимать, и внимание на него обращать. Но его радостно подхватил театр Сатиры, который сам, к сожалению, превратился в антрепризу. Ну, пусть живет и работает в театре Сатиры.

— Есть еще один стереотип, кроме «нет современных драматургов», — «нет хороших молодых актеров».

— Это ровно такое же заблуждение. Другое дело, что сегодня очень разнятся понятия «хороший артист» и «популярный артист». Хороший артист владеет актерским мастерством, технологией; у него есть содержание, аура. Такие молодые артисты есть, и в большом количестве, я это знаю очень хорошо. Регулярно смотрю экзамены нашей кафедры, где много актерских мастерских, там замечательные педагоги — тот же Женовач, Кудряшов, тот же Леонид Ефимович Хейфец, Евгений Каменькович — главный режиссер театра Фоменко. Они воспитывают прекрасных артистов.

Но сейчас, чтобы стать популярным, артист должен появляться на экране. И сегодня огромное количество не артистов, а просто неизвестно кого — мальчиков и девочек, понаехавших, извините за выражение, с периферии и не то чтобы не умеющих, а просто боящихся выйти на сцену; они заполонили все эти сериальные проекты. Их узнают, они известны, но это не значит, что они хорошие артисты. Они чаще всего артисты очень плохие. Все-таки артист должен уметь играть в ансамбле, и всегда в хорошее кино приглашали театральных актеров. Хороший театральный актер выйдет и сыграет вам на экране все, что хотите, а когда даже самый известный сериальный артист выйдет на сцену — будет видна его абсолютная пустота и непрофессионализм.

— Дом 29 по Неглинке, где находится «Школа современной пьесы», — старинное здание, памятник архитектуры. Вы давно собирались заняться его реконструкцией, это происходит?

— Да, занимаемся; все это тянется много лет, к сожалению. В очередной раз будем ставить ремонт на 2014 год. Это палка о двух концах. С одной стороны, это надо делать; с другой — страшно выйти отсюда и пустить строителей. Попробуем, посмотрим.

— А сами стены вам помогают?

— Да, это точное определение — стены помогают, дом намолен. Здесь часто бывали Чехов, Толстой, Достоевский, Тургенев, Чайковский, профессора Московского университета. Здесь был ресторан Люсьена Оливье, который дал миру этот самый русский салат с французским именем. Когда мы вошли сюда 25 лет назад — ох, дому двести лет!.. Мы всего лишь восьмую часть этого времени здесь живем и тоже «надышали» и «намолили».

— С кем вы ездите в экспедиции и экстремальные путешествия? Это, наверное, опытные люди.

— Вот у меня на стене висит портрет одного из наших государственных лидеров.

— Не узнаю…

— Вы и не узнаете, это я его так сфотографировал, — это Чубайс. В основном экспедиции представляют спортсмены, то есть профессиональные люди. Они называются гидами, но большинство из них мастера спорта и чемпионы мира по разным видам спорта — прыжкам с парашютом, например, или по рафтингу, по преодолению водопадов. Но в этом участвует и несколько непрофессиональных людей. Я много лет участвую в экспедициях с моим товарищем (сейчас я, может быть, вызову гнев некоторых ваших читателей), которого я считаю практически гением, выдающимся человеком нашего времени, — с Анатолием Борисовичем Чубайсом. Я дружу с ним много лет, мы состоим в одном экипаже, даже если не садимся вместе на квадроцикл или багги. Недавно преодолели пустыню Каракумы, были в Иране, буквально неделю назад вернулись.

Для меня это всегда еще и экспедиция в какие-то неизвестные мне сферы науки, политики, философии. Например, комментарии к разработкам по нанотехнологиям, которые я от него слышу, невероятны. Правда, и я не остаюсь в долгу — читаю ему лекции по теории драмы, например, или по проблемам жанра.

— Очень интересно. А его лекции вы понимаете, в технической части?

— Там, где не понимаю, прошу объяснить. Например, недавно он мне очень подробно рассказывал о колоссальной проблеме, которой занимается РОСНАНО. Это, страшно сказать, вопрос бессмертия. Можно, конечно, усмехнуться, но, тем не менее, проблема уже решается. Практически решено воссоздание любого органа человека, воссоздание адресной доставки лекарства в определенную клетку, и так далее. Я даже сам по этому поводу могу уже кое-что рассказать.

Юлия Кравченко