Мария Кашлина

— Е.П.: Давайте начнем с вопроса о статусе школы — «Согласие» одна из старейших частных школ Зеленограда, но что вы понимаете под словом «частная» и «некоммерческая»?

— М.К.: Школа частная потому, что существует исключительно на деньги родителей, и некоммерческая потому, что в бюджете школы не заложена прибыль. Все деньги идут на оплату работы учителей, обеспечение учебного процесса, аренду здания, оплату автобуса, который привозит в школу детей из Зеленограда, и т.д

— Е.П.: По сути, получается, что родители вскладчину организовали школу. Так и началась её история?

— М.К.: В 1994 году собралась группа родителей, которые захотели учить своих детей иначе, чем в государственной школе. И вместо того, чтобы уйти на семейное обучение, они решили обеспечить детям социум. Таким был наш первый класс, там было 27 учеников. Мы начинали, как государственная школа — нашли школу, которая согласилась открыть у себя такой экспериментальный первый класс с собственной программой и методиками.

— Е.П.: Самый, наверное, популярный вопрос — сколько сейчас стоит обучение в школе?

— М.К.: 19 тысяч рублей в месяц плюс вступительный разовый взнос 25 тысяч рублей. Сумма большая, но объяснить на что идёт оплата очень легко — все наши расходы на виду. Так сложилось, что наши ученики не из самых обеспеченных семей, поэтому оплату мы стараемся удерживать на минимально возможном уровне.

Елена Сачкова

— Е.П.: Вы уже сказали, что семьи у вас не самые богатые — я знаю, что у вас учится много детей из многодетных семей, буквально половина учеников. Почему так происходит?

— Е.С.: Да, действительно, у нас много многодетных семей. Думаю, потому, что проходя с первым ребенком путь обучения, наши родители убеждаются, что этот путь может быть интересным и захватывающим всю семью. Тогда они приводят к нам следующих детей, сначала в наш детский сад. Я сама прошла такой путь. Среди педагогов школы есть люди, которые сознательно пришли к учительству от родительства — коренным образом поменяли свою судьбу и стали учителями.

Многодетные семьи пользуются в школе льготной оплатой, есть скидка на каждого второго, третьего ребенка. А четвёртый и все последующие дети из одной семьи учатся бесплатно, у нас есть семьи и с пятью детьми… А еще можно получить льготу по оплате, если ты каким-то образом занимаешься школьными делами. Их очень много — ведь вся школьная деятельность лежит на плечах родителей и учителей.

— Е.П.: А как родители к этому относятся? Ведь сейчас далеко не все родители вообще заинтересованы приходить в школу — сдал ребенка и всё, если учится нормально. У вас какие-то другие родители?

— Е.С.: Конечно, бывает по-разному. Здорово, когда получается объяснить родителю нужность участия в школьной жизни ребенка. Но, к нашей радости, у нас много родителей, которые с удовольствием участвуют в делах школы, в том числе хозяйственных. У нас очень много замечательных родителей, которые живут по редкому принципу «Если не я, то кто?»

— Е.П.: Тогда, в общем, понятно, почему это многодетные родители. Они изначально на это настроены — на жизнь со своими детьми, на эти приоритеты.

— Е.С.: Да, и надо сказать, что у родителей между собой завязываются очень теплые отношения — они по-настоящему начинают дружить, ходить в гости, общаться семьями. А еще у нас бывают «Родительские посиделки», когда родители могут собраться в школе, даже без учителей, порукодельничать, попеть песни, прийти со своими пирогами…

— Е.С.: У нас есть замечательные папы, которые делают для школы то, чего не могут сделать мамы, или даже организуют детей и вместе с ними делают новые вешалки для гардероба, калошницы для сменной обуви и т.д…

— М.К.: На самом деле родители не только работают — у нас много мероприятий из разряда хобби или развлечение. Есть совместные праздники с детьми, родители могут ставить спектакли, ходить с детьми в совместные походы. За 11 лет школьной жизни наши ученики много путешествуют, минимум один раз за учебный год каждый класс совершает поездки согласно программе — в Германию, в Крым, по Золотому кольцу России, на Байкал, по лесам, рекам, городам и в горы — вместе с учителями и с родителями.

— Е.П.: Что вообще мотивирует родителей приводить к вам детей? Кто ваша целевая аудитория: может быть, это какие-то особенные дети или дети, которым просто плохо в обычных школах — поэтому родители предпочитают отдавать их в «Согласие»? Или родители просто хотят своим детям психологического комфорта? Или они следуют идеям осознанного родительства, разделяют именно вальдорфскую идеологию образования и т. д. Такие мотивы бывают?

— М.К.: Вряд ли есть вообще педагогика, которая подходит всем — всегда найдутся люди, которые скажут: «У нас это не сработало», и у нас были такие семьи, хотя, честно скажу, не много. А по поводу целевой аудитории мне кажется, что в первую очередь наши родители — это все-таки родители ищущие, а не плывущие по течению: «Ребёнок родился, пошел в садик…»

— Е.П.: Они хотят для своих детей какого-то особого образования?

— М.К.: Да, они ищут какого-то особого образования. Именно ищут. Изучают, читают, знают разные методики, зачастую готовы их сравнивать. Это очень думающие люди.

— Е.С.: Готовые взять на себя ответственность за то, что они делают.

— Е.П.: Про вальдорфскую педагогику — изначально в основе метода лежала антропософская философия Рудольфа Штейнера начала ХХ века. Насколько вы сейчас наследуете эти идеи? Или всё превратилось уже во что-то совсем другое?

— Е.С.: Антропософские идеи как идеи философские — очень общие. Рудольф Штейнер основал первую вальдорфскую школу и совместно с первыми учителями заложил основные принципы, которые и по сей день сохранили свою актуальность. Жёстких методик нет, есть направление, в котором творит учитель. Ведь педагогика — это искусство, а не конвейер. Конечно, сейчас у нас совсем другое время, другие дети и другая страна. Но эти принципы живы по сей день.

— М.К.: Причем, это понятно всем педагогам во всех школах и во всех странах — что сейчас уже совсем не те дети, о которых думали вальдорфские педагоги сто лет назад.

— Е.П.: А педагогов вальдорфских школ учат в русле определенной философии, по каким-то определенным программам? Кто такой вальдорфский педагог, откуда он берется?

— Е.С.: Наверное, главное — это взгляд на ребенка. Та философия, которую пытался объяснить Рудольф Штейнер: что из себя представляет ребенок, почему у ребёнка в разном возрасте разные потребности. И при обучении вальдорфского учителя об этом очень много говорят.

— Е.П.: То есть, сейчас это некая методика, отталкивающаяся от развития ребенка?

— М.К.: В центре вальдорфской педагогики стоит ребенок и знание того, что он из себя представляет в конкретном возрасте, на разных этапах своего развития. Отсюда и программа, и методы, и стиль общения с учениками.

— Е.С.: Например, 9-летнему ребенку будут очень к месту определённые знания по математике, по истории и т. д.

— Е.П.: Какой объем знаний вы даете, насколько ваши учебные программы отличаются от обычных школьных?

— Е.С.: Объем знаний у нас дается стандартный, как в государственных школах, потому что мы должны выполнять базисный учебный план. В конце четвертого класса, девятого класса и одиннадцатого класса наши дети имеют все знания, положенные в традиционной школе.

— Е.П.: Ученики проходят какие-то государственные проверки на этих этапах?

— Е.С.: Девятый и одиннадцатый классы сдают экзамены в государственной школе — это одна из московских школ, с которой заключен официальный договор. Там наши дети пишут ГИА и ЕГЭ. Предварительно девятый и одиннадцатый классы еще пишут в течение года диагностические работы по предметам, которые государство определяет на конкретный год. Например, в один год решают проверить географию, в другой год смотрят, как во всех девятых классах с физикой и так далее.

— Е.П.: Значит, по образовательным программам вы достаточно свободны между четвёртым, девятым и одиннадцатым классами? Можете не в один год впихивать в детей всё, что положено, а перераспределять материал?

— М.К.: Да, и мы этим пользуемся. И обязательно знакомим родителей с учебным планом, они должны хорошо понимать, в каком классе что происходит и почему.

— Е.П.: Сейчас мы поговорим подробно о предметах, но сначала два вопроса о мнениях или заблуждениях по поводу вальдорфской школы. Первое: школа «Согласие» дает скорее гуманитарное образование. Это так или нет?

— М.К.: Нет.

— Е.С.: Буквально совершенно на днях мы очень сильно радовались за одного из первых наших выпускников, который блестяще закончил Бауманский университет, перешёл в аспирантуру и устроился на очень хорошую работу. Это уж явно не результат гуманитарного образования.

— Е.П.: Второе распространенное мнение: школа «Согласие» больше ориентирована на начальную ступень обучения, чем на старшие выпускные классы. Есть такое или нет?

— Е.С.: Надо сказать, что в нынешних условиях существования в России методики вальдорфского преподавания на старшей ступени осуществляются с большим трудом. В старших классах мы фактически сильно приближаемся к обычной школе. Нам есть с чем сравнить: у нас есть партнерская школа в Германии, такая практика зарубежных партнёрских школ вообще принята во всех вальдорфских школах России, которых чуть больше 20. Наша школа тоже завязала такие отношения пять лет назад, к нам приезжают каждый год классы из немецкой школы города Тюбинген — это небольшой город около Штутгарта — и наши ребята тоже ездят туда классами в двухнедельные поездки. По желанию дети, которые очень заинтересованы, могут потом поехать туда на более длительное время, до трех месяцев. Так вот, мы своими глазами увидели в Германии, что такое вальдорфская школа старшей ступени. Ну, и что делать? Мы только облизнулись. Для этого школе нужна очень крепкая материальная база. Настоящие лаборатории, настоящие мастерские…

— Е.П.: То есть, дело в ваших ограниченных возможностях как некоммерческой организации? А в Германии государство поддерживает вальдорфские школы? Они получают какие-то гранты?

— М.К.: Да, в Германии вальдорфские школы финансируются государством, и не только в Германии.

— Е.С.: В Тюбингене большая вальдорфская школа, около 800 учеников, с классами по 30 человек.

— Е.П.: Наряду с обычными школами там есть вот такая большая, на 800 человек, вальдорфская школа?

— Е.С.: Да. У неё большая территория, два четырехэтажных учебных корпуса, отдельный корпус со спортивным залом, актовым залом, с мастерскими, отдельный корпус с большой столовой, с помещением для занятий живописью. Это просто сказка.

— Е.П.: Почему государство в Германии заинтересовано в такой школе? Наше государство никакого интереса к вальдорфским школам не проявляет, насколько я понимаю. Там они финансируется, как все частные школы, которые как-то доказали свою полезность?

— М.К.: Да. Я так понимаю, что они действуют исключительно рыночным способом, на базе конкуренции — видят, что есть спрос… Понимаете, там ведь совсем другая история, многие вальдорфские школы в Германии образовались после войны, а в период нацистов все вальдорфские школы были закрыты. Потом, когда война закончилась, появились энтузиасты, которые решили восстановить эти школы, и государство их очень сильно поддерживало.

— Е.П.: Возвращаясь к школе «Согласие» — в России своя собственная история отношений с государством…

— Е.С.: Да, это размышления по поводу нашей старшей школы. Ну и, конечно, классически нам нужно 12 лет для обучения, а не 11, как в России. Сейчас у нас старшеклассников меньше, чем учеников в начальных классах.

— М.К.: Для развития старшей ступени нам нужны другие возможности. Но надо сказать, что большинство наших старшеклассников, если они все-таки принимают решение перейти в другие школы — либо во всем известный лицей 1557, либо в специализированные классы — они осуществляют свои планы. У нас уже было много ребят, которые, уйдя из нашей школы, закончили потом лицей, какие-то химико-биологические классы и так далее. Образование, полученное у нас, это позволяет.

— Е.П.: Как заканчивают школу «Согласие» её выпускники — в какие вузы они поступают?

— М.К.: — С 2005 года выпускники школы становились студентами вузов различной направленности: МИЭТа, МГПУ и МГППУ, ИМБО и МГАДА в Зеленограде, МГУ (географический факультет), МГТУ им. Баумана, МАИ, Института телевидения и радиовещания, Суриковского училища, Института музыки им. Шнитке, МГУКИ, Медакадемии им. Сеченова и РГМУ им. Пирогова, МФЮА, МГПУ им. Ленина.

— Е.П.: Что сейчас представляет собой школа «Согласие»? У вас ведь новое здание - как там движется ремонт, что сделано внутри?

— М.К.: Здание у нас трёхэтажное, кирпичное в посёлке Голубое, с большим участком, на берегу пруда, рядом с лесом. Там у нас учатся 11 классов и размещены две группы детского сада. Нам бы хотелось ещё расшириться, мы очень любим простор. Но пока мы можем позволить себе аренду такого здания. Ремонт уже практически завершен, учёба идёт вовсю.

— Е.П.: С какого возраста набирают детей группы детского сада?

— М.К.: Младшая группа — с двух до четырех лет, старшая — с четырех до семи лет. В старшей группе сейчас 20 человек, она может принять еще 7 человек, исходя из размеров помещения. А в яслях 7 человек и еще 7 можно принять, исходя из разумного подхода к воспитанию маленьких детей. В группе постоянно работает не меньше двух педагогов, они меняются: утренняя смена и вечерняя смена

— Е.П.: Сколько учеников в классах школы?

— Е.С.: В первом классе сейчас 13 детей. Мы всегда очень радуемся, когда дети из нашего садика переходят в школу, плюс часть детей родители приводят со стороны. Во втором классе в настоящий момент 10 человек, в третьем — 8, в четвертом — 10. У нас никогда не было особо больших классов с тех пор, как школа перестала быть государственной и перешла на систему самофинансирования.

— М.К.: Хотя чем больше класс, тем больше у ребенка возможностей в социальном развитии.

— Е.С.: Да, совсем неправильно родительское мнение, что нужно искать малокомплектную школу, если, конечно, речь не идет о ребенке с особенностями развития, которому по медицинским показаниям это нужно. Всем остальным детям нужен социум. 40 человек это уже много, но 5 человек в классе — это явный минус.

— Е.П.: В каком режиме проходит учёба в школе? Это обычная школа с обычными уроками?

— Е.С.: Первый класс обязательно имеет каждый день прогулку. Начиная со второго класса, у детей по пять уроков в день. Начало в 8:30, заканчивается учеба в 13:15, в 13:45 автобус может развести детей по городу или их забирают родители. В старших классах бывает и по шесть, и по семь уроков, до 15:30. После уроков дети разъезжаются по домам, если у них нет никаких школьных дел: готовить какой-то праздник, работать над проектом, индивидуальные занятия с учителем.

— Е.П.: Индивидуальные занятия тоже есть? А кружки, студии, дополнительное образование?

— Е.С.: Индивидуальные занятия с детьми — это продолжение работы учителя, они проводятся, если он видит в этом необходимость, либо по просьбе и пожеланию ученика, такое тоже бывает… Это правильная индивидуальная работа — либо ты должен помочь ученику продвинуться, либо помочь ему не отстать.

— М.К.: Для начальной школы есть продленка до 18.00, и на эту продленку всегда приходят руководители кружков и проводят занятия. Иногда эти кружки платные, иногда бесплатные. Это могут быть дополнительные занятия музыкой, изобразительным искусством, лепка…

— Е.П.: В начальной школе все предметы обычные, или вы добавляете что-то свое?

— Е.С.: В расписании всех классов, с первого по одиннадцатый, есть занятия музыкой, инструментальной и вокальной — у нас есть и хор, и ансамбль. Музыка в нашей школе — это практические занятия, в этом наша принципиальная позиция: дети должны все делать по-настоящему. Например, оригами это хорошо, но если ты просто сложил что-то и выбросил в мусорное ведро, то этим лучше не заниматься. Когда мы занимаемся с детьми ремеслом (в младших классах это рукоделие, в старших классах ремесло) — они знают, что они делают: вяжут себе шапку или делают подставку для хлеба и несут ее домой и т. д. Если им дают в руки музыкальный инструмент, то не для баловства, а чтобы в конце года на музыкальном фестивале каждый класс выступил, как небольшой камерный ансамбль.

— Е.П.: И музыка вписана в ежедневное расписание? Может быть, поэтому вас считают гуманитарной школой?

— Е.С.: Возможно. Но без этих уроков совсем никак, я как учитель музыки это говорю. Музыка, как и языки, требует постоянных занятий. С третьего класса вводится нотная грамота — не потому, что мы жалеем первоклассников, а потому что именно в 9 лет ребенок в состоянии понимать такие вещи, как дроби.

— Е.П.: По математике дети к этому времени доходят до дробей?

— М.К.: Да, тогда же говорится о длительности, высотности звуков. Вообще, вальдорфская программа — это очень интересная штука, в ней все предметы связаны друг с другом.

— Е.П.: А основные предметы, математика, русский язык — есть какие-то отличия от школьных уроков? Какие учебники используются, обычные или какие-то специальные? Или вообще, может быть, нет учебников?

— М.К.: Учебниками мы пользуемся, но в основном для того, чтобы дети выполняли домашние задания. Их часто не носят в школу вообще, а преподавание ведется по программе, которая может отличаться от учебника, какие-то темы могут быть переставлены.

— Е.П.: Учитель сам разрабатывает программу, или есть какие-то общие программы для вальдорфских школ?

— М.К.: Есть общие рекомендации, в частности, учитывающие возрастные особенности ребенка. Поэтому некоторые темы в математике, например, переставляются из класса в класс — скажем, из четвертого в пятый.

— Е.П.: А на русском языке вы пишете эти бесконечные ряды палочек, занимаетесь каллиграфией?

— Е.С.: При обучении письму у нас есть очень сильные особенности, и мы об этом обязательно предупреждаем родителей: «Ваши дети попадут в волшебный первый класс, который пройдет совсем не так, как первый класс обычной школы». Во-первых, дети начинают учиться писать с восковых мелков, сначала очень толстых, похожие на кирпичики, потом как толстые карандаши. Они пишут на больших листах А3, весь первый класс — печатными буквами, рисуя буквы, воспринимая их и узнавая их из историй, как образы. Из историй, связанных с разными чувствами, приходят гласные. Из историй, связанных с природой, с окружающим миром, приходят согласные. И на это уходит целый год.

— Е.П.: Но ведь в школы сейчас принимают детей, которые знают все буквы и даже уже читают?

— Е.С.: Мы принимаем детей, даже которые вообще не знают ни одной буквы, хотя сейчас таких детей почти нет. Никакой родитель уже не в силах удержать ребенка от чтения среди такого количества информации. Во втором полугодии наши дети начинают писать слова, предложения. А сейчас, во втором классе, мои ученики пишут цветными карандашами уже письменные буквы. Очень красиво. И наши альбомы остаются по-прежнему большими.

— Е.П.: А зачем большие карандаши и большие листы бумаги? Чтобы было легче «рисовать» буквы?

— Е.С.: Да. Еще начиная со Штейнера весь опыт показывает, что детям гораздо свободнее и легче так учиться писать. А потом мы с удивлением видим, что ребенок уменьшает буквы сам. При этом у него не происходит всяких скачков давления, судорожного дыхания, когда его пытаются сразу заставить писать в клеточке пять на пять миллиметров — маленького, еще ничего не умеющего. У нас все происходит само, в своем темпе, у кого-то быстрее, у кого-то медленнее. И ребенок работает с нелинованным белым листом до одиннадцатого класса.

— Е.П.: То есть, вы вообще не пишете в тетрадях с линеечками и клеточками?

— Е.С.: Нет. И даже работая, например, на геометрии, дети только для построения иногда используют специальные листочки в клеточку, миллиметровку. Приходите к нам на День открытых дверей — вы увидите, какие красивые альбомы делаю дети, которые свободно прошли путь овладения руками. Как они чувствуют пространство, как они без линеечек пишут как по линеечке. Это очень интересно, даже после многих лет работы результаты просто поражают. Подумайте только, какое это основание для гордости, уверенности в себе. Но это путь, растянутый на годы.

— Е.П.: В чтении всё так же интересно?

— Е.С.: Да, конечно. Весь первый класс дети читают только то, что пишут сами — нет предмета под названием «Чтение». Родители говорят: «Да они же не читают, они выучивают наизусть». Да, но этот способ работает. Проговаривая многократно, они запоминают и образы букв, и как они произносятся, и как они сочетаются с другими буквами. В итоге чтение происходит словами, и все дети выучиваются читать этим необычным способом. Уже сейчас, во втором классе, у нас в расписании три раза в неделю урок чтения. Мы свободны в выборе литературы, поэтому у нас очень много разных книг — мы просто покупаем хорошие детские книги с хорошим шрифтом и передаем их из класса в класс.

— М.К.: Конечно, и учебники по чтению у нас есть. Если какой-то приглянувшийся нам рассказ в учебнике напечатан хорошо и большими буквами, мы можем его читать.

— Е.С.: Да, и в обычных школах дети читают и сказки Пушкина, и басни Крылова, конечно.

— Е.П.: Про ИЗО, видимо, спрашивать вообще бессмысленно… Есть отдельные уроки рисования?

— М.К.: Я веду занятия живописью в школе, и элементы ИЗО действительно есть на всех уроках, даже просто в оформлении альбома. Лист нелинованной тетради — это всегда художественно законченная вещь, с рисунками. Даже в математике дети рисуют, решая задачу. Но есть и специальный предмет «живопись» в младшей школе, там дети рисуют акварелью «по мокрому», это такая техника. В первом классе происходит «встреча цветов», изучаются взаимоотношения между ними, характеры этих цветов. Чем старше дети становятся, тем более сложные у них рисунки, сочетания и образы.

— Е.П.: Какие есть необычные предметы в начальной школе, например?

— Е.С.: Эвритмия — этот предмет есть во всех классах, его ввел в расписание первой вальдорфской школы сам Рудольф Штейнер. Это соединение музыки, движения и слова, дети на этих уроках двигаются под музыку или речь учителя, например, под какие-то прекрасные стихи. Осмысленные движения, одушевляющие слова или музыку — это и есть эвритмия. Это подвижное занятие с медленными движениями, если это работа с речью, или быстрыми движениями под музыку. Или еще это работа в пространстве, чтобы дети чувствовали себя свободно.

— М.К.: Туда входят и ритмические движения, поэтому часто дети отождествляют ее то с танцем, то с физкультурой, то с музыкой.

— Е.П.: Но при этом вы не учите их танцевать?

— Е.С.: Танцы в расписании есть отдельно.

— М.К.: Начиная с шестого класса — фольклорные танцы, с восьмого класса — бальные танцы. В обязательной программе, и для мальчиков, и для девочек.

— Е.С.: У нас вообще мальчики от девочек не отделяются. Они вместе вяжут в младших классах, работают по дереву в старших классах, и т. д.

— Е.П.: Есть ли в школе компьютерное обучение, информатика? Я слышала, что в вальдорфской школе не особенно приветствуется общение детей с компьютером.

— М.К.: До определенного возраста не приветствуется, лет до 12-13. С 12-ти лет ребенок должен уже учиться владеть компьютером, как инструментом — не как игрушкой, а при поиске информации в Интернете для доклада, например. Предмета «информатика» нет, но есть специальные занятия, если это нужно для каких-то конкретных целей, каких-то практически заданий.

— Е.П.: А практические задания и доклады есть? В нынешней школе проектный подход уже повсюду, дети делают свои проекты…

— Е.С.: У нас такой подход был всегда, это один из принципов вальдорфской педагогики, но он касался старших детей, которые самостоятельно этим занимаются. Потому что, мне кажется, проекты, которые делают первоклассники в государственных школах — это проекты из родителей. А когда мы даем ребенку задание, это должно быть настоящее задание — мы всячески избегаем этих фиктивных, надуманных, притянутых за уши непонятных «проектов». Проекты у нас начинаются с шестого класса, и это очень обширная деятельность, связанная с разными предметами.

— М.К.: Дети могут делать доклады, спектакли, какие-то предметы быта или искусства. Например, шестиклассники шьют животных — это тоже отчасти проект, каждый из них выбирает, какое животное шить, сам делает выкройку, сам ищет информацию по этому животному и изготавливает модель.

— Е.П.: За проекты ставят какие-то оценки? Вообще у вас в школе есть отметки?

— М.К.: Нет. Правда, начиная с восьмого класса отметки начинают выставлять, просто чтобы познакомить ребенка с этой системой — потому что в девятом классе он с ней столкнется при написании диагностических работ и экзаменов. Чтобы это не было для него неожиданностью.

— Е.П.: А до этого вообще оценок нет. Учитель просто говорит «ты молодец» или «вот тут ты не дотягиваешь»?

— М.К.: Да, так и говорится. Ребенку объясняют, как он сейчас поработал — хорошо или плохо, что надо сделать, чтобы стало хорошо. То есть, оценка есть, нет балльных отметок.

— Е.С.: Отметка однозначна и очень узка, непоколебима и совершенно необъективна. Тройка для одного ребенка — это замечательно, а для другого — полный провал, фиаско. На каких-то объективных предметах, например, на алгебре есть плюсы за правильные решения, минусы за неправильные. Совершенно необязательно в конце работы ставить «три» или «два», и так все очевидно. А все гуманитарные предметы — это всегда предмет для разговора: «Как ты справился с этой темой по биологии?»

— Е.П.: А на физкультуре? Там есть какие-то нормативы, шкала?

— М.К.: У нас есть отдельный предмет — ботмеровская гимнастика. То есть, в рамках физкультуры есть танцы, эвритмия и ботмеровская гимнастика.

— Е.С.: Этот предмет присоединился к вальдорфской педагогике намного позже, и занимаются им с пятого класса. Но в отличие от эвритмии это уже вполне спортивные занятия, требующие ловкости и координации.

— М.К.: И дающие неплохую нагрузку.

— Е.С.: Да. В общем-то, эти уроки можно называть физической культурой. Ребята их очень любят.

— Е.П.: А до пятого класса такого предмета нет?

— Е.С.: До пятого класса урока физкультуры нет, есть «подвижные игры». У нас работает уважаемый всеми детьми учитель, просто волшебник, который знает, наверное, тысячу народных игр. Для меня когда-то это было открытием: оказывается, народные игры это просто кладезь, всякие лапта, горелки и тому подобное — дети и двигаются, и бегают, и прыгают, и социально общаются, и вынуждены еще, между прочим, соблюдать правила игры. А зимой у нас обязательно — лыжи. Это уже не вальдорфская педагогика, это стойкая позиция нашей зеленоградской школы: все дети должны уметь кататься на лыжах. Дети ходят на лыжные прогулки.

— М.К.: И соревнования есть, День лыжника — праздник для всей школы.

— Е.П.: С какого класса начинаются иностранные языки и сколько их вообще?

— М.К.: С первого класса, английский и немецкий. До третьего класса они идут только в устной форме, без записи, пока ребенок не освоится полностью в родной речи, устной и письменной. Только после этого можно письменную речь добавить и в иностранных языках. Подача грамматики тоже разнесена во времени по одному и по другому языкам, это не происходит одновременно. Кроме того, благодаря обмену с немецкой школой у нас часто гостят носители немецкого языка.

— Е.С.: Да, и вот уже пять лет у нас просто бум немецкого языка, так как дети реально понимают, зачем им это надо. Невероятно увлекательно — поговорить со сверстниками на другом языке. Вот сейчас у нас вернулся из поездки в Германию девятый класс, они привезли с собой двух немецких десятиклассников, которые проведут у нас несколько месяцев, будут учить русский язык и приходить на все уроки немецкого языка. На детей производит очень сильное впечатление, когда какую-то сказку учитель не читает сам, а просит такого ученика. Какой бы ни был прекрасный учитель, у него все равно есть акцент, а чистая немецкая речь — это, конечно, очень здорово. К тому же, наши дети еще и русский язык начинают воспринимать совсем по-другому, я многократно убеждалась — когда они пытаются ответить на вопросы немецких ребят, как что-то правильно сказать и почему. Знаете, какое это напряжение! Почему же всё так в моем родном языке? Ведь очень многие вещи просто знаешь, и все. А почему? Это очень интересно.

— Е.П.: В старшей школе для детей часто интересны углубленные занятия — можно ли у вас специализироваться в математике-физике или в иностранных языках? Брать дополнительные предметы или строить индивидуальные планы, как это сейчас бывает в обычных школах?

— М.К.: Для тех, кто хочет получать какие-то дополнительные знания, у нас есть математический кружок с шестого класса. Есть возможность бесплатных индивидуальных занятий, есть возможность дополнительно заниматься языками за отдельную плату с нашими педагогами и, если нужно, математикой и русским языком.

— Е.П.: В старших классах предметы ведут учителя-предметники? Это тоже учителя вальдорфской педагогики?

— Е.С.: По-разному. Есть вальдорфские учителя, есть просто высококлассные специалисты.

— Е.П.: А что у вас с таким предметом, как «этика и основы мировых религий»? Он есть у вас в программе?

— М.К.: Этика, мне кажется, преподается в любой школе — можно ее выделить в отдельный предмет, а можно объяснять между делом, в процессе жизни. Учебники по этике у нас есть, и там нет такого пункта, который бы не поднимался в нашей школе. Можно сказать, что этика у нас преподается, но не отдельным предметом. Что касается мировых религий -они есть в рамках истории.

— Е.С.: Кстати, у нас нет и такого отдельного предмета в младшей школе, как «окружающий мир». Это сделано сознательно, с одной стороны, из-за перегруженности сетки, с другой стороны — из-за рассмотрения окружающего мира во всех остальных предметах.

— Е.П.: Про мировые религии я спросила вот почему: в обычных школах родителей беспокоит эта тема, некоторые классы целиком учат православие, в других это тема для споров. Вам эта проблема ближе или дальше? И каково отношение к религии у ваших родителей, как это сказывается на школе?

— Е.С.: Вы знаете, думающие родители думают обо всем — не только об образовании, но и об образе жизни: как одеваться, чем кормить детей и так далее. Безусловно, они имеют какое-то свое отношение к религии или к атеизму и знают, почему оно такое. У нас есть семьи не только православные, но и семьи, принадлежащие другим конфессиям в силу каких-то национальных особенностей либо просто каких-то своих жизненных путей.

— Е.П.: То есть, никакого уклона, скажем, в христианство, у вас нет?

— Е.С.: Нет. У нас уже давно есть ответ на все эти многочисленные вопросы про религию. Религия должна приходить к ребенку из семьи, семья решает — какая религия придет и придет ли она вообще. Наше дело — ознакомить детей на каких-то предметах с религиями мира в равной мере, и с православием, и со всеми остальными. Если ваша семья имеет свой особенный религиозный взгляд, будьте спокойны — школа этот взгляд не изменит и свой не навяжет, если в вашей семье это истинный, сердечный и сознательный выбор.

— Е.П.: И последняя тема, которую я хотела обговорить: ваши взаимоотношения с государством. Понятно, что помощи государство вам не оказывает, здание вы искали сами — но вы начинали с государственной школы. Как эти отношения менялись и что вы ждёте в перспективе? Правительство Москвы неоднократно заявляло о снижении арендных ставок для частных школ, чуть ли не до 1 рубля за квадратный метр…

— М.К.: Мы не знаем тех, кто бы получал такую аренду. Да, мы пять лет были государственной школой, потом в силу разных обстоятельств нам пришлось стать частной школой. С помещением у нас всегда были проблемы, за аренду мы платили разные суммы, но в целом арендная плата становилась все выше и выше. Из-за этого в первую очередь растет оплата за обучение.

— Е.С.: На самом деле государство с некоторой периодичностью принимает решения о введении льготных арендных ставок для негосударственных образовательных учреждений и с той же периодичностью отменяет их. Потом назначает снова и снова отменяет. За нашу историю, насколько я помню, это произошло три раза.

— М.К.: Раз в пять лет.

— Е.С.: Мы получили аренду в средней общеобразовательной школе в Брехово, она стоила совсем немного, у нас было больше ста учеников. А потом в Брёхово построили жилой комплекс, и у брёховской школы прибавилось учеников. Мы очень за них рады, потому что им было нелегко, и помощи от того же самого государства было совсем мало — а в этом году там даже ремонт сделали хороший. И мы этой школе желаем только успехов и процветания.

— М.К.: Проблемы с помещением у нас вызывают и проблемы с аккредитацией. У «Согласия» нет аккредитации только потому, что у нас нет возможности заключить договор долгосрочной аренды. Поэтому у школы есть только лицензия.

— Е.П.: Новое здание решает эту проблему?

— М.К.: Посмотрим.

— Е.С.: Аренда это всегда нестабильность в стоимости — государственная ли она или частная. Если мы меняем адрес, то меняется вся ситуация с лицензией и уж, тем более, с аккредитацией.

— Е.П.: А лицензию вам было просто получить? Известно, что многие инициативы создания домашних детсадов или частных школ наталкиваются, прежде всего, на бесконечные требования разных инстанций по документам, нормативам, проверкам. Люди ищут другие выходы — полулегальные, через индивидуальное предпринимательство и т. д. А у вас все-таки есть лицензия.

— М.К.: Мы тоже долго над этим работали — казалось, что очень много инстанций, очень много документов придется оформлять. Но когда за это берешься, то как-то оказывается, что не так уж всё страшно.

— Е.С.: Это возможно, но нелегко.

— Е.П.: Выходили ли вы сами к государству с какими-то предложениями, пожеланиями по получению льгот и поддержки, которые оно декларирует?

— Е.С.: В этом году нет, но в прошлом году подобные истории были, когда началось объединение школ в комплексы. Вариантов с арендой у государства мы не нашли. Нам несколько раз предлагали влиться в государственную школу.

— Е.П.: Естественно, вы предпочли самостоятельность.

— Е.С.: Мы не видим другого выхода для себя. Мне кажется, это невероятно — сохранить с другим педагогическим коллективом те методики, которые, по нашему мнению, обязательно должны быть в вальдорфской школе. Это должен быть коллектив единомышленников.

— Е.П.: Мы уже писали, что у «Согласия» были намерения открыть городскую культурно-образовательную площадку, проводить семинары для родителей, какие-то интересные мастер-классы, спектакли, концерты и т. д. Что есть в ближайших планах?

— М.К.: Сейчас разрабатывается программа по проведению праздников для желающих на базе школы.

— Е.С.: В ноябре у нас будет открытая встреча с замечательным художником, информация уже есть на наших страничках ВКонтакте и в Facebook — это будет семинар по занятиям живописью. После этого семинара мы хотим пригласить лектора с очень интересной темой «Современность и образование». На площадке будут не только наши мероприятия, но и мероприятия наших друзей и просто хороших людей. Сейчас обсуждаем возможность работы фотошколы и курсов для беременных. Наша школа сейчас находится в тихом живописном месте на берегу пруда, само здание оборудовано — надеемся, это привлечет к нам интересные проекты.

— М.К.: Перед Рождеством у нас проводится традиционная ярмарка. Это открытое мероприятие, на него обычно приезжает очень много гостей.

— Е.С.: Да, это одновременно и день открытых дверей, и возможность узнать новых людей, там случаются такие знакомства, которые потом перерастают в серьезные отношения. И для нашей школы, безусловно, это возможность заработать немного денег.

— Е.П.: Чего бы вы хотели достичь в ближайший год?

— Е.С.: Планы связаны с расширением во всех смыслах. Два раза в истории школы были такие глобальные переезды, и каждый раз мы сначала теряли детей, а потом обретали новых. Этот наш переезд был, пожалуй, самым маленьким по потерям — практически никто не ушел. Хочется верить, что мы уже имеем какую-то репутацию, вызываем у родителей доверие, раз люди не боятся даже таких серьезных потрясений, как смена места жительства школы. Мы мечтаем об увеличении количества учеников — мы видим в этом возможность для решения каких-то педагогических задач. И, конечно, это облегчит материальное существование школы и материальный груз для наших семей, если таких семей станет не 80, а 160…

— Е.П.: Оплата будет меньше?

Е.С.: Да, материальный груз распределится, и всем нам станет полегче. Для этого нам нужно что-то еще — пристройки, новые здания. В планах — развитие.

Елена Панасенко