Подмосковная земля малоплодородная, не черноземы. Климат холодный. Зима, как говорится, семь месяцев в году. Выжить и прокормиться одним крестьянским трудом здесь просто невозможно. Поэтому в наших местах традиционно были развиты различные ремесла.

Оба моих деда были столяры. Они изготавливали мебель на продажу: столы, стулья, гардеробы, буфеты.

Женщины тоже имели свое занятие. Так, сестры отца тетя Груша и тетя Зина стегали одеяла, это было предметом промысла в их деревне Новосергиево. В деревне Брехово вязали чулки. Где-то вышивали, вязали крючком.

В соседней деревне Баранцево работали углежоги. Они особым образом разводили костер с березовыми дровами, засыпали его землей, чтобы не поступал воздух. Дерево тлело продолжительное время и не сгорало полностью. Получался твердый древесный уголь, похожий на тот, что сейчас продается в больших бумажных пакетах для приготовления шашлыка. Он потом горел жарко и уже без дыма.

Уголь продавали в Москве для многих сотен тысяч самоваров, для угольных гладильных утюгов и для небольших кузней.

Были у сельских жителей и другие занятия: сапожное дело, портняжное, скорняжное.

Но все-таки в наших местах — Истра, Крюково, Сходня, Фирсановка — наибольшее распространение получил столярный промысел.

Работали индивидуально на дому. Впоследствии, в тридцатых годах, кустари начали объединяться в небольшие артели домашних мастеров. Так, мой дед Никита одно время еще перед войной изготавливал школьную мебель. Такой заказ получила сходненская артель, к которой он был приписан.

Столярное дело — это целое историческое явление в жизни. Были известные мастера, существовали семьи мастеров. Мастерство передавалось из поколения в поколение. В среде столяров хранилось много традиций, обычаев. Когда я был маленьким, мне кое-что рассказывала мама.

К примеру, с такого-то осеннего дня, приходящегося на церковный праздник, мастера вечерами начинали работать при лучине, а до этого — только до наступления темноты. В определенные церковные праздники мастера пусть сами и работали, но давали выходные дни подмастерьям. Это выглядело неким подобием школьных каникул. Подготовка учеников проводилась тоже по определенным правилам. Существовали обряды приема на работу учеников, расплаты мастера с подмастерьями за выпускное экзаменационное изделие, подтверждающее полученную квалификацию.

У мастера была мастерская. Это, как правило, отдельная постройка в сельском дворе. В мастерской у стены стоит столярный верстак. Это особый стол, на котором выполняются все работы по обработке деталей будущего изделия. В комплект верстака входят зажимные винты и другие приспособления, позволяющие удобным образом закрепить обрабатываемую деталь. В подверстачнике складываются инструменты и материалы, которые должны находиться во время работы под рукой.

Над верстаком и по стенам развешан весь богатый набор инструментов, имеющих по большей части немецкие названия.
Так, особый рубанок, предназначенный для первой черновой обработки доски назывался шерхебель. На русский манер его называли шершепок. У него неширокий закругленный нож. Отборник, специальный рубанок с узким лезвием служит для изготовления шпунтованных досок.

Были еще фуганок, длинный рубанок для чистового выравнивания поверхности доски, ножовка для поперечного распила досок или фанеры, лучковая пила с совсем другим наклоном зубьев для продольного роспуска (распила) доски на бруски и планки, стамески, долото для выдалбливания прямоугольных пазов и ответстий, струбцины для фиксации соединяемых деталей, пока не высохнет клей, измерительные угольники, разметочный рейсмус, коловорот для сверления круглых отверстий, большой деревянный молоток киянка для подгонки тугих шиповых соединений и много-много других специальных инструментов и приспособлений. Для содержания режущих частей инструмента в рабочем состоянии использовались напильники и точильные камни.

У мастера свои любимые дорогие инструменты, для учеников наборы попроще, подешевле.

Основными расходными материалами столярного производства являются доски, фанера и шпон для гладкой отделки поверхности. Эти материалы мастер приобретает на стороне. Конечно, можно изготовить их и своими руками, но это очень сложный трудоемкий процесс. И этим занимаются отдельные промысловики.

Приобретаются также мебельный лак, морилка для выделения рисунка дерева и придания изделию привлекательного вида «под дуб» или «под красное дерево». Некоторые комплектующие изделия — металлическая фурнитура, зеркала — можно изготовить только на фабрике. Но филенки, украшения на шкаф или буфет в виде накладных дощечек с красивым резным узором также изготовляли отдельные мастера. В Горетовке, например, такой резьбой по дереву занималась семья Каменских.

Для сборки деталей в готовое изделие использовался костный столярный клей. По виду он похож на дешевое темное хозяйственное мыло, только выпускался в виде твердых прямоугольных плиток-пластин. Клей варился на огне в специальной металлической клеянке.

Интересно, когда было положено начало столярному ремеслу в России? И откуда оно пришло? Судя по немецким терминам, из Германии или Голландии. Целый пласт жизни народа, его культуры требует внимания пытливого историка. Пройдет немного времени, и уже ничего нельзя
будет восстановить.

В наших местных музеях если и вспоминают о столярном мастерстве, то дело ограничивается в лучшем случае неудачным поиском дорогого и красивого старинного столярного изделия для экспозиции. А таковых у нас нет. Продукт кустарного промысла — заведомо несложное мелкосерийное изделие, предназначенное для удовлетворения повседневных бытовых нужд простых небогатых людей.

Да и сам по себе бездушный шкаф или буфет, каким бы красавцем он ни был, о своем создателе ничего не расскажет. А именно это и есть самое интересное!

В шестидесятые-семидесятые годы прошлого двадцатого века столярный промысел стал умирать. На смену кустарному и артельному изготовлению домашней мебели пришло заводское производство. В наших же местах сначала открылись мебельные фабрики. Затем были созданы крупные мебельно-сборочные комбинаты в городе Сходне, в московском Останкино.

Но теперь и эти предприятия закрылись, и мебель привозят исключительно из-за границы. Либо в лучшем случае собирают вручную в России, но полностью из импортных комплектующих, используя импортные же современные инструменты, как правило, электрические.

И сейчас лишь на дачах, в гаражах, а где и в горнице деревенского дома еще можно встретить простые мебельные изделия мастеров той эпохи: столы и стулья, буфеты, шкафы.

У меня на балконе хранится кухонный стол работы моего отца.

Кстати… У нас говорят так: шкап, в шкапу. Это своего рода профессиональный сленг подмосковных столяров. Изучающим наши горетовские особинки надо обязательно взять это на заметку!

Сельские жители много работали, но умели и отдыхать. Футбол, хоккей — это занятия для городских обывателей. Да и не проявляется в них ничего от русской культуры.

Не зря кто-то заметил, что наша знаменитая тарасовская плеяда хоккейных звезд состояла исключительно из ребят подмосковных рабочих поселков. Это была некая временная узкая субкультура «пролетарского» сообщества, по определению («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!») космополитического, совсем недавно оторвавшегося от своих сельских корней. Как только вместе с перестройкой умерла эта особая среда промышленного Подмосковья, питающая коллективный, примитивно-зрелищный вид спорта, по большому счету не стало и большого хоккея в России.

А в деревне были другие игры, более традиционные для нашего народа. Младшие ребята играли в прятки, в догонялки, в ножички. Молодежь постарше играла в лапту, в чижика.

Чижик — это очень интересная подвижная игра, она одинаково хорошо подходит и для ребят, и для девчонок.

«Чижик», небольшая палочка, ставится в углубление. Игрок бьет по нему битой и поднимает в воздух. Вторым ударом на лету он отбивает «чижика» подальше. Остальные игроки стараются поймать «чижика» и вернуть его в свой «дом».

Летним вечером — танцы на пятачке. Зимой молодежь собиралась за самоваром в каком-нибудь доме. И везде — песни, пляски, считалки, шутки, прибаутки, приговоры. Этот огромный багаж народной культуры собирался, хранился и передавался через поколения.

На пасху молодежь играла крашеными пасхальными яйцами. Устраивали из досок желоб с уклоном, по которому яйца накатывали друг на друга сверху вниз. Чье яйцо разобьется?! Уцелевшее при столкновении яйцо, победитель, забирало яйцо проигравшее, разбившееся.

Иной раз яйцо-победитель набирало до десятка трофеев. От этой игры и пошла поговорка, которую порой неправильно понимают чересчур фривольной:
Отгуляли девки пасху,
Откатали яйца.

Чтобы скорлупа яйца получалась крепкой, при варке придумывали всевозможные хитрости. Варили в круто посоленной воде, добавляли в воду уксус.

В зимние праздники — в Новый год, на Масленицу — катались на санях под горку к речке Горетовка. Парни постарше издалека разгоняли сани и на самом начале уклона прыгали в них. Ребятня помладше уже ждала, выстраивалась вдоль всего пути. Сани набирали скорость и дети на ходу с разбегу запрыгивали в них. Попадали в кучу малу, в самую середину. Иной раз попытка бывает неудачной, и тогда отлетаешь кувырком под откос оврага.

Сани летят вниз — захватывает дух! Бывает и так, что на снежных ухабах они переворачиваются. Тогда вся компания со смехом раскатывается по берегу оврага.

В Святки молодежь озоровала. Допускались всякие проказы: поленницу развалить, подсанки (короткие сани, которые цеплялись сзади к саням для перевозки длинномерных грузов, например бревен) к речке спустить. За святочные проделки не наказывали.

Озорничали больше девчонки. Для начала шли пугать жившую одиноко старую учительницу русского языка. Она работала за столом, проверяла тетрадки. Потихоньку подобрались к окну и подвесили над ним пуговицу на нитке. Дернут за нитку — пуговица и стучит по стеклу. Старая
женщина стука боится, выключает свет и выглядывает в окно.
Пройдет время, только она успокоится и включит свет — опять дергают за нитку, снова пуговица стучит по стеклу. Учительница снова гасит свет.
А проказники побежали дальше…

На краю деревни Горетовки жила также одинокая бабка Василиса. Девчонки нарядились в мужскую одежду: надели ватные брюки, телогрейки, пошли ее пугать. Стучат в окно, говорят грубым голосом:
— Отдавай все, что у тебя есть! И молчи!

А у той много дров около дома:
— Дрова забирайте, только меня не трогайте!

Пошумели и пошли к Журавлевой, она жила по соседству. Взяли метелку и стали стучать по стеклу. Она открыла форточку и кричит соседу:
— Дядь Миш! Караул! Грабители! Рамы выставляют!

Живший через дорогу дядя Миша Дмитриев выскочил, стал палить вверх из ружья. А озорники побежали дальше…

На следующий день Василиса жалуется соседке:
— Ночью три мужика приходили за мной! Форменные бандиты! Хотели меня убить! Славу Богу, Михаил заступился. И они ушли, меня живой оставили!

А та смеется:
— Да это наши девки озоровали!

По большим праздникам, особенно престольным, молодежь, которой тесно и скучно за одним столом со старшими, обязательно устраивала свои гулянья. И старшие всегда уважали их право — сами не так уж давно были молодыми.

На второй день свадебного празднества гулянья хозяйка снаряжает свидетеля большой корзиной с угощениями для молодежи, и они вместе с женихом и невестой, оставив свадебный стол и старших, всей молодежной компанией идут на гулянье на природу, на берег речки Горетовка. Стоит теплая солнечная погода. Весело в компании своих сверстников! Гармонист — чуть ли не каждый парень, плясунья да певунья — почитай, каждая девушка.

Еще раз замечу, что те истинно русские народные игры показывали совершенно другой, более высокий уровень национальной культуры. В них требуются не столько физическая ловкость, как в футболе и хоккее, но в первую очередь живость и острота ума, проявляются творческие музыкальные и литературные способности, владение исторически богатым русским языком.

В играх сохранялась реальная связь поколений, поскольку информация была получена не из книги, и не с экрана телевизора, а накоплена и передана изустно от прародителей.

Да и сам смысл сельских игр заключался совершенно в другом. Вместо зрелища для многотысячной толпы пассивных болельщиков — обязательное активное участие каждого человека. Зрителей не было.

И если уж говорить об исторической роли социальных групп советского периода истории, то следует заметить, что, в отличие от хоккеистов, космонавты первого гагаринского набора, наоборот, исключительно все вышли из деревни!

Как жаль, что все это кануло в лету… Может быть, именно здесь, в утере народного культурного достояния и следует искать причины наших сегодняшних неустройств?

Моя горетовская тетя Валя молодой девушкой после войны вместе с подругами работала на кондитерской фабрике в Москве.
Ехать далеко, поезда на паровом ходу в те времена ходили медленно. От Крюково до Москвы состав тащился почти два часа. Не то, что сегодня! Электричка доходит за сорок-пятьдесят минут. А экспресс-поезд и вовсе долетает за полчаса.

Вагон полный. Все больше молодежь. Вечером гуляли до полуночи, и сейчас спят на лавках вповалку.
На фабрике девчонке из дальней деревни предлагали поселиться в общежитии. Она в ответ удивлялась:
— Что это я буду по углам отираться, у меня в Горетовке свой дом!

Как-то после войны, когда мы, победители, помогали побежденным немцам восстанавливать мирную промышленность, молодой девчонке на фабрике предложили поехать работать в Германию на вновь открывающееся там кондитерское производство. Собрались три старшие сестры — тетя Катя, тетя Таня и моя мама — и ну ее отговаривать!
— Куда ты поедешь на чужбину в Неметчину?!
— И то правда, — рассудила молодая девчонка. — Как я там одна без Горетовки жить буду?

Горетовка обладает удивительной притягательной силой. Там все родное. Там — Пятачок!

Пятачок — это место встреч молодежи вечерами. Что-то вроде сегодняшней тусовки, только наполненной живым общением. Гармонь, песни, танцы, шутки, смех, семечки. Всегда на одном излюбленном месте. Я думаю, что и называется Пятачок так по небольшому вытоптанному на земле пространству.
— Нет! — решила тетя Валя. — Уж этот Пятачок я не променяю ни на какую другую жизнь!

Еще в детстве девчонкой она вечером ждала, когда родители успокоятся, и через окно скрытно выбиралась из дома, чтобы сбежать на любимый Пятачок. Очень хочется посмотреть, как развлекается молодежь постарше! Хватится отец Никита, пойдет ее искать.
— Вальку мою не видали?
— Да вроде как недавно была здесь… — прячут ее товарищи.

После смерти родителей моя мама взяла на себя заботу о ее воспитании. Она рассказывала про свою младшую сестренку:
— Вечером возвращаюсь домой — от Сосёнок слышу, как Валька на Пятачке поет-заливается!

Сосёнки — это у горетовцев был такой приметный ориентир. На подходе к Горетовке со стороны Рукавишниковской больницы при выходе из леса, когда уже открывался вид на деревню, на опушке росли две красивые маленькие сосны.

А мама вроде как и осуждала сестру за легкомыслие. Но сквозь ворчание было заметно, что она гордилась ее увлечением, может быть вспоминала свою молодость.

До утра гуляет на Пятачке, не расходится молодежь. Рядом жил Каменский дядя Прокофий, звали его дядя Проня. Долго и он не ложился спать — все любовался молодежью. Тоже вспоминал свою молодость, наверное…

Домой гуляки возвращались уже под утро.
Сейчас всякая еда есть. Не то, что раньше. В те годы что ели? Вернешься с Пятачка за полночь, в темноте найдешь на печке еще теплый чугунок с вареной свеклой и сладкой, словно патока, морковью. Так, в темноте прямо руками поешь — нет ничего вкуснее… Потом из чугуна через край свекольный навар выпьешь — и на печку спать!

Перед тем, как сладкий сон одолеет окончательно, перед глазами промелькнут картины всех событий, случившихся за сегодняшний вечер. Кто-то из ребят спел новую озорную частушку. А гармонист, может быть, оглянулся и из-под бровей глаза в глаза посмотрел игриво, заронил в сердце искорку надежды на ответное чувство. Счастливая жизнь!

Вот и я однажды совсем было собрался на работу по контракту за границу на два-три года. Но вспомнил тети-Валин дорогой сердцу горетовский Пятачок, и решил, что мне от своего Пятачка, пожалуй, тоже отрываться не стоит.

И остался я дома. И ничего не потерял.