В первые десятилетия после революции Сходня оставалась дачным местечком, подмосковной здравницей, где стояли дома отдыха, детские санатории и лагеря и, разумеется, дачи. Вокруг по-прежнему высились густые елово-сосновые леса, наполнявшие воздух целебным ароматом. Речка Сходня была в те годы шире и чище, в ней водилась не только щука и плотва, но даже раки и нутрии. К отдыху располагали и «живописные» названия улиц (увы, в 1938-м они не избежали советских переименований) — Парковая, Черногряжская, Горетовская, Морщихинская, Горная.

Как раз в районе Горной, позже переименованной в улицу Фрунзе, и располагались дачи сотрудников газеты «Известия» — так называемые «известинские дачи». Одну из них занимал заведующий Бюро международной информации и обозреватель «Известий» Карл Радек. По соседству с ним жил главный редактор этой газеты Николай Бухарин. В воспоминаниях его жены Анны Лариной говорится, что дача Бухарина стояла недалеко от улицы Фрунзе и выходила в Леденцовский тупик.

На то, что именно Бухарин запечатлён в пародийной форме на страницах романа «Мастер и Маргарита», впервые обратил внимание литературовед Борис Гаспаров. Бухарин выведен автором в образе Николая Ивановича — высокопоставленного советского чиновника («нижнего жильца», обитателя первого этажа особняка на Арбате), превращенного в борова, верхом на котором домработница Маргариты Наташа отправляется на бал сатаны.

В качестве аргументов «за» здесь и совпадение имени, и указание на ответственное положение, которое занимает ездящий на службу на машине «нижний жилец», и очевидное портретное сходство — в романе этот персонаж обладает «чуть-чуть поросячьими чертами лица», носит светлую бородку клинышком и одет в старомодную серую жилетку. В эпилоге же Булгаков подчеркивает, что Николай Иванович превратился в «пожилого и солидного человека с бородкой, в пенсне».

Вот как описан он у Булгакова в момент встречи с сидящей на окне обнаженной Маргаритой:

«Николай Иванович, видный в луне до последней пуговки на серой жилетке, до последнего волоска в светлой бородке клинышком, вдруг усмехнулся дикой усмешкой, поднялся со скамейки и, очевидно, не помня себя от смущения, вместо того, чтобы снять шляпу, махнул портфелем в сторону и ноги согнул, как будто собирался пуститься вприсядку».

Общая старомодность облика соседа Маргариты — Николая Ивановича в романе была и яркой чертой его прототипа. Как отметила 23 апреля 1935 года жена писателя Елена Булгакова в своём дневнике, перечисляя гостей на приёме в американском посольстве, ставшем прообразом бала у Сатаны: «Бухарин в старомодном сюртуке, под руку с женой, тоже старомодной».

«Тоже старомодной» третьей жене Бухарина — Анне Лариной был в то время всего 21 год, а самому «любимцу партии» — 47 лет.

Подмеченная писателем несовременность внешнего облика Бухарина, переданная «нижнему жильцу», находит любопытную перекличку с эпизодом из воспоминаний Анны Лариной, который приводит в своей книге «О Сталине без истерик» Феликс Медведев: «Однажды Сталин, обсуждая поездку в Париж, заметил Николаю Ивановичу: «Костюм у тебя, Николай, поношенный, так ехать неудобно, надо быть одетым…»

«В тот же день раздался телефонный звонок портного, который просил как можно скорее снять с клиента мерку для пошива. Николай Иванович попросил сшить костюм без мерки и пытался объяснить портному, как сильно занят. „Как это — без мерки, — удивился портной, — поверьте моему опыту, товарищ Бухарин, ещё ни один портной без мерки костюм не шил“. — „Сшейте по старому костюму“ , — предложил Николай Иванович. Но он забыл, что такой выход из положения был невозможен, прежде всего потому, что единственный старый костюм был на нём. Отдав костюм портному, главный редактор газеты мог явиться на работу только в нижнем белье. Минуту для посещения портняжной Бухарин нашёл. Новый костюм ему сшили, он съездил в нём в Париж, в нём же впоследствии был арестован».

В романе «нижний жилец» Николай Иванович не выглядит зловещей фигурой, скорее вызывает презрение, смешанное с жалостью. Именно такие чувства, по-видимому, испытывал Булгаков и к его прототипу. Откуда же презрение?

Одной из причин, несомненно, послужил первый номер журнала «Безбожник», увидевший свет 4 января 1925 года, который открывался передовицей Бухарина «На борьбу с международными богами».

В ней автор предлагал: «…добраться и до небесных корон, взять на учёт кое-кого на небе. Для этого нужно прежде всего начать с выпуска противобожественных прокламаций, с этого начинается великая революция. Правда, у богов есть своя армия и, даже, говорят, полиция: архистратиги разные. Георгии Победоносцы и прочие георгиевские кавалеры. В аду у них настоящий военно-полевой суд, охранка и застенок. Но чего же нам-то бояться? Не видали мы, что ли, этаких зверей и у нас на земле? Так вот, товарищи, мы предъявляем наши требования: отмена самодержавия на небесах; …выселение богов из храмов и перевод их в подвалы (злостных в концентрационные лагеря); передача главных богов как виновников всех несчастий суду пролетарского ревтрибунала…»

«Поповичу» Михаилу Булгакову хамская безбожная официальная пропаганда и без того претила, но шок от знакомства с этим изданием имел далеко идущие последствия. Вот что записал он в дневнике на следующий день: «Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера „Безбожника“, был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, её можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены».

Так Булгаков, не водивший с Бухариным личного знакомства, проникся к нему неприязнью задолго до начала работы над своим последним романом.

А вот ещё одно обстоятельство в творческой истории «Мастера и Маргариты» косвенно связано с Бухариным. 12 июня 1929 года в Москве открылся Всесоюзный съезд безбожников, собравший 1200 делегатов. Первыми его докладчиками были Председатель «Союза воинствующих безбожников» Емельян Ярославский и Николай Бухарин. Не случайно в редакции романа 1929 года в главе «Якобы деньги» все дьявольские происшествия в Москве начинаются именно 12 июня. К этому дню в этой версии был приурочен и великий бал у сатаны — шабаш, пародирующий съезд безбожников.

Литературовед Борис Гаспаров связывает превращение «нижнего жильца» в борова (в таком виде Николай Иванович и предстает перед Воландом) с известным библейским эпизодом из Евангелия от Луки — с историей о бесах, изгнанных Иисусом из одержимого человека и вошедших в стадо свиней, после чего свиньи бросились с обрыва в озеро и потонули. Отрывок из Евангелия от Луки об исцелении бесноватого использовал и Достоевский, взяв его эпиграфом к роману «Бесы». Эпиграф этот далее интерпретируется у Достоевского как пророчество о будущем России.

«Мотивная связь этого эпиграфа с романом Булгакова, как кажется, проходит через образ Николая Ивановича, — пишет Гаспаров. — Связь этой истории с притчей о бесах, вошедших в свиней, довольно очевидна».

Масла в огонь метафоры подлил и сам Бухарин, поведав в своей автобиографии в энциклопедическом словаре «Гранат», что однажды в детстве, когда ему было лет девять, он вообразил себя антихристом. Поводом для этого послужила вставная повесть об Антихристе в философском сочинении Владимира Соловьёва «Три разговора», прочтя которою, будущий «главбезбожник» заколебался, не антихрист ли он. «Так как я из Апокалипсиса знал, что мать антихриста должна была быть блудницей, — вспоминал Бухарин, — то я допрашивал свою мать — женщину очень не глупую, на редкость честную и трудолюбивую, не чаявшую в детях души и в высшей степени добродетельную, — не блудница ли она, что, конечно, повергло её в величайшее смущение».

Любопытно также, что во время процесса «правотроцкистского блока», вслед за прокурором Вышинским, газеты называли Бухарина «проклятой помесью лисицы и свиньи» и помещали соответствующие карикатуры, о чём, конечно, знал и Булгаков. Но мало кто знает, что этот художественный образ позаимствован прокурором у… самого Бухарина, именовавшего себя под настроение «свиной лисичкой».

Таким образом, превращение «нижнего жильца» в борова и его связь с нечистой силой выглядит совсем не случайной. Булгакову, вероятно, претил вульгарный атеизм Бухарина, чем и вызвана пародия на него в «Мастере и Маргарите».

Вот как описано его превращение в романе: «Лицо почтенного нижнего жильца свело в пятачок, а руки и ноги оказались с копытцами. Глянув на себя в зеркало, Николай Иванович отчаянно и дико завыл, но было уже поздно».

Но за какое же свинство терпит наказание «нижний жилец»? Как явствует из объяснений Наташи, за грех сластолюбия. После того, как Маргарита покинула дом верхом на щётке, домработница обнаружила хозяйский волшебный крем и, воспользовавшись его остатками, сказочно похорошела: «В то время, как Наташа, хохоча от радости, упивалась перед зеркалом своею волшебною красой, дверь открылась, и перед Наташей явился Николай Иванович. Он был взволнован, в руках он держал сорочку Маргариты Николаевны и собственную свою шляпу и портфель. Увидев Наташу, Николай Иванович обомлел. Несколько справившись с собою, весь красный как рак, он объявил, что счёл долгом поднять рубашечку, лично принести её…

— Что говорил, негодяй! — визжала и хохотала Наташа, — что говорил, на что сманивал! Какие деньги сулил. Говорил, что Клавдия Петровна ничего не узнает. Что, скажешь, вру? — кричала Наташа борову, и тот только сконфуженно отворачивал морду".

Такими же донжуанскими замашками был известен среди современников и Бухарин. Несмотря на старомодность облика и отсутствие внешнего лоска, он имел немалый успех у женщин, которым охотно пользовался. К слову, Бухарин был трижды женат (правда, второй по счёту брак не был официальным, хотя продолжался восемь лет).

Булгаков понимал, что Бухарин — фигура скорее страдательная, чем зловещая — такая же жертва сталинского произвола, как и многие другие. Эту оценку он вкладывает в эпилоге в уста бывшего поэта Ивана Бездомного, который каждое полнолуние наблюдает «сидящего на скамеечке пожилого и солидного человека с бородкой, в пенсне и с чуть-чуть поросячьими чертами лица» и шепчет сам себе: «Да, это ещё одна жертва, вроде меня».

Да и сам «нижний жилец» горько сожалеет об упущенном в жизни: «Эх я, дурак! Зачем, зачем я не улетел с нею? Чего я испугался, старый осёл! Бумажку выправил! Эх, терпи теперь, старый кретин!»

Попытки романного Николая Ивановича оправдаться, выправить бумажку — шутовское удостоверение о том, что он против своей воли провёл время на балу у сатаны — нетрудно сопоставить с попытками его прототипа Бухарина добиться публичного опровержения разнесённых газетами сведений о его причастности к «заговорам». Оговорил же Бухарина в первую голову никто иной как сосед по даче — Карл Радек (правда, не он один).

«Вот кого с особенным удовольствием отпущу, — сказал Воланд, с отвращением глядя на Николая Ивановича, — с исключительным удовольствием, настолько он здесь лишний.
— Я очень прошу выдать мне удостоверение, — заговорил, дико оглядываясь, Николай Иванович, но с большим упорством, — о том, где я провёл предыдущую ночь.
— На какой предмет? — сурово спросил кот.
— На предмет представления милиции и супруге, — твёрдо сказал Николай Иванович.
— Удостоверений мы обычно не даём, — ответил кот, насупившись, — но для вас, так и быть, сделаем исключение».

На допросах в конце 1936 года именно Радек заявил о причастности Бухарина к враждебной оппозиции и назвал его одним из руководителей правых (наряду с Рыковым и Томским). По словам Радека, троцкисты, зиновьевцы и правые объединились на основе платформы террора, так как путь легальной внутрипартийной борьбы с голосованием, подсчётами себя не оправдал и других способов устранить руководство нет.

О том, как «террористы» «строили заговоры» на Сходне, поведал в декабре 1936-го на очной ставке с самим Бухариным его коллега и подчинённый — журналист Лев Сосновский: «Радек рассказал мне, что они с Бухариным проводят время на Сходне, где была дача „Известий“, и где всё время бывали Радек и Бухарин. Радек рассказывал даже о комических вещах, в частности, о том, что Бухарин целые ночи проводит в спальне у Радека, и там они имеют возможность по душам разговаривать. В редакции, где вечная сутолока, вести такие разговоры трудно».

Подобный эпизод вспоминал и Илья Эренбург в мемуарах «Люди, годы, жизнь»: Бухарину «например, показывали утверждение Радека о том, что однажды к Радеку на дачу приехали Бухарин и Эренбург, ели яичницу, и Бухарин с Радеком вели деловой разговор о захвате власти. Я однажды был с Николаем Ивановичем на Сходне у Радека, и нас действительно накормили глазуньей, но разговор шёл не о заговоре, а об охоте — оба были страстными охотниками».

Сожаления «нижнего жильца» о том, что он не убежал от опостылевшей жизни, также можно спроецировать на факт из биографии его прототипа: Бухарин не использовал в 1936 году для бегства свою поездку в Париж — ту самую, для которой ему пошили новый костюм. В столицу Франции Сталин послал его для того, чтобы через меньшевиков купить архив Маркса, вывезенный в Париж немецкими социал-демократами. Во время этой поездки Бухарин тайно встретился с лидером меньшевиков Фёдором Даном и признался ему, что Сталин «это маленький злобный человек, не человек, а дьявол», но «жить как вы, эмигрантом, я бы не мог… Нет, будь что будет… Да может, ничего и не будет».

Булгаков, конечно, не мог знать этого разговора (о нём стало известно лишь полвека спустя), но психологическое состояние Бухарина писатель понял довольно точно и в сниженном виде отразил его в своём персонаже.

Вернувшись из Парижа, Бухарин зажил обычной жизнью: работал в редакции «Известий», в комиссии по выработке новой Конституции. Через несколько дней после поездки у него родился сын Юрий, и сорокасемилетний отец ликовал.

О днях, проведённых Бухариным на Сходне, пишет в мемуарах «Незабываемое» его жена Анна Ларина: «Вскоре после рождения ребёнка мы уехали за город. Жили возле станции Сходня, где находились дачи, принадлежащие редакции „Известий“. Невдалеке от нас была дача Карла Радека. Это было единственное лето, когда в связи с рождением ребёнка Н.И. в течение двух месяцев приезжал на дачу ежедневно, часто глубокой ночью, после окончания работы в редакции. Дачи, где Н.И. жил бы постоянно, у него никогда не было. Бухарин был весь движение, и дачный образ жизни был не в его характере».

В начале августа 1936-го Бухарин получил отпуск и решил поехать на Памир — это была его давняя мечта. Ему было жаль расставаться с семьёй, отмечает Ларина, но год напряженной работы требовал отдыха, разрядки. К тому же супруги полагали, что вместе они ещё успеют попутешествовать. Сборы были недолгими, в багаж поместились непременные атрибуты Бухаринского отпуска: этюдник, краски, холсты — для живописи (он был сам самодеятельным художником, его эмоциональная натура постоянно выражалась в живописи: пейзажах, шаржах, карикатурах); патроны, дробь и ружье — для охоты. По словам жены: «Его знание русского леса можно сравнить разве что с пришвинским».

Все было готово к отъезду. Наступили последние счастливые минуты. Вот как описывает их Ларина: «Посидим минутку перед отъездом, — предложил Н.И. День был жаркий, дачный участок пересекал огромный овраг, теперь напоминающий мне рельефом своим тот, сибирский, куда привели меня на расстрел. Уселись у обрыва в тени елей, и раздалась любимая песня: „Саша, ангел непорочный, прожил я с тобой пять лет, наверно, пробил час урочный, и я нарушил свой обет!..“ Пели громко и весело. Соседские ребятишки сбежались послушать. Наконец встали, подошли к машине. Н.И. уселся рядом с шофёром и, предвкушая удовольствие от предстоящей поездки, сияющий, выглянул в окошко машины. Таким Бухарина я видела в последний раз».

Отпуск был прерван через две недели — 21 августа 1936 года газеты опубликовали заявление прокуратуры о начале следствия по делу Бухарина, Рыкова, Томского, Радека и других лиц, упомянутых Зиновьевым, Каменевым, судилище над которыми было тогда в разгаре. Обвинения в контрреволюционной деятельности, в заговоре с целью убийства Сталина заставили Бухарина немедленно вернуться в Москву. Его не арестовали сразу же, и время шло в тревожном ожидании страшной развязки. К своей работе в «Известиях» Бухарин вернуться отказался, пока в печати не опубликуют заявление прокуратуры с опровержением клеветы.

Попытка Бухарина «выправить бумажку» удалась. 10 сентября 1936 года в газетах появилось заявление Прокуратуры СССР о прекращении следствия по делу. Но как оказалось, это был лишь тактический ход Сталина, с целью придать «следствию» вид объективности. «Известия» ещё несколько месяцев (до середины января 1937-го) подписывали именем Бухарина, но сам он появился в редакции только раз и, обнаружив за своим столом политкомиссара, заявил, что в таких условиях работать не будет.

Следующие две недели Бухарин с женой и сыном провёл на Сходненской даче. Туда к нему накануне своего ареста явился сосед — Карл Радек, бывший под следствием (в отношении него дело не прекратили). Он объяснил, что хочет проститься с Бухариным и просил Николая Ивановича в случае его, Радека, ареста написать о нём Сталину и просить, чтобы дело прошло через собственные руки вождя.

«Перед уходом, — вспоминает Ларина, — Радек вновь повторил:
— Николай! Верь мне — верь, что бы со мной ни случилось, я ни в чем не виновен!
Карл Бернгардович говорил взволнованно, подошёл ближе к Н.И., простился, поцеловал его в лоб и вышел из комнаты».

Радека арестовали на городской квартире, но обыск был и на даче. После обыска к Бухариным прибежала уборщица известинских дач и рассказала, что у Радека нашли в полом стержне круглой вешалки тайные преступные документы — совершенно очевидно подложенные в отсутствие хозяина.

Когда Радека взяли под стражу, на дачу к Бухарину приехала его взволнованная жена и вновь повторила просьбу арестованного мужа, и Бухарин написал обещанное письмо. В тот же вечер он вместе с семейством навсегда покинул Сходню и возвратился в Москву.

В конце декабря на дом Бухарину доставили пакет с показаниями Радека, из которых следовало, что Бухарин якобы санкционировал убийство Кирова от имени правой террористической организации. Позже на очной ставке с Николаем Ивановичем Радек добавил ещё одну подробность: согласование с Бухариным покушения на товарища Сталина.

В конце января 1937 года состоялся процесс над вымышленным «параллельным» троцкистским центром, на котором в числе прочих предстал перед судом и Радек (Бухарин ещё оставался на свободе).

Когда из приговора, опубликованного в газетах, стало ясно, что Радек получил не расстрел, а 10 лет лагерей, Бухарин предположил, что бывший сосед заработал себе жизнь клеветой против него, хотя при этом вынужденно клеветал и на самого себя.

Бухарина арестовали через месяц — 27 февраля 1937 года. Он был одним из главных обвиняемых (наряду с Рыковым) на состоявшемся через год, в марте 1938-го, процессе по делу «Антисоветского правотроцкистского блока». Как почти все другие обвиняемые, Бухарин признал вину. 13 марта 1938 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к смертной казни.

Через два дня на полигоне «Коммунарка» смертный приговор был приведён в исполнение.

Мотив казни также спародирован в романе Булгакова, где Воланд даёт распоряжение отправить «нижнего жильца» в обличье борова на кухню к поварам, а затем успокаивает Маргариту, что его там не зарежут — Николай Иванович просто побудет на кухне до окончания Великого бала у сатаны. На балу эрудированному иллюстратору марксистских схем не место, но и кровавого возмездия «на кухне» сравнительно безобидный боров не заслужил.

Анализируя мотивную структуру «Мастера и Маргариты», литературовед Гаспаров замечает, что «само имя „Николай Иванович“ вызывает одновременно ассоциацию с Н.И. Бухариным — одним из „героев“ процесса 1938 года. Данная связь соединяет в один мотивный узел и мотив бесов и „бесования“, и мотив искуплении, и мотив пророчества».

В финале романа Бездомный, исцелившийся от злосчастной склонности писать агитационные стихи, наблюдает за Николаем Ивановичем, находящимся «за решёткой» (сада). На фоне притчи о бесноватом этот эпизод позволяет интерпретировать бывшего поэта как больного, который вылечился благодаря тому, что бесы вышли из него и вошли в свиней.