В 1825 году Середниково приобрёл генерал-майор Дмитрий Алексеевич Столыпин, родной брат бабушки Михаила Лермонтова — Елизаветы Алексеевны, в замужестве Арсеньевой. Так Середниково почти на полвека сделалось «гнездом» двух дворянских семейств, оставивших яркий след в истории и культуре России.

Дмитрий Алексеевич Столыпин — артиллерист, участник Бородинской битвы, один из образованнейших офицеров русской армии, основоположник теории военной артиллерии.

После войны с Наполеоном, Столыпин командовал корпусом на юге России, где ввёл ланкастерские (взаимного обучения) школы для солдат. В те годы в офицерской среде зарождалось декабристское движение, и Столыпин был близок к его организатору — полковнику Пестелю, сослуживцу и другу. Это обстоятельство вредило ему в глазах верховной власти. В собственноручной записке Александра I, составленной в 1824 году, отмечается, «что пагубный дух вольномыслия или либерализма разлит или, по крайней мере, сильно уже разливается и между войсками», и в ней среди «миссионеров» этого «пагубного духа» упомянут и Столыпин.

Спустя год после покупки усадьбы, в дни следствия по делу декабристов 40-летний Дмитрий Алексеевич при невыясненных обстоятельствах скоропостижно умер в Середникове. Ходили слухи, что он застрелился. Владелицей имения стала его вдова Екатерина Аркадьевна, у которой была дочь от первого брака и двое детей от второго, с Дмитрием Столыпиным: дочь и трёхлетний сын Аркадий. Зимой Столыпины жили в Москве, а на лето перебиралась в Середниково. Усадебный дом всегда был полон гостей. Сюда съезжались родственники, друзья и знакомые с окрестных усадеб — Лопухины, Верещагины, Бахметевы.

В 1829—1832 годах сюда приезжала и бабушка Лермонтова с внуком. Елизавета Алексеевна Арсеньева осенью 1827 года переселилась из своего пензенского имения в Москву, чтобы учить внука. А на летние каникулы стала вывозить Мишеля к родственникам в Подмосковную.

За эти четыре лета совсем ещё юный Михаил Лермонтов (ему было 14, 15, 16 и 17 лет — тогда он был студентом — сначала благородного пансиона, а затем Московского университета) успел удивительно много. В Середникове формировалось мироощущение молодого поэта, расцвёл его поэтический дар: несколько поэм, три драмы, около сотни стихотворений. В Середникове ему довелось испытать чувство первой любви, и всерьёз задуматься о несовершенстве мирового устройства. Здесь он много читал и занимался переводами с латинского, французского и немецкого языков. Аллеям и мостикам Середниковского парка, белому дому с бельведером мы обязаны не только циклом ранней лирики поэта, но и замыслами «Мцыри» и «Песни о купце Калашникове», первыми редакциями «Демона» и «Бородина», в работе над последним Лермонтову помогали книги из библиотеки покойного Дмитрия Алексеевича, где описывалась военная техника того времени.

В Середникове было написано и знаменитое «Предсказание» («Настанет год, России чёрный год, когда царей корона упадёт…») и лирические баллады «Русалка» и «Тростник».

Впервые Лермонтов прибыл в Середниково 1 июля 1829 года и влюбился в это живописное место. С собой юноша привёз большую самодельную тетрадь, сшитую толстыми белыми нитками. На титульном листе старательно выведено: «Мелкие стихотворения. Москва в 1829 году». Тетрадь оформлена с большим тщанием — в Московском университетском благородном пансионе, где глубоко изучали литературу, особенно русскую, и уделяли немало внимания творчеству самих учащихся, было принято «щеголять изящною внешностью рукописного издания». Титульный лист разукрашен, обложка оклеена голубой бумагой. Стихи переписаны очень аккуратно, снабжены виньетками и заставками. В Середникове эта тетрадь пополнилась.

Вот картина усадебной округи, набросанная рукой 14-летнего Лермонтова в 1829 году в стихотворении «Пан».

Люблю, друзья, когда за речкой гаснет день,
Укрывшися лесов в таинственную сень,
Или под ветвями пустынныя рябины,
Смотреть на синие, туманные равнины.

В то первое лето в Середникове Лермонтов задумал самую знаменитую свою поэму — о демоне, который влюбляется в монахиню и губит её из ненависти к её ангелу. К своему «Демону» поэт возвращался на протяжении всей жизни, восемь раз переписывал его заново, но первая строка — «Печальный демон, дух изгнанья», — написанная в 1829 году, сохранилась до конца, несмотря на многочисленные переделки поэмы. Летом 1831 года в Середникове после четвёртого варианта «Демона» («По голубому небу пролетал однажды демон»), начисто переписанного ровным почерком, подведена черта, а под ней размашисто приписано: «я хотел написать эту поэму в стихах: но нет — в прозе лучше».

Другой замысел, о рвущемся на волю юном монахе, возникший у поэта летом 1830 года, после посещения старинного Воскресенского монастыря, стал одним из центральных образов в творчестве Лермонтова и много позже нашёл своё воплощение в поэме «Мцыри».

Пока же, отчеркнув запись касательно «Демона», поэт собирается «Написать записки молодого монаха 17-и лет. — С детства он в монастыре, кроме священных книг [ничего] не читал. — Страстная душа томится. — Идеалы». Так на последней странице черновой тетради Лермонтова, которую он вёл в Середникове в июле 1831 года, встречаются и живут рядом Демон и Мцыри.

Что же написал Лермонтов в Середникове? В 1830 году под влиянием поездки в Воскресенский монастырь он создал небольшую поэму «Исповедь» о молодом испанском монахе, который перед казнью исповедуется старцу. Юноша осуждён на смерть за любовь к монахине из соседнего монастыря, но не раскаивается, и требует права на счастье:

Я молод, молод, — знал ли ты,
Что значит молодость, мечты?

Годы спустя те же слова Лермонтов вложит и в уста «Мцыри». Заканчивается поэма трагически: в момент казни раздается зловещий колокольный звон, достигающий ушей возлюбленной, и она падает замертво.

Летом 1831 года Лермонтов написал две поэмы близкие по духу к «Демону» — «Азраил» и «Ангел смерти». Герои этих поэм — подобны герою-протестанту и бунтарю Демону, они изгнанники, существа сильные, но побежденные. Таков юный Зораим — «изгнанник бледный, величавый, с холодной дерзостью очей» — герой поэмы «Ангел смерти». Таков и небожитель Азраил, обладавший возвышенным умом и непреклонной душой, снедаемой «тайным беспокойством», «волнением враждебных дум», ищущий какой-то «безвестной цели» и «грешной» любви. Тоскуя, страдая, он возроптал на бога, за что был наказан бессмертием и вечным одиночеством. Философская мысль Лермонтова, положенная в основу обеих поэм, одна и та же: о несовершенстве мира, о несправедливости бога-тирана.

В конце лета 1830 года вследствие страстного увлечения театром Лермонтов начал писать романтическую драму «Испанцы», вступив таким образом на путь драматурга, путь, который привёл его к созданию «Маскарада». «Испанцы» — мелодрама с похищениями и убийствами, в ней говорится об ужасах инквизиции и вероломстве служителя католической церкви. Сюжет её ужасен, кровав и полон возвышенных идей, но финал пьесы отсутствует.

Летом 1831 года в Середникове Лермонтов работал над двумя другими — более зрелыми драмами «Люди и страсти», начатой в 1830-м и «Странный человек».

«Люди и страсти» — чуть ли не самое загадочное из его творений. Действие разворачивается в России, в хорошо известной Лермонтову усадебной обстановке. Сюжет драмы автобиографичен и представляет собой конфликт в семье Лермонтова — между отцом и бабушкой. В центре внимания драматурга молодой человек, которого рвут на части и губят любящие его люди.

Другая драма — «Странный человек», по сути, «драматический дневник», состоящий из 13 сцен. Её герой молодой человек лет двадцати по имени Владимир Арбенин, раздираем сразу двумя трагедиями: семейной и любовной — раздор между матерью и отцом, неопределенность в отношениях с любимой. Арбенин считает себя рабом судьбы, которым «играет слепой случай, и страсти его и бесчувственность других, всё соединено к его гибели…». Этот герой близок автору настолько, что некоторые черты его характера поэт взял от себя.

По ночам юный Лермонтов подолгу засиживался у окна, любовался парком, «где вьются вечером туманы, осеребрённые луной…», писал стансы и элегии:

Один я в тишине ночной;
Свеча сгоревшая трещит,
Перо в тетрадке записной
Головку женскую чертит.

Это окно, выходящее в парк, одно из его любимых мест в доме, не раз упомянутое в приписках к стихам «Середниково: ночью у окна», «Сидя в Середникове у окна». Но где было это окно — в какой комнате жил Лермонтов? Долгое время «лермонтовской» считалась комната в центральной части дома, на втором этаже, слева от круглого зала. Однако последняя владелица усадьбы Вера Фирсанова, отец которой купил имение у Столыпиных, полагала, что комната поэта была с другой стороны от круглого зала и именно там приказала установить скульптурный портрет Лермонтова, работы Анны Голубкиной. Какая же версия правильная?

Оба предположения маловероятны, считает лермонтовед Татьяна Иванова. Вера Фирсанова попросту не могла иметь точных сведений, ведь никаких материальных свидетельств пребывания поэта в той или иной комнате — предметов обстановки, мелочей, связанных с его памятью, не сохранилось. Что неудивительно, ведь в те годы в Середникове жил не «великий поэт», а обыкновенный подросток, да к тому же «с дурным характером», которого хозяева усадьбы Столыпины терпели скрепя сердце, лишь потому, что его воспитывала их родственница. Бабушка отвоевала внука, сына покойной дочери, у его отца — бедного и незнатного армейца «Лермантова» из захудалого рода, у которого не было ни денег, ни связей. Естественно, Столыпиным и в голову не приходило беречь память о «невыносимом мальчишке».

Вот что писал об этом Александр Аркадьевич Столыпин — редактор «Петербургских новостей» в журнале «Столица и усадьба» в 1914 году: «Часто я допытывался, был ли Лермонтов отгадан в раннем детстве, признавали ли в нем будущего великого поэта, русскую славу? По-видимому, этого не было. В то время все не только писали стихи, но стихотворное искусство входило в образование юношества, как обязательный предмет наравне с музыкой и рисованием. Теперь стихотворное творчество мальчика было бы отмечено как исключительное признание, но тогда это было общим правилом. Мой отец мне рассказывал: „Настолько не могли предвидеть развития лермонтовского гения, что в университетском пансионе Мюральда и дома говорили, что Лермонтов пишет стихи лучше меня, но зато я лучше рисую“…»

Комната Лермонтова едва ли могла быть в главном доме, куда очевидно «поселила» его позже молва, чтившая память великого русского поэта. И не только потому, что у Столыпиных не было никаких резонов отдавать «мальчишке с невыносимым характером» одну из лучших комнат в доме. Дело в том, что в парадных комнатах дворянских особняков с высокими потолками и большими окнами, находившимися в центральной части дома, строго говоря, вообще не жили. Они назначались для приёма гостей, «вечеров» и развлечений. А жили — в комнатах попроще: с низкими потолками и окошками, выходящими во двор или в сад. Помещались такие комнаты обычно во флигелях, антресолях и мезонинах.

Комната Лермонтова была скорее всего в одном из боковых флигелей, обращенных к парку, но в каком — в левом или в правом? Если в сведениях, полученных Фирсановой непосредственно от Столыпиных, была доля правды, то вероятно поэт жил в правом боковом флигеле, перед которым стоит обелиск. В одном из его окон на втором этаже часто горела по ночам свеча, а на стене лежала чёрная тень мальчика, склонённого над тетрадью со стихами.

Окна его комнаты выходили в парк, а перед ними росла старая развесистая липа, которую называли «лермонтовской».

Вот какая картина открывалась поэту ночью из окна в Середникове:

Темно. Всё спит. Лишь только жук ночной,
Жужжа, в долине пролетит порой;
Из-под травы блистает червячок,
От наших дум, от наших бурь далёк.
Высоких лип стал пасмурней навес,
Когда луна взошла среди небес…

Усадебный дом, стоящий на обрыве, увенчан бельведером со шпилем. Бельведер (от итальянского bel vedere — прекрасный вид) — башенка, на крыше, откуда можно было любоваться видом. А вид открывался захватывающий: на старые тенистые аллеи, на широкую окаймленную лиственницами старинную лестницу с каменными ступенями, ведущую к подёрнутым ряской прудам, на извилистую полноводную Горетовку, луга и пашни.

Юный Лермонтов не раз обозревал отсюда широко раскинувшиеся внизу красоты усадьбы. Именно здесь на бельведере 29 июля 1831 года шестнадцатилетний поэт, узнав от отца о шотландском происхождении рода Лермонтовых, написал одно из самых известных середниковских стихотворений — «Желание». Уверовав, что в нём течёт шотландская кровь, юноша стал грезить о холмах отчизны. Желание его в том, чтобы как «ворон степной» улететь туда

Где цветут моих предков поля,
Где в замке пустом, на туманных горах
Их забвенный покоится прах.

Себя он видел последним потомком отважных бойцов, который «увядает средь чуждых снегов».

Честолюбивый молодой человек, оскорблённый вечными разговорами арсеньевской родни о том, что «Маша» (мать поэта) вышла замуж за неровню, всерьёз увлёкся семейным преданием о том, что его фамилия якобы происходит от испанского герцога Лермы (что неверно), который после битвы с маврами бежал из Испании в Шотландию. Одно время Лермонтов даже подписывал письма «Лерма» — в память о легендарном предке.

Как-то раз в доме Лопухиных в Москве поэт изобразил углём на стене своего воображаемого предка, будто бы виденного им во сне — в средневековом испанском костюме с кружевным воротником и цепью ордена Золотого Руна. Когда штукатурку обновляли, рисунок затёрли, и позже Лермонтов для друзей вновь повторил «портрет» на картине.

Английский парк составлял немалую долю очарования Середникова. Вековые деревья, уединенные тропинки, заросшие орешником овраги с перекинутыми через них мостами, гладь дремлющего пруда — всё это нашло отражение в лермонтовской лирике. Попробуем представить, каким видел Середниковский парк юный поэт.

Усадебный дом обращен к парку задним фасадом. От него по широкой каменной лестнице можно спуститься к большому пруду, замкнутому, как в раме, тёмной стеной обступивших его лип. Вечерами тонкая прелесть пейзажа особенно волновала поэтическое воображение юноши:

Всё тихо — полная луна
Блестит меж вётел над прудом,
И возле берега волна
С холодным резвится лучом.

В дни Лермонтова Середниковский парк и округа были несколько иными, чем сейчас. Например, речка Горетовка, теперь узкая и мелкая, при Лермонтове была широкой и полноводной благодаря плотинам. По вечерам над рекой поднимался туман, затягивал округу. Поэт из окна своей комнаты не раз наблюдал:

Как легкий дым,
Туман окрестность одевает,
И хладный ветер по листам
Высоких лип перебегает.
Я у окна.

Утром туман рассеивался, открывая взгляду старый парк. Налево, за парком, блестели на солнце крыши домов деревеньки Подолино. А справа нал лесом — купол середниковской церкви, куда по воскресеньям, приказав заложить коляску, отправлялась к обедне владелица усадьбы Екатерина Аркадьевна, а с ней и бабушка Лермонтова Елизавета Алексеевна. Молодёжь сопровождала старших: барышни в лёгких светлых платьях ехали в старинном экипаже — линейке, а молодые люди с гувернёрами — верхом. От усадьбы длинная прямая аллея вела через мост к церкви. Сегодня этот мост ошибочно называют Чёртовым. Однако самый большой парадный, белокаменный трехарочный мост, украшенный выступами-балкончиками, четырьмя колоннами на въездах и красивой решёткой, никак не мог называться Чертовым хотя бы потому, что вёл к церкви. А настоящий Чертов мост был подвесной — перекинутый через глубокий овраг в северо-западной глухой части парка. Он не сохранился, но в середине 20 века ещё оставались его следы в виде россыпи кирпича, сообщает исследовательница Надежда Завьялова в своем труде «Усадьба Середниково».

К обедне съезжались соседние помещики, приходили и крестьяне из окрестных деревень. В 17 веке эта маленькая, построенная ещё в петровские времена, церковь была центром затерянной средь лесов вотчины князей Черкасских. Неподалеку от неё когда-то стоял деревянный помещичий дом, конюшня да скотный двор — этот посёлок в прежние времена и назывался Середниковым.

В своих одиноких прогулках Лермонтов не раз доходил до старинной усадьбы, любил побродить и по сельскому кладбищу, рассматривая полустёртые надписи на ушедших в землю надгробиях и покосившихся крестах. Одна из таких прогулок запечатлена в стихах 1830 года:

Вчера до самой ночи просидел
Я на кладбище, всё смотрел, смотрел
Вокруг себя; полстёртые слова
Я разбирал. Невольно голова
Наполнилась мечтами…

Живописные окрестности усадьбы, что ни день по-новому предстают глазам шестнадцатилетнего поэта:

Блистая пробегают облака
По голубому небу. Холм крутой
Осенним солнцем озарён. Река
Бежит внизу по камням с быстротой.

Любопытно, что характер местности в стихах воспроизведён с географической точностью:

Он смотрит вдаль: тут лес пестреет, там
Поля и степи, там встречает взгляд
Опять дубраву, или по кустам
Рассеянные сосны. Мир как сад
Цветёт…

К слову, стихотворение «Блистая, пробегают облака…» Лермонтов написал в Лигачёве, сделав приписку: «В деревне на холме; у забора».

А вот ещё одна точно воспроизведенная картина, подсмотренная поэтом «1831-го июня 11 дня» в Середникове:

Так в трещине развалин иногда
Берёза вырастает молода
И зелена, и взоры веселит,
И украшает сумрачный гранит.

С природой вокруг усадьбы поэт ощущает особую — родственную близость:

Мои братья в лесах —
Берёзы да сосны.
Мои братья, в летний день,
Призывая под тень,
Машут издали руками,
Кивают мне головами…

Чтобы помочь редакции «Зеленоград.ру» делать интересные материалы, оформите подписку. Спасибо!