В последние годы перед революцией в Горетовке насчитывалось 20 дворов, а к середине 1920-х годов деревня разрослась вдвое. В 1926 году здесь было 39 дворов и больше 400 жителей — 257 мужчин и 150 женщин. Коллективизация в Горетовке, как и во всех окрестных деревнях, шла трудно. Крестьяне не хотели идти в колхоз. Статистика за 1932 год показывает: в Горетовке всего шесть колхозных хозяйств — 38 едоков, и 25 единоличных — 162 едока. Однако вскоре выбора у них не осталось.

Крестьян Горетовки и соседней деревни Баранцево объединили в колхоз «Новая жизнь» Как рассказал «Зеленоград.ру» писатель Николай Нибур, это было небольшое хозяйство, работавшее в основном на удовлетворение потребностей местной торговли. В колхозе растили мелкий скот и птицу на мясо, разводили кур и кроликов, выращивали как грунтовые овощи — картофель, капусту, свёклу, морковь, так и тепличные — огурцы, помидоры.

Последнее было новым занятием для горетовских крестьян. Прежде здесь культивированием теплолюбивых и капризных огородных культур не занимались. Это был особый промысел сельчан-огородников живших под Истрой, у них и покупали изредка к столу «диковинные фрукты».

В «Горетовских рассказах» Николая Нибура есть такой эпизод: однажды деревенский столяр привёз из города гостинцы детям — ярко-красные «яблоки». Ребятишки попробовали угощение, но надкусив, бросили: не сладко, не вкусно! «Яблоки» оказались помидорами.

Однако со временем дети распробовали тепличные овощи. Нибур вспоминает, что у горетовских мальчишек за деревней была «партизанская база», откуда они устраивали дерзкие набеги на колхозный огород: рвали помидоры и складывали их в штаны – под резинку. Потом ползком пробирались по межам мимо хромого колхозного сторожа, отдыхавшего в шалаше. Попасться ему было нельзя. Налётчикам грозила страшная кара: разбор на школьном педсовете, а то и на колхозном собрании!

В начале зимы 1941 года Горетовка и её окрестности — Жилино, Бакеево, Баранцево — оказались на том последнем, переломном рубеже обороны Москвы, от которого немцев погнали обратно.

Когда фронт стал подходить к Горетовке, из деревни в Химки вывезли семью председателя колхоза П. Каменского — известно было, что коммунистов и руководителей фашисты сразу же расстреливали. Остальные сельчане скоро оказались в оккупации. Немцы заняли их дома, а деревенские жители укрывались от морозов по сараям и погребам.

«Вообще-то, немцы не зверствовали, — говорится в «Горетовских рассказах». — Среди них было много солдат другой национальности. Кажется, румыны или итальянцы. Все они были и сами измучены войной, морозом. Одежда у них была негодная, совсем не зимняя. Легкие шинели-пальто, тоньше нашего женского плаща. Поэтому они больше заботились о еде да об одежде. Они тоже страдали от войны, говорили, помогая жестами: «Взять бы нашего Гитлера и вашего Сталина за воротник и столкнуть их лбами!»

В Горетовской школе немцы устроили госпиталь, выкинув на улицу парты и учебные пособия. Затем в один из дней собрали со всей округи мужчин — стариков и подростков, и колонной погнали их в сторону Истры. В деревне никто не знал, куда — на смерть или в германский плен? На другой день выгнали из домов всех, кто ещё остался — женщин и детей, и такой же колонной под конвоем немецких мотоциклистов направили вслед мужчинам. По пути колона пополнялась жителями из других захваченных деревень.

В Истре колонну мужчин погрузили в вагоны и отправили в Германию. Никто из них, кроме одного беглого подростка, в деревню не вернулся. Такая же судьба ожидала и женщин, но их спасло начавшееся наступление нашей армии.

Горетовку, Баранцево и соседние деревни освобождали воины дивизии Московского народного ополчения, переименованной в 18-ю стрелковую дивизию. В память об этих событиях в деревне Баранцево установлен мемориал: памятник, облицованный мраморными плитами, и курган, увенчанный пушкой ЗИС-3.

После ухода немцев колхоз возобновил работу. В школе начались занятия, горетовцы стали восстанавливать разрушенное немцами хозяйство. Мужчин в селе не осталось, всё держалось на женских и детских плечах. Но отцов, сыновей, братьев на фронте надо было кормить! Продовольственных карточек колхозникам не полагалось, но за работу им выдавали овёс, который не дал умереть с голоду. Весной пошла трава, в деревне ели лепешки из лебеды с мороженой картошкой, щи из крапивы и свекольной ботвы. Сажали огороды: капусту, свёклу, морковь, и, главное, картошку, которую из экономии разрезали на части по числу глазков.

Перед деревней стояла задача поднять колхоз на довоенный уровень: провести посевную, собрать урожай. Но на заводах, где производили оружие, не хватало рабочих рук. Поэтому в 1942-м в сёлах по всей стране объявили мобилизацию подростков 14-16 лет для работы на стройках и на военных заводах. Из деревни забирали молодые рабочие руки — оставались только женщины и малыши. Мобилизация коснулась и Горетовки. Подростков направили в школу фабрично-заводского обучения (ФЗО) в Химках и через месяц, присвоив рабочий разряд токаря, послали на завод в Люберцы. Ребята и девушки по 12 часов работали на токарных станках, делали мины и снаряды. Позже подростков перевели в контролёры (они проверяли резьбу у минных корпусов), а к станкам поставили заключённых, которых пригнали на завод.

Зимой полевых работ в колхозе не было. Чтобы прокормить семьи, колхозники продавали дрова, заготавливали связки еловых поленьев (ель легче других пород деревьев), и шли с вязанками через поле, лес, овраг — пять километров до станции Крюково, а оттуда — поездом в Москву на Центральный рынок. На вырученные деньги покупали крупу и хлеб. Женщины устраивались на работу в надомные артели и ночами прирабатывали дома — вязали на спицах носки и варежки для фронта. За это давали продуктовые карточки, которые отоваривали хлебом по 150 граммов на человека.

Весть об окончании войны пришла из соседней Каменки — продававшие там молоко жительницы Горетовки услышали голос Левитана, возвестивший победу, из репродуктора на площади перед магазином, и принесли радостную новость домой.

С 1930 по 1966 год горетовским колхозникам (как и вообще сельским труженикам) зарплату не платили. Они работали за «палочки». Учёт выполненных работ вёлся в трудоднях. Бригадир проставлял в тетради отметки за каждый отработанный день — палочки. В конце года колхозникам выдавали не деньги, а ими же произведенную продукцию сельского хозяйства в соответствии с числом трудодней. Но сначала колхоз выполнял обязательные государственные поставки, а колхозники получали, что осталось.

Увы, не сохранилось документов, показывающих, что получали горетовские колхозники за свой трудодень. Зато известно, что ни больничных листов, ни пенсии по старости им в то время не полагалось. Жить на то, что выдавал за «палочки» колхоз, было невозможно, поэтому колхозники вынуждены были вести личное домашнее хозяйство.

Отработав в колхозе день «за палочку», сельчане шли на своё подворье, где ждала домашняя скотина и огород. Но и с произведённого в личном хозяйстве государство взимало натуральный налог в виде обязательной сдачи мяса, шерсти, кожевенного сырья, молока, масла, яиц, картофеля.

«Доходило до смешного, — рассказывает Нибур. — Колхозник, имеющий корову, обязан был сдать в год несколько килограммов сливочного масла. И ему приходилось продавать на рынке молоко и на вырученные деньги покупать в магазине сливочное масло, чтобы здесь же, в магазине фиктивно сдать его, как якобы произведённое на дому, и получить соответствующую справку об уплате обязательного продовольственного налога».

И это не всё. На посадки картофеля, огород, сенокос, плодовые деревья тоже начислялся сельскохозяйственный денежный налог. Откуда брать деньги людям, не получавшим зарплаты, не объяснялось. Мало того, за попытки заработать деньги, продавая что-либо из своего хозяйства, официальная пропаганда колхозников сурово осуждала.

Только в 1966 году колхозникам стали платить денежную зарплату, а старикам пенсии – сначала 8 рублей, потом 12 рублей. А реальный уровень жизни сельского труженика приблизился к уровню благосостояния горожан только к концу 1970-х годов.

Поскольку плодовые деревья на личных подворьях колхозников облагались денежным налогом, на участках у горетовцев не было ни яблонь, ни груш, ни вишен. Содержать их было «слишком дорогим баловством» для сельчан, не получавших зарплаты. Но в округе было много колхозных фруктовых садов — и за Андреевкой, в посёлке Голубое, и в других местах. В яблоневых садах росли традиционные для здешних мест сорта: антоновка, белый налив, анис. Имелись и грушевые, сливовые, вишнёвые посадки.

В Горетовке был колхозный вишнёвый сад. «Отец рассказывал такой случай, — вспоминает Нибур. — Созрела ягода, на воскресный день наметили сбор урожая. Вывели всех конторских работников, школьников. Организовали транспорт, тару: подводы и ящики. Пришли — а вишни нет! Рано утром налетела огромная стая дроздов. Сторож бегал из угла в угол по саду, стрелял, но ничего не помогло. За час птицы вычистили весь сад».

Был в Горетовке особенно любимый праздник, своего рода День деревни (вроде привычного нам сегодня Дня города) — престольный праздник. Престол в приходской Спасской церкви в Андреевке справляли в августе. В народе он называется «яблочный Спас», до революции его отмечали 1 августа. В этот день в 1676 году новопостроенную церковь освятили в честь Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня. Поскольку тогда же отмечают и праздник Всемилостивого Спаса, церковь в обиходе стали называть Спасской.

В этот день на дореволюционной станции Крюково устраивали народное гуляние для всей округи. Ставили карусели, пестрые балаганные шатры. Бродячий кукольный театр давал представления с участием Петрушки, купцы организовывали праздничную торговлю разными товарами и снедью.

«К этому празднику, продолжающемуся три дня, Горетовка готовилась загодя, — вспоминает Алексей Фирсов. — А когда он наступал, с утра запрягали лошадей, сажали всех домочадцев в телеги и ехали в Крюково. Там мы до одурения катались на каруселях, ели ещё незрелые кислые и горькие яблоки. Что поделаешь, ведь Спас-то был яблочный, первые пробы яблок. Вечером возвращались домой».

После революции престольный праздник по новому стилю стали отмечать 14 августа. Несмотря на антирелигиозную пропаганду, гулянья в деревне не утратили своего размаха и в советское время. Горетовцы в этот день не работали, к ним приезжала нарядная родня из соседних деревень. Гости собирались за праздничным столом, пели застольные песни. Дети и молодёжь устраивали игры, заводили знакомства, присматривали женихов и невест.

«К этому дню готовились, без преувеличения, весь год, — пишет Николай Нибур. — Шили наряды, откладывали лучшее из урожая, приводили в порядок хозяйство. В праздничный день, особенно когда на лошади приезжали гости, застолье — выпили, закусили, теперь надо отработать: петь и плясать! — обязательно должно было перейти в традиционный обряд гулянья по деревне с гармонью с выходом на излюбленное место для пляски и посиделок. Надо всей деревне показать, что в этом доме принимают гостей! Иной раз гулянье не обходилось и без драки».

К слову, часто ссоры и последующая рукопашная в деревне случались из-за любви. По словам Нибура, «из-за красивых горетовских девчонок постоянно задирались каменские и бакеевские ребята». Так было и в довоенное, и в послевоенное время.

Обычно парни выясняли отношения на деревянном мосту через речку Горетовку по дороге из Горетовки в соседние деревни — Бакеево и Общественник. Последняя появилась на левом берегу реки, на бывших графских землях. От реки вверх по склону шла красивая берёзовая аллея, местные жители называли её проспектом. Вот в этих живописных декорациях и происходили деревенские «разборки из-за девчонок». Сейчас этой аллеи уже нет, от неё осталось всего два-три старых дерева.

В 1956 году сгорела Горетовская школа — старое деревянное здание, построенное ещё на деньги Модеста Яковлевича Киттары. Почему в школе случился пожар, выяснить не удалось, но местные жители считали это вредительством. В то время в Московской области было много таких случаев, и даже совсем рядом с Горетовкой. Так, старую андреевскую школу поджигали дважды, но жители стали устраивать ночные дежурства, и школу отстояли.

В Горетовке на месте сгоревшей школы построили новую — кирпичную, с просторными классами, широкими окнами, высокими потолками. Рядом построили и новый дом для учителей, высадили аллею вязов.

В 1975 году Горетовская школа стала восьмилетней, а ещё через десять лет она закрылась в связи с недостатком учащихся. Уже в начале 1980-х число её учеников резко сократилось — многие семьи получали квартиры в новых домах, построенных в Андреевке, и переезжали туда жить, а дети шли учиться в большую Андреевскую школу-десятилетку, построенная в конце 1960-х годов.

В 1986 году Горетовская сельская школа, просуществовавшая более ста лет, опустела. Но не разрушилась — её заброшенное одноэтажное здание с побитыми стёклами стоит и сейчас.

На рубеже 1960-х годов проходило преобразование колхозов в совхозы, этот процесс затронул и Горетовку. Небольшие хозяйства, в том числе горетовскую «Новую жизнь», в 1961 году объединили в большой совхоз «Крюковский» мясомолочного направления.

Не обошлось без несправедливости. Работавшим колхозникам оформили перевод в совхоз с сохранением трудового стажа. А те сельские жители, кто на момент перевода в колхозе уже не работал, полностью потеряли многие годы стажа, необходимые для расчёта и начисления пенсии.

1960-е годы для сельских жителей прошли под хрущевским призывом «Догоним и перегоним Америку по молоку и мясу!» После объединения колхозов в совхоз за Горетовкой и Жилино вдоль берега реки Горетовки построили множество свинарников. Навозные стоки от них спускались прямо в речку. Это стало бедой для местных жителей.

Река всегда играла важную роль в жизни деревни. Вода в ней была очень чистая. В холодной напитанной родниками реке можно было купаться, полоскать белье, брать воду для скотины (для питья воду брали в колодце и в родниках), ловить рыбу — там водились не только плотва и пескари, но и щуки. Берега речки заросли малиной и черёмухой. Зимой крутые склоны Горетовки превращались в горки, с которых катались на санках и на лыжах, а то и просто гоняли на простейших самодельных самокатах.

После строительства совхозных свинарников из-за потоков навозной жижи Горетовка превратилась в сточную канаву и оставалась такой, пока совхоз не прекратил своё существование. В 1992 году это хозяйство реорганизовали в акционерное общество. А речка со временем смыла навозные горы, но до конца от этой беды так и не оправилась. «По берегам до сих пор растут по большей части только крапива и лопухи. Нет и в помине былого разнотравья, всё выжжено», — с горечью замечает Нибур.

История Горетовки продолжается. Сейчас в деревне около трёх десятков домов и примерно полсотни постоянных жителей, в летнее время население деревни увеличивается в два-три раза за счёт дачников — в районе Горетовки разместились пять садоводческих товариществ.

«Зеленоград.ру» благодарит писателя Николая Нибура за помощь в подготовке этой статьи.