Имя Модеста Киттары широкой публике известно мало, поскольку занимался он тем, что соединял «чистую» науку с производством. Разрабатывал для русской промышленности технологии: винокурения, производства крахмала, переработки жиров, выделки кож для солдатских сапог, крашения набивных ситцев, сушения овощей в русской печи (за что получил Большую золотую медаль Вольного Экономического общества в 1860 году). А ещё он писал книги по товароведению и аналитической химии и заведовал (по просьбе купцов-промышленников) кафедрой технологии в Московском университете.

В Москве профессор Киттары жил в Чудовском переулке, но душа его тянулась к земле. В 1868 году он купил у вдовы помещика Гуляева крупный участок земли — сельцо Новое при деревне Горетовке. Место было выбрано не случайно. К нашим краям его привязывали родственные узы. По соседству в Андреевке жила сестра Модеста Яковлевича — Софья Виноградова (в девичестве Киттары), супруга преподавателя Тверской семинарии действительного статского советника Виноградова. Из Андреевки же происходила и вторая жена профессора — Александра Дмитриевна, дочь здешнего крупного землевладельца Дмитрия Неронова.

На своей земле, лежащей в 36 верстах от Москвы и в четырёх верстах от станции Крюково Николаевской железной дороги, Киттары устроил образцовое крестьянское хозяйство — с правильным севооборотом, удобрениями. Завёл крупный рогатый скот и домашнюю птицу. Здесь он акклиматизировал альпийскую рожь и разводил её для внедрения в передовые хозяйства.

Бедность крестьян соседних деревень не оставила равнодушной московского профессора. Чтобы улучшить их быт и дать возможность крестьянам заработать деньги, Киттары устроил в своём имении заводы и «разные мастерства». Тогда же задумал он учить деревенских детей, уже получивших азы образования в приходской школе. В многодетных крестьянских семействах у ребятишек (особенно у старших) зачастую не было возможности учиться. Едва освоив грамоту, они становились к плугу или к станку — в помощь родителям. Об их образовании и радел профессор Киттары.

В то время у него ещё не было средств, чтоб построить здание училища и нанять учителей, но это его не остановило. Модест Яковлевич организовал учёбу ребятишек у себя на дому. Для обучения Закону Божьему пригласил местного священника, а для преподавания других предметов — свою сестру.

В течение трёх лет в этой домашней школе обучалось девять мальчиков, а затем она закрылась из-за того, что сам профессор в деревне не жил, а его сестра не отличалась крепким здоровьем и не могла давать уроки постоянно.

Однако энергичный и деятельный учёный своей затеи не оставил, и в 1877 году возобновил проект. Теперь он подошёл к делу основательно: для школы построили отдельное деревянное здание — в полуверсте от деревни, неподалеку от реки Горетовки. Профессор купил классную мебель и учебные пособия. Вскоре с позволения училищного совета в селе Новом открылось одноклассное училище. А при нём приют для одаренных детей на 20 человек. Все расходы по обучению и содержанию воспитанников Модест Яковлевич брал на себя.

В первый набор в школу зачислили 42 ученика, а через год — ещё больше. Позже по образцу училищ Министерства народного просвещения школу Киттары преобразовали в двуклассную. Изучали в ней русский и церковно-славянский языки, арифметику и геометрию, историю, географию, естествознание, черчение, чистописание и конечно Закон Божий.

В 1879 году в Новинско-Горетовское училище был назначен новый законоучитель — выпускник Вифанской духовной семинарии Иоанн Муравьев. Здесь он зарекомендовал себя с лучшей стороны, и через год был рукоположен в священника в Спасский храм в Андреевке, настоятелем которого стал впоследствии. Но преподавания в училище не оставил. Более того его неоднократно награждали за учительские труды и «за особые старания и прекрасные успехи преподавания Закона Божия».

Сам профессор не раз посещал классы и экзамены, контролировал обучение. Вскоре его училище стало одним из лучших в Московском уезде. Но замыслы учёного этим не ограничивались. Модест Яковлевич понимал, что сельским детям нужна не только грамота, но и ремёсла. Поэтому в 1880 году он хотел открыть при училище ремесленные классы.

Свое намерение Киттары исполнить не успел — в марте 1880-го учёного не стало. Похоронили его в Андреевке на церковном кладбище близ Спасского храма, прихожанином которого он был. И поставили на могиле памятник-часовню.

Предчувствуя скорую кончину, Модест Яковлевич позаботился о будущем Новинско-Горетовского училища: в завещании поручил душеприказчикам внести 10 тысяч рублей в Министерство народного просвещения с условием, чтобы оно приняло его школу в своё ведение и содержало на собственный счёт. Кроме того, он завещал министерству десятину земли и здание училища со всем имуществом в нём.

Увы, процентов с капитала не хватило. Тогда душеприказчик Киттары — муж его сестры, преподаватель Тверской семинарии Виноградов обратился в Министерство народного просвещения с просьбой в память о заслугах покойного профессора поддержать училище и выделить на его содержание дополнительную сумму. Его просьбу уважили.

С разрешения Министерства двуклассное училище в сельце Новом вновь открылось 1 января 1881 года. На его содержание отпускали 675 рублей вдобавок к процентам с капитала, завещанного учёным. Открытие началось с панихиды по усопшему основателю училища, которое стало носить его имя.

После смерти профессора Киттары Горетовская школа продолжала «сеять разумное, доброе, вечное». Среди её выпускников был и Николай Федорович Семёнов, Герой Советского Союза — единственный из жителей окрестных деревень дозеленоградского периода, удостоенный этого высокого звания.

В революционные годы школа стала центром местной общественной жизни — площадкой для жарких политических дискуссий, митингов, собраний, а её педагоги — носителями передовых идей. 1 мая 1907 года в горетовском лесу — в укромном овраге учителя школы организовали маёвку. В 1916—1918 годах они устраивали в здании школы собрания и вечера общества «Улей».

После революции в школе учились не только дети, но и взрослые — по вечерам осваивали грамоту в рамках кампании по ликвидации безграмотности. В праздники здесь проходили культурно-массовые мероприятия, собиравшие всех деревенских жителей.

В 1920-х годах Горетовская школа стала семилетней и именовалась школой крестьянской молодёжи, а затем школой колхозной молодёжи (ШКМ).

Зеленоградский писатель Николай Бурмистов, пишущий под псевдонимом Нибур, так вспоминает о ней: «Горетовка — центр образования. Школа здесь была построена ещё до революции. Она была деревянная. Рядом стоял большой дом для учителей. В Горетовскую школу ходили дети со всей округи. Например, из деревни Надовражино, что под Дедовском, до школы надо было идти лесом восемь километров».

В 1941 году учебный год в Горетовской школе начался как обычно — 1 сентября. Сразу после уроков все школьники, включая младшие классы, шли на поле — помогать колхозникам собирать урожай картошки и капусты. Однако учеба продолжалась недолго. В первых числах октября, когда немцы в жестоких боях под Смоленском в первый раз прорвали фронт на московском направлении, учителя встретили детей у крыльца и сказали: «Занятия в школе прекращаются, идите домой». Школа закрылась.

«Мы вернулись на занятия в школу 10 января 1942 года, после того как немцев из-под Крюкова выбили, — пишет в своих воспоминаниях „Мы здесь были“ бывший ученик Горетовской школы Николай Андреев. — Пришли мы в школу, а там… Все парты выкинуты на улицу (хорошо ещё не сожгли их), в классах стоят кровати, на полу — кровь. В нашей школе был немецкий госпиталь. Мы это всё убрали, всё подготовили и дня через три начали заниматься, хотя не было ни одного физического прибора, никаких материалов и учебников. Всё было разрушено, выброшено, сожжено и уничтожено. Но третья четверть началась тогда, когда ей и положено было».

Учились ребята по тем же программам, что и раньше: геометрия, алгебра, литература. Что касается истории — уже к концу войны появился новый учебник по этому предмету. «И там, — вспоминает Андреев, — среди параграфов о войне было сказано про 1941 год, про нашу активную оборону, про битву под Москвой. Помню, параграф был такой: разгром немецких войск под Москвой. Каким-то образом даже во время войны удавалось напечатать новые учебники по истории».

После уроков ребята домой не спешили. Учительница по литературе собирала ребятишек и читала им вслух роман Валентина Каверина «Два капитана» и другие книги. Электричества в деревне не было. Читать и готовить домашние задания приходилось при свете керосиновых ламп (у кого были) или плававших в жиру фитильков. Школьные принадлежности и даже обувь были роскошью. В школе ребятам разрешали ходить босиком, исключая время экзаменов.

Николай Андреев вспоминает такой случай: «В 1944 году состоялся слет пионеров и школьников в Химках в Доме культуры. Собралось нас человек двести со всего Химкинского района, в основном отличники и те, кто хорошо работал в колхозе. На этом слете я должен был выступать. Текст написала учительница, я выучил его наизусть. Мое выступление было коротким, минуты две-три. Приехал я босиком, нечего было надеть. Когда объявили, что следующим выступает Андреев из Горетовской неполной средней школы, сосед снял свои ботинки, я их надел и пошел выступать на сцену. Говорил о наших успехах на фронте, о том, что наши войска должны добить гитлеровцев в их логове».

В 1956-м году в школе случился пожар, и она сгорела, но… не перестала существовать. «Говорят, что тогда в Московской области было много подобных случаев, — продолжает Бурмистров. — Поговаривали о диверсиях. Во всяком случае, известно, что тогда же старая Андреевская школа поджигалась два раза. Жители устраивали дежурства, школу спасли».

А на месте сгоревшей школы в Горетовке построили новую — одноэтажную, кирпичную. Рядом с ней так же, как и раньше, поставили дом для учителей — многоквартирный, двухэтажный. Строил здания Крюковский СМУ, в 1961 году их ввели в строй.

«Учитель — святой человек! — продолжает Нибур. — Его авторитет непререкаем для всех от мала до велика! Встретишь на улице Учителя, одергиваешься и внешне, и внутренне подтягиваешься! Стыдно даже показаться Учителю в неприличном виде. Вот только некоторые из Горетовских учителей. Директор школы, преподаватель математики Кузьма Игнатьевич Вороксо, учитель ботаники Дина Степановна Вороксо, учитель географии Александр Васильевич Усачёв, преподаватель географии и одновременно учительница младших классов Ирина Тимофеевна Усачева, еще одна учительница младших классов Анна Алексеевна Дмитриева».

Однако при всем уважении к учителям, и над ними, бывало, подшучивали. Особенно проказничали ребятишки на святках, и девочки в этом деле не отставали от мальчишек. Вот какую историю о девчоночьих святочных проказах рассказывает Нибур: «Для начала шли пугать жившую одиноко старую учительницу русского языка. Она работала за столом, проверяла тетрадки. Потихоньку подобрались к окну и подвесили над ним пуговицу на нитке. Дернут за нитку — пуговица и стучит по стеклу. Старая женщина стука боится, выключает свет и выглядывает в окно. Пройдет время, только она успокоится и включит свет — опять дергают за нитку, снова пуговица стучит по стеклу. Учительница снова гасит свет. А проказники побежали дальше…»

В 1956 году в только что отстроенную Горетовскую семилетнюю школу пришла работать учителем немецкого языка и пения выпускница Первого Московского Государственного института иностранных языков Людмила Горшкова. Помимо уроков она взяла на себя руководство пионерской дружиной, кружковую работу, организацию школьного хора, проведение праздников. Летом ходила с детьми в недельные походы. Позже создала музыкальный квартет, с которым выезжала на концерты.

А в 1975 году она приняла руководство Горетовской школой — теперь уже восьмилетней. Впрочем, директорство приходилось совмещать с работой завуча, организатора и даже завхоза школы. Руководила она и работой на пришкольном участке, который считался одним из лучших в районе.

Людмила Владимировна Горшкова стала последним директором Горетовской школы им. М.Я. Киттары. В начале 1980-х годов число учеников в школе стало катастрофически убывать. Их родители получали квартиры в новых домах, построенных в Андреевке, и увозили туда детей. В 1986 году сельская школа, просуществовавшая более ста лет, была закрыта в связи с недостатком учащихся.

«Горетовская школа сейчас в запустении, стоит с побитыми стеклами. — пишет Николай Нибур. — Здесь прижились какие-то строительные фирмочки. Работает сварка, подъезжают грузовики. А бывшие ученики и сейчас вам скажут: «Знаете, почему закрыли Горетовскую школу?! Очень много умных стала готовить! Что ни выпускник — умный, умный, умный… Куда их, столько умных девать-то?! Вот и закрыли!»