До того, как в 1908 году в посёлке Крюково открылась школа, местных ребятишек возили по железной дороге в специальном вагоне-карете учиться в соседний город Клин, в начальную школу. «Поезд останавливался возле двух будок, собирая учеников, — писал в 1972 году краевед Аркадий Иванович Шишков в статье „Посёлок Крюково и его развитие“. — Вагон-карету (как его называли ученики) прицепляли к товарному поезду. Так же учеников доставляли после уроков домой». Дети, окончившие начальную Клинскую школу, затем могли продолжать учёбу в Москве или в Горетовском министерском училище.

Школу при станции Крюково в 1908 году построило Управление Николаевской железной дороги, поэтому она стала называться железнодорожной. Стояла деревянная школа близ станции, с правой стороны по ходу поезда на Москву (сейчас на этом месте автобусная остановка маршрута №22). В школе училось 25 детей.

После революции в 1918 году по всем деревням началась ликвидация неграмотности. На базе начальной железнодорожной школы организовали школу второй ступени, где обучали с 5-го по 9-й, а затем и по 10-й классы. Школа находилась по всей вероятности в главном доме бывшей усадьбы Рахманова (приблизительно на месте корпуса 820 и универсама в 9-м микрорайоне). Учились в ней в основном дети из семей железнодорожников. В 1924 году состоялся первый выпуск учащихся школы-десятилетки, созданной на базе начальной железнодорожной школы.

Тогда же летом 1924 года дочь машиниста Крюковской водокачки комсомолка Наталья Велько предложила создать при школе первый отряд юных пионеров к 7-й годовщине Октябрьской Революции. Ему присвоили №108 по Московской губернии. Пионервожатым назначили комсомольца Михаила Белова — позже он стал секретарём Крюковской комсомольской организации, а затем учителем истории и директором железнодорожной школы с 1936-го по 1941-й годы.

Директорству Белова предшествовали драматические события лета 1935 года, нашедшие отражение в центральной газете «Гудок». Небольшая заметка, озаглавленная «Контрреволюционеры разоблачены», рассказывала об аресте предыдущего заведующего Крюковской железнодорожной школой, некоего Семёнова — сына крупного торговца, лишенного избирательных прав. В школе Семёнов, по словам автора заметки, окружил себя единомышленниками и развёл антисоветскую агитацию среди учителей и учеников. «Правой рукой» Семёнова был педагог Овчаренко. Обоих арестовали, и на квартире учителя нашли монеты царской чеканки и альбом с портретами императорской семьи. Чем закончилось дело, и какое наказание понесли эти, уже бывшие работники образования, неизвестно. А место Семёнова занял Михаил Белов.

В 1930 году во всех городах, фабрично-заводских районах и рабочих посёлках страны, а значит и в Крюково тоже, ввели всеобщее обязательное 7-летнее обучение. Крюковчанка Нина Васильева, учившаяся в 1930-х годах, вспоминает: «В школе были хорошие преподаватели. Добрые слова хочется сказать об учителе физкультуры, Антонове Григории Матвеевиче, который методично, упорно и настойчиво, используя разные способы, прививал учащимся любовь к лыжам. Проводя занятия, он любил приговаривать: «Это не забава, это здоровье, выдержка и выносливость».

Другая ученица этой школы Анна Боровская (впоследствии сама ставшая педагогом) рассказывает о культурно-массовой работе в те годы: «Большинство пионеров принимали участие в драматическом кружке, которым руководил сам директор школы Белов Михаил Степанович. Занимались при керосиновых лампах. Помню, ставили пьесу „Белеет парус одинокий“, а учащиеся старших классов ставили отрывки из романа Толстого „Анна Каренина“, „Гроза“ Островского, „Горе от ума“ Грибоедова. В школе был хор. Не раз выступали в крюковском клубе, на трикотажной фабрике, ездили выступать в Москву, где заняли 1-е место и нам дали премию по 50 рублей. Мы были очень рады».

Помимо общеобразовательных уроков в школьную программу входили уроки труда, позволяющие освоить рабочую специальность, например, столярное дело, традиционно распространённое в наших краях.

В 1930-х годах посёлок Крюково быстро рос за счёт строительства домов в частном секторе. В нём появились новые улицы: Лесная, Фрунзе, Серова, Железнодорожная, Маяковского, Октябрьская, Пионерская и другие.

Школьное здание дореволюционной постройки уже не вмещало учеников, и школе было отдано стоявшее поблизости небольшое здание, принадлежавшее раньше купцу Ивану Рахманову, в прошлом владельцу крюковского кирпичного завода. Но и этого было недостаточно. К тому же в стране полным ходом шла реорганизация образования. Школы 2-й ступени уходили в прошлое, их сменяли средние общеобразовательные.

В 1934 году в Крюково на улице Советская построили новую одноэтажную школу из белого кирпича. Вход в неё украшало некое подобие портика с колоннами, поэтому ученики называли новостройку «школой с колоннами».

Хлопоты, связанные со строительством, взяла на себя учительница истории и завуч железнодорожной школы Елена Григорьевна Малышкина — она же стала первым директором новой крюковской школы-десятилетки №1. Первые выпускники вышли из её стен в 1936 году. Но и это здание не решило «учебных» проблем разросшегося посёлка, где было уже примерно полторы тысячи школьников. Поэтому в 1938 году по соседству на улице 2-й Пятилетки построили ещё одно школьное здание — тоже одноэтажное (к слову, оно прослужило полвека и было снесено в 1995 году при строительстве моста через железную дорогу).

Об учёбе в крюковской средней школе в 1936—1937 годах вспоминает крюковчанин Виктор Высокосов: «Школа была одноэтажная, кирпичная. Классы были большие — в нашем классе было 30 учеников. Я поступил в неё в первый класс. Помню, в 1937 году первоклассникам сказали в букваре заклеить из пяти маршалов Советского Союза — Ворошилова, Буденного, Тухачевского, Егорова, Блюхера — трёх последних как врагов народа. Я сидел за одной партой с Виктором Беловым, и мы вместе заклеивали опальных маршалов. В школе учились в две смены. Когда оканчивались занятия второй смены, осенью и зимой было уже темно, и чтобы по бездорожью добраться нормально до дома, использовали самодельные переносные фонари — устанавливали в стеклянные банки свечки».

Таким образом, к 1939 году в Крюкове было две средних школы, которым принадлежали четыре здания. Два новых — 1934-го и 1938 года постройки, относились к средней школе №1. Также два здания было у железнодорожной школы №3. Кроме того начальные школы были в окрестных деревнях: Горетовке, Жилино, Каменке, Андреевке, Чашникове, Ржавках.

Летом 1941-го многие учителя и десятиклассники ушли в военные училища и на фронт. Оставшихся в посёлке старшеклассников «призвали» на трудовой фронт. В июле они помогали в эвакуации Крюковского аэродрома — грузили разобранные части самолётов на автомобили. В августе подростков направили на рытье окопов и противотанковых рвов в Подрезково. А учебный год для них начался в деревне Жилино на фабрике ёлочных игрушек, с первых дней войны переоборудованной в предприятие оборонного значения. Здесь делали легковоспламеняющуюся противотанковую горючую смесь и запечатывали в стеклянные пробирки, которые отправляли на фронт и в партизанские отряды.

В то время автобусов в Крюкове не было. Ребята собирались у школы в 6 утра и шли до фабрики пешком семь километров. Трудились по восемь часов. Работа была очень опасной. Если капелька жидкости попадала на одежду, то мгновенно прожигала её, оставляя на теле сильный ожог. Одежда тлела даже от дыма, становилась ветхой. На фабрике учеников кормили: 200 граммов хлеба и стакан чая. В цехах всегда были включены репродукторы, передавали тревожные сводки Совинформбюро — немцы подходили к Москве.

В октябре жилинскую фабрику перевели подальше от линии фронта в деревню Старбеево близ Химок. А у старших школьников наконец начались занятия. Но что это была за учёба: налёты немецкой авиации случались по многу раз на дню, сигналы воздушной тревоги то и дело прерывали уроки. Так под бомбёжками проучились до ноября. В конце ноября крюковскую школу №1 закрыли, а в здании устроили военный госпиталь.

Отступая к Москве, войска получили приказ «Ничего не оставлять врагу!» 28 ноября были взорваны железнодорожный мост и вокзал на станции Крюково, разрушены все магазины и предприятия посёлка (молокозавод, трикотажная фабрика, кирпичные заводы), сожжена деревянная железнодорожная школа у станции. Второе здание, принадлежащее школе, уцелело — в нём жили сами подрывники. После войны его приспособили под железнодорожные мастерские, а в конце 1950-х годов снесли.

В дни боёв за Крюково в одном из зданий школы №1 два дня держали оборону осаждённые немцами бойцы трёх батальонов гвардейской Панфиловской дивизии. Им удалось выйти из окружения, вынести раненых товарищей и всё оружие. Школьное здание сильно пострадало.

В конце декабря, после изгнания немцев из посёлка, пионеры и комсомольцы стали восстанавливать школу под руководством директора Петра Григорьевича Юшкевича. Здание нужно было отапливать. Учителя и школьники сами заготавливали дрова в лесу за санаторием Верховного Совета, причём не только в 1941-м, но и в последующие военные годы.

Как вспоминал крюковчанин В.П. Колобашкин: «В зимний период 1943—1944 учебного года дирекция Крюковской средней школы обратилась к родителям школьников с просьбой помочь школе в заготовке дров для отопления классов. Была выделена лесная делянка в районе станции Алабушево. На каждого школьника надо было заготовить два кубометра дров, деревья надо было пилить с корня, затем распилить на брёвнышки длиной два метра». Руководил работами завуч (а с 1943 по 1946 годы директор школы) Владимир Григорьевич Некрасов. «И вот мы с сестрой-одногодкой, — продолжает Колобашкин, — пилили берёзы, затем их распиливали и складировали в штабеля. Норму для школьников мы с сестрой выполнили. Владимир Григорьевич помогал нам в том, чтобы спиленное дерево упало в нужном направлении».

Занятия в поселковой школе возобновились в январе 1942 года. По словам крюковчанки Марии Сидельниковой-Дементьевой, тогда был набран только один неполный 7-й класс — «Хотя весной 1941 года 6-х классов в Крюкове было четыре: два в поселковой и два — в железнодорожной школе. Но после боёв за Крюково из четырёх 6-х классов набрали лишь один неполный 7-й».

За этими скупыми цифрами — множество трагедий: расстрелов, смертей, тяжких увечий. Учительница крюковской школы А.В. Боровская в книге «История моей жизни» перечисляет десятки имён односельчан — детей и взрослых, убитых, раненых, искалеченных взрывами мин, гранат и снарядов, оставленных фашистами. Были жертвы и среди учителей, остававшихся в посёлке. Была убита учительница Антонина Булычёва. А 1 декабря немцы расстреляли на школьном огороде 27 летнюю учительницу русского языка Валентину Ивановну Полякову. После освобождения Крюкова Валентину Ивановну похоронили на школьном дворе у ворот. Позднее ее перезахоронили на Андреевском кладбище. Местные жители помнят ее до сих пор и ухаживают за ее могилой.

Школьная жизнь понемногу налаживалась. Как вспоминает старшая пионервожатая Нина Новоженина, после уроков «пионеры переписывались с фронтовиками, собирали и посылали им посылки: варежки, носки, носовые платки, шили кисеты для махорки». Время было голодное, детям в школе давали картофель, капусту. Учителя получали паёк — 400 граммов хлеба.

В годы войны к двум каменным зданиям крюковской школы добавился деревянный дом, где помещались начальные классы. Располагался он позади нынешнего торгового комплекса «Зеленоградский». По воспоминаниям краеведа Александры Васильевой, в нём было две комнаты и небольшой закуток, где жила уборщица тетя Марфуша с дочерью Надеждой (они же топили печи).

В 1946 году в Крюковскую среднюю школу был назначен директором фронтовик орденоносец Фёдор Сергеевич Ерохин (в 1936-м он окончил Московский Государственный пединститут — факультет естествознания и химии).

О том, какой была школьная жизнь в первые послевоенные годы, вспоминают её тогдашние ученики. В крюковской школе в то время не было ни канализации, ни водопровода, ни электричества. Парты и классные доски доставили из столичных школ, правда, срок свой они уже отслужили. Учебников, тетрадей, школьно-письменных принадлежностей почти не было. А занятия даже в младших классах проходили в четыре смены. Осенью и зимой первая и четвёртая смена занимались в полумраке — при единственной горящей свече (керосиновая лампа была роскошью, поскольку керосин оставался дефицитом).

Рассказывает Александра Николаевна Васильева, ставшая первоклассницей в 1945 году: «В период распутицы осенью и весной при отсутствии ухоженных дорог дети подходили к школе в грязной обуви. На пороге их встречала тётя Марфуша и строго следила, чтобы налипшая грязь была смыта в чистом ручейке, отделявшем школьный двор от территории Крюковского сельпо. Только после этого тётя Марфуша разрешала вступить на зелёный ковёр веток, назначение которого состояло в том, что он в какой-то степени впитывал влагу с обуви. Затем, уже у двери в класс, ученика ждал санитарный пост. Время было трудное, чреватое опасностью массовых эпидемических заболеваний. (…) Санитары — активисты движения БГСО (будь готов к санитарной обороне) — тщательно следили за чистотой рук. И в какой-то степени решали сложнейшую задачу сохранения здоровья детей».

К слову, в первый класс в то время принимали детей с 8 лет, поскольку у малышей, переживших голод, холод, бомбёжки и бои, здоровье было ослаблено.

В 1949 году пленные немцы надстроили второй этаж в одном из школьных зданий (1938 года) на улице 2-й Пятилетки. «Помню, как в конце сороковых годов в крюковской школе надстраивали второй этаж, — вспоминает жительница посёлка Ольга Ивановна Аксёнова. — Надстраивали его пленные немцы, немец смотрел на листок бумаги и краской писал слово „школа“».

О повседневных реалиях школьной жизни в первые послевоенные годы рассказывает крюковчанин Б.С. Турбин: «Время учёбы было трудное, голодное. Всё время хотелось есть. Другая особенность наших школьных лет — отсутствие необходимых тетрадей, ручек, чернил и тем более учебников. Выпрашивали карандаши и самописки у пленных немцев, которые надстраивали второй этаж в школе».

Но бытовые трудности, сопутствовавшие учёбе, занимают в воспоминаниях выпускников самое скромное место. Куда богаче их рассказы о высокой духовности и профессионализме педагогов, работавших в тяжелейшие предвоенные, военные и послевоенные годы.

«Наставникам, хранившим юность нашу» — так называются воспоминания краеведа Александры Васильевой, опубликованные в газете «Зеленоград сегодня». В них есть характерный эпизод, посвященный учительнице биологии Вере Андреевне Акимовой: «К себе она относилась с иронией. Зная, что у неё есть прозвище, она, знакомясь с нами на первом уроке, после своего имени назвала и прозвище — Семядоля. Это было так неожиданно, что весь класс захохотал. Она смеялась вместе с нами, а потом спросила, знаем ли мы, почему она получила такое „почётное“ звание? Кто-то попытался связать его с ботаникой, где есть это понятие (так оно и было на самом деле). „Нет, — серьёзно возразила учительница. — Это связано с тем, что долю своего семени, то есть собственной души, я отдаю вам“».

Далее Васильева приводит пример урока, запомнившегося на всю жизнь. Стараясь залечить душевные раны детей войны, Вера Андреевна, объясняя новую тему, порой делала неожиданные сравнения и подводила учеников к важным выводам. Однажды речь зашла о том, что такое жемчужина и как она появляется. «Последовал подробный ответ, — рассказывает Васильева, — «Жемчужина образуется внутри устрицы на месте ранения, которое ей наносят песчинки. Устрица начинает сама себя лечить, выпускает специальную жидкость, которая обтекает больное место. На нём и появляется жемчужина». «Так и с человеком, — делает вывод Вера Андреевна, — наносят раны физические — ему больно, душевные, связанные с обидами, потерями близких людей, — ему тоже больно. Выход один — найти в себе силы залечить раны. Это трудно. Но это нужно, если хотите, чтобы про вас сказали: «Этот человек — настоящая жемчужина»».

По рассказам выпускников, учителя тех лет были людьми бескорыстными, они как могли, помогали ребятам учиться, с отстающими учениками занимались после уроков, не считаясь с личным временем.

И ещё одна деталь школьного бытия тех лет: среди учителей было много мужчин: преподаватели русского языка и литературы, истории, физики и астрономии, географии, химии. Многим ребятам они заменяли погибших отцов.

«Литературу нам преподавал Юденич Леонид Алексеевич — скромный, но ужасно нетерпимый к небрежности, будь это чтение стихотворений, ошибок в диктантах или сочинениях, но воспоминания о нём наилучшие, — рассказывает Б.С. Турбин. —  Сражал он своим юмором. На его острый язык боялись попадаться».

«Физику и астрономию практически без наглядных пособий и приборов преподавал Эйзерман Карл Алексеевич, — продолжает Турбин. — Он приглашал нас по вечерам к себе домой и, глядя на звёздное небо, мы знакомились и с Большой Медведицей, и с Млечным путем, и с Марсом, и с Венерой и т. д.»

Добрую память по себе оставил в сердцах учеников учитель крюковской школы Леонид Архипович Синюк. Он не был уроженцем наших мест, но в ноябре-декабре 1941-го он в составе 16-й Армии защищал Крюково от фашистов. В конце декабря, после победоносных боёв за столицу, батальон, в котором воевал Синюк, был отправлен на отдых и переформирование в Крюково. Бойцов разместили в большом доме на улице Октябрьской (теперь на этом месте стоит зеленоградский Дворец творчества). Тогда-то Леонид и познакомился с крюковчанкой Марией. Молодые люди стали переписываться, Мария отправляла на фронт посылки.

В марте 1942-го Синюк был тяжело ранен в ногу под Старой Русой. Долго лечился, чудом удалось избежать ампутации ноги. Мария ухаживала за женихом, лежавшим в московском госпитале, в буквальном смысле помогла ему встать на ноги.

Едва закончилась война, молодые люди поженились — свадьбу справили 11 мая 1945 года.

«Мне вспоминается женитьба одного фронтовика в Крюкове, — рассказывает крюковчанка Мария Сидельникова-Дементьева. — Около библиотеки в Крюкове — на стыке Первомайской улицы с деревней Каменка мне встретилась праздничная молодая пара, на которую невольно все обращали внимание. Молодой человек был одет в то время очень нарядно — белая рубашка, светлые брюки, в руках — палочка, и при ходьбе он сильно прихрамывал. А молодая женщина тоже была в светлом платье, красивая и счастливая. Шли они медленно, и, как мне показалось, ничего кругом тогда не замечали. Позднее этот молодой человек — Леонид Архипович Синюк — стал преподавателем истории в школе, активным партийным и профсоюзным деятелем в посёлке, участником различных комиссий».

Крюковчанка Г. Ф. Сизова вспоминает: «Фронтовик Леонид Архипович Синюк преподавал историю. Запомнился он как мудрый, добрейшей души человек. Он понимал всех детей. На уроках была „полнейшая демократия“, то есть никакой дисциплины. Но он никогда никого не ругал, никогда ничего не навязывал. Он мог что-то тактично предложить. Озорники его очень любили и уважали».

Другая ученица Леонида Архиповича — Т.И. Ефимова пишет об учителе: «Спокойный, серьёзный, мудрый, такой доброжелательный, всегда правильный. Начинал он урок с приветствия и фразы: „Есть вопросы?“. Ну, мы и рады стараться! Вопросов всегда было много, и учитель обстоятельно отвечал на каждый. Называл он всех учеников по имени, никогда не ошибался. И никогда не был сорван ни один урок. Как это ему удавалось? Ведь далеко не все учителя были нами довольны, многие из них не выдерживали, кричали на нас. Мы относились к нему с большим уважением — Фронтовик, Учитель. Запомнился он нам всегда ровным, всё знающим и очень интересным человеком. В результате взаимопонимания и уважения на его уроках царила атмосфера дружбы, любви и тепла».

Другой педагог, оставивший по себе добрую память в сердцах учеников — Владимир Григорьевич Некрасов, учитель словесности и завуч школы. «Это был учитель-артист, — вспоминает Сизова. — На уроках стояла „мёртвая“ тишина: класс завороженно слушал учителя. Сейчас я думаю, что он, учитывая характер сидящих перед ним учеников, переживших столько горя и живущих в крайней нужде, иногда расставлял другие акценты, нежели авторы изучаемых произведений. Однажды я по своей детской наивности попыталась его поправить, сказав, что в тексте этого (о чем он говорил) не было. На что он, не смущаясь, ответил: ну и что, если бы автор жил сейчас, он бы сам это добавил. Он много успевал, говорил быстро, без запинок, интересно, побуждая ученика всё-таки заглянуть в книгу».

Крюковчанка Г. В. Мацур, перечисляя любимых учителей, вспоминает об Адели Григорьевне Сандарович и Нине Александровне Чекуновой: «Они двое после окончания института ездили каждый день из Москвы учить нас. Одна — русскому языку и литературе, другая — французскому языку. Несли нам московскую культуру, ароматы модных тогда в Москве духов „Красной Москвы“ и „Серебристого ландыша“. Всегда подтянуты, причёсаны аккуратно, модно одеты. Восхитительно!»

Во многом благодаря педагогам школа была для учеников «вторым домом». После уроков ребят ждали кружки: вышивания, хореографический, хоровой, литературный. У школы был приусадебный участок, который ученики средних и старших классов возделывали под руководством педагогов.

Одним из самых известных выпускников Крюковской средней школы №1 послевоенных лет стал космонавт Алексей Александрович Губарев.

«Война застала нас в подмосковном совхозе „Чашниково“, он находился возле деревни Крюково, — вспоминал Губарев много лет спустя. — Помните песню „У деревни Крюково погибает взвод“? Не могу слушать спокойно… Отступая, гитлеровцы сожгли всё кругом. И наш дом — тоже. Жить стало негде. Мы перебрались в Куйбышевскую область, в родное село Гвардейцы. Все годы войны жили там. После войны перебрались снова в Чашниково».

Алексей лишился отца в пятилетнем возрасте и ощущал себя единственным мужчиной в семье. Он как мог помогал матери: ездил в город торговать картошкой, колол соседям дрова за плату, брался вспахать чужой огород. «И все эти свои детские заработки честно отдавал маме, — рассказывал космонавт. — Но у меня был ещё один мой маленький „бизнес“, интеллектуальный, заработки от которого, как я полагал, могу оставлять себе».

«Бизнес» этот расцвёл, когда Алексей, окончив Алабушевскую семилетку (в Чашникове была только начальная школа) продолжил образование в Крюковской средней школе. Учился он хорошо, получал похвальные грамоты, радовал мать успехами. Особенно хорошо шла у него математика. Вместе с ним в классе училась девочка, которой точные науки никак не давались. «Она как-то ко мне пришла с предложением, чтобы я за неё делал математику, а она мне за это будет немного платить, — вспоминал Губарев. — На этом ударили по рукам. И наш совместный бизнес процветал некоторое время: я решаю, она сдает, а я получаю честно заработанные рублики, иногда — трёшки, трачу их в буфете на конфеты „подушечки“».

Деньги девочка брала втайне от родителей. Однажды мелких денег дома не оказалось, и она принесла Алексею двадцать пять рублей одной купюрой, что было по тем временам крупной суммой. С этой «бумажкой» он пошёл в буфет, купил на рубль конфет, а сдачу спрятал. Тем временем родители девочки обнаружили пропажу денег и заявили, что их обокрали. Поднялся шум, и буфетчица сообщила матери Алексея, что он как раз покупал конфеты и расплатился купюрой в 25 рублей.

«Мама сразу сообразила, что здесь что-то нечисто, — делился воспоминаниями космонавт, — но прикрыла меня, сказав, что это она мне сама дала на конфеты за хорошую учёбу, и поспешила домой. Я уже спал. Она меня разбудила и спросила, где я взял деньги. Так как вины я за собой не чувствовал, то маме чистосердечно признался, что „подрабатываю“ интеллектуальным трудом. Она взяла оставшуюся сдачу, доложила недостачу и отправилась к родителям девочки возвращать деньги. Не знаю, о чём они там говорили, но бизнес наш „накрылся“. И девочка вновь съехала на тройки».

Однако деньги Алексею были очень нужны, и отнюдь не на конфеты. За обучение в старших классах (с 8-го по 10-й) приходилось платить. Плата за обучение старшеклассников, студентов вузов, техникумов и училищ была введена ещё до войны — в 1940 году и отменена в 1956-м. В семье Губаревых денег не было — мать одна поднимала четверых детей. В похожей ситуации находились и другие ребята. Поэтому директор школы Фёдор Сергеевич Ерохин помогал школьникам найти работу, чтобы они могли заработать на обучение. Он заключал договоры с Октябрьской железной дорогой на очистку платформ от снега. Рано утром до начала занятий Алексей вместе с другими старшеклассниками шёл на станцию убирать снег. Случалось ему подрабатывать и ночью, разгружая вагоны — на будущее. В старших классах Алексей бесповоротно решил стать военным лётчиком. Целеустремленный молодой человек серьёзно готовился к поступлению в авиационное училище. Помня о том, что интеллектуальный труд должен оплачиваться, он уже сам «доплачивал на конфеты» своей племяннице, которая диктовала ему диктанты, помогая подтянуть грамотность перед экзаменами. Школу Алексей окончил в 1950 году.

В середине 1970-х годов после возвращения из первого космического полёта Алексей Губарев и его напарник Георгий Гречко встретились с жителями Крюково и учениками поселковой школы в клубе завода ЖБИ-25.

Школьники были очень рады этой встрече, особенно мальчики, которые в то время мечтали стать космонавтами.

«Зеленоград.ру» благодарит краеведа Александру Николаевну Васильеву и сотрудников музея школы 1912 имени Бауыржана Момышулы за помощь в подготовке этого материала.