— Лев Владимирович, как вы выбирали профессию? Что повлияло на этот выбор?

— Желание приобрести юридическую специальность возникло в детстве. Я очень много читал: про Шерлока Холмса, романы Агаты Кристи, знаменитые Шейниновские «Записки следователя»… Но направлений, куда я собирался пойти, было два. Кроме юридического, была ещё армия. У меня матушка ветеран дивизии «Нормандия — Неман», а дед был латышским стрелком, в охране Кремля служил (потом был репрессирован). И, наверное, поэтому сначала я всё-таки окончил военное училище, а после распада Союза, когда произошли сокращения в армии (в то время я был в Белоруссии), я уволился по сокращению штатов и одновременно получал второе высшее образование — юридическое. Потом пошёл в прокуратуру — реализовал свою мечту и с большим удовольствием работал следователем.

— Выбор профессии оправдал ваши юношеские ожидания?

— С лихвой. Особенно интересная работа была, когда я был следователем прокуратуры Зеленограда. Можно сказать, что Зеленоград я помню по тем преступлениям, которые здесь в разное время совершались.

— А сколько лет вы в общей сложности следователем работали?

— Сложный вопрос. Шесть лет я работал непосредственно следователем, а потом стал прокурором-криминалистом в прокуратуре Москвы, то есть осуществлял практическую помощь следователям, помогал составить план расследования, назначить экспертизы, провести следственный осмотр и ряд других особо сложных следственных действий. Можно сказать, что в градации юристов криминалистика — это такая элитарная специальность. В мою компетенцию входило курирование нескольких округов, в том числе и Зеленоградского. Я участвовал в расследовании, пожалуй, самых громких дел.

— Каких, например?

— Например, я проводил, осмотр взорванного дома на Каширском шоссе д. 6. Там мы, по-моему, 124 трупа достали. Взрывы в метро между станциями Павелецкая и Автозаводская, на Белорусской, Парке культуры. Трагедию Трасвааль парка мы тоже расследовали, обрушение Басманного рынка… Так что практическая деятельность занимала большой кусок моей жизни. А уже в 2009—2010 годах я стал заниматься ещё и повышением квалификации сотрудников следственного комитета Центрального федерального округа.

— И киберпреступлениями вы тоже занимались, работая в прокуратуре?

— Да, кроме территориального надзора и помощи следователям, в мои обязанности входило и оказание практической помощи по определённым видам преступлений: я также отвечал за преступления, совершаемые с применением взрывных устройств, за преступления, которые совершаются в сфере авторских и смежных прав и тех, что совершаются с использованием высоких технологий.

— Как вы стали преподавать?

— Я уже работал следователем Зеленограда, и как-то заведующий юридическим факультетом МИЭТ профессор Борис Васильевич Ливанов пригласил меня в качестве практического работника — рассказывать студентам о реальностях и тонкостях профессии. С тех пор моя преподавательская деятельность не прекращается. Я защитил кандидатскую диссертацию, докторскую. А сейчас вот разговариваю с вами уже как профессор кафедры Права.

— В феврале этого года кафедра Права МИЭТ проводила большую конференцию, где вы говорили, что ваше направление «Правовое обеспечение национальной безопасности» — единственное в России, где готовят специалистов-следователей, расследующих киберпреступления, которые обладают одновременно и техническими, и юридическими познаниями. Неужели оно действительно единственное?

— Действительно. Я уже много где говорил, что программа наша состоит из 60% юридических дисциплин и 40% технических, которые курирует директор института СПИНТех Лариса Геннадьевна Гагарина.

— Школа Ларисы Геннадьевны — это серьёзная школа.

— Именно поэтому она с нами. Её институт создавал траектории программы технической части обучения, и на сегодняшний день мы имеем идеально выстроенную объединённую программу, аналогов которой в России нет. В МГТУ им. Баумана есть на первый взгляд похожее направление, но всё-таки они готовят экспертов. А наша профессиональная задача — это расследование кибепреступлений. Наши выпускники — это юристы-следователи, специалисты по киберпреступлениям.

— Наверное, учитывая уникальность направления, за вашими выпускниками уже много работодателей выстроилось?

— Конечно. В первую очередь правоохранительные органы, ФСБ, например, очень заинтересована в технически грамотных юристах. Также мы сейчас разговариваем с крупными компаниями, которые занимаются именно расследованием киберпреступлений — буквально на днях были переговоры с Group-IB. На повестке ближайшей недели — договор со Следственным комитетом РФ. Уверен, что наши ребята найдут место ещё и в законодательных органах власти. Сегодня все понимают, что высокие технологии в юриспруденции необходимы, но, к сожалению, не все представители власти, в т. ч. и законодательной, в достаточной степени имеют представление о высоких технологиях. А наши выпускники будут владеть ими — в идеальном соотношении знаний по технике и праву.

— А в других странах есть подобная практика обучения?

— Там чаще всего имеют место два высших образования: юридическое и техническое. То есть это минимум лет десять обучения. А что за десять лет изменится в мире техники — сами понимаете, одному Богу известно. У нас же на кафедре, повторюсь, синтез, причём по программе специалитета. Все ребята учатся пять лет и получают диплом специалиста. И ещё очень важно сказать: мы делаем большой упор и на нравственное понимание юридической деятельности. Например, в этом году наши студенты посещали школы и рассказывали школьникам об уважении к закону, о законодательных нормативах. То есть занимались, что называется, правовым воспитанием. Для молодёжи такие мероприятия крайне важны, я считаю.

— Ваша юридическая практика, конечно, впечатляет, и, смею предположить, что по жизни вы идёте с обострённым чувством справедливости.

— Предположение верно, и, скажу честно, живётся с ним непросто. Меня, например, сильно раздражают, причём до болезненности, вещи, которые нарушают права человека. Я вот очень тяжело переживаю вопросы, связанные с «коронавирусными» ограничениями, которые в ряде регионов вообще не были согласованы с конституцией… Потом… Я никогда не давал взятки гаишникам или ещё кому-нибудь. Я не могу это сделать в принципе. Но вообще-то чувство справедливости должно быть у каждого человека. Независимо от того юрист он или не юрист.

— А как понять, что чувство, которое вы испытываете, справедливо? Ведь человек субъективен.

— Человек субъективен, согласен. Но есть общие социальные подходы, здесь речь идёт о понятиях добра и зла в конкретном социуме. Ведь в определённых социальных группах, в племенах далеких от цивилизации, до сих пор считается нормальным съесть соседа, да?

— Абсолютно.

— Но ведь цивилизованное общество не считает это нормальным? Поэтому и зовут эти племена дикарями. А вопросы добра и зла внутри современного человека чётко разграничены. Тот, кто их не разграничивает… Наверное, эти люди и рискуют попасть под следствие.

— Здесь, скорее всего, большую роль играет такое чувство, как совесть. Она ведь идёт рука об руку со справедливостью?

— Вы знаете, я, когда работал судьёй, видел, как судьи, мои коллеги, рассматривая дела, переживая, пропускают всё через себя. И когда перед нами стоял какой-либо сложный вопрос, наверное, именно совесть не позволяла принимать какие-то несправедливые решения. У юриста должна быть совесть. Если юрист понимает, что творится какая-то несправедливость, то, несмотря на возможные потери материальные, карьерные и другие, которые он понесёт, он должен принять именно то решение, которое подсказывают ему совесть и закон.

— Мне кажется, что это актуально и для преподавателей? Оценка на экзамене тоже ведь ставится в соответствии с законами совести?

— Если вы про студенческие сессии, то я после некоторых событий в своей жизни перестал ставить двойки. Вообще никогда не ставлю. У меня была интересная ситуация: я принимал экзамен у девочки, которая отвечала слабовато. На четвёрку. Ну я ей и поставил 4. Она — в слёзы. Я говорю: «Слушай, милая, ну ладно, Бог с тобой, на тебе 5». Она выходит из аудитории и через пять минут возвращается. Кладёт зачётку мне на стол: «Лев Владимирович, ставьте 4». Для неё это был урок намного важнее, чем тот, который она учила к экзамену. В подобных ситуациях совесть торжествует, а для будущего юриста такая внутренняя работа особенно полезна. Я оставил в её зачетке пятёрку.

— Ну, раз уж мы так много говорим о внутренних чувствах юристов, давайте подытожим. Назовите три качества, с которыми человек ни в коем случае не должен быть юристом, и три, с которыми дорога в юридическую сферу прямая.

— Корысть, жестокость и непорядочность — это всё не про юристов. Можно даже сказать, что работа юриста с этими качествами может, скорее, его самого привести под следствие. А вот чем обязательно должен обладать настоящий юрист, так это жаждой знаний, чувством справедливости и человеколюбием. И с этими качествами он должен не только на работу приходить: он с ними по жизни должен идти. Вот тогда это будет очень хороший юрист. Я надеюсь, именно таких мы на нашей кафедре и воспитываем.

Беседовала Ирина Доронина