В шестом классе в середине года вместо уважаемой мною Любови Андреевны Абросимовой, у которой я любил решать примеры и задачки по арифметике и по новому предмету алгебре, нам назначили новую учительницу по математике, старую бабульку. Она была тихой, робкой и никак не могла справиться с нами.

Наш класс стал неуправляемым. Мы в открытую хулиганили на ее уроке, делали, что хотели: стреляли из рогаток и трубочек, вслух между собой разговаривали, вставали и уходили из класса, а потом, погуляв по коридору, спокойно возвращались. Словно учителя и не было в классе. Конечно, о математике речь уже не шла.

Долго так продолжаться не могло. Кое-как шестой класс закончился, а летом инициативная группа родителей и учеников-девчонок написали заявление на имя директора школы о замене учителя и стали собирать наши подписи. Приходили домой и ко мне. Несмотря на то, что я сознавал
их правоту, подписываться под письмом отказался. Посчитал так, что я не вправе решать судьбу человека.

Перед началом нового учебного года на основании письма руководство школы приняло беспрецедентное решение: наш класс расформировали. Основную часть ребят отправили учиться в другую школу и там распределили по разным классам. А остальных, в том числе и меня, распределили по двум другим параллельным классам нашей школы

Седьмой класс я встретил в другом коллективе. В этот класс из ребят, теперь уже навсегда причисленных к хулиганам, попали только я и Вовка Рыжов.

Здесь было все наоборот. Все поголовно были послушными «ботаниками». Задержится учитель к началу урока — ученики сидят тихо, читают учебник. Такого я даже себе представить не мог. Нормальный школьник в такой ситуации считает своим долгом бегать по классу, шуметь, кричать. Особым шиком считалось выглядывать из двери класса в коридор, проверяя: не поднялся ли по лестнице учитель?

Как много позже выяснилось, меня оставила в школе преподаватель Абзалова Надежда Загитовна. Дело в том, что в предыдущем неблагополучном шестом классе, несмотря на полный провал в преподавании математики, я единственный из трех параллельных классов решил необычайно сложную контрольную работу по алгебре, которую в школу прислали из РОНО. Сам я тогда этому не придал значения, а оказывается, это было громкое событие во всей школьной жизни. И Надежда Загитовна взяла меня к себе в класс с надеждой сделать из меня математика.

К сожалению, хотя этот предмет давался мне легко, интереса к нему я не испытывал. Теоремы не учил, а выезжал за счет того, что ловко решал примеры и задачки. В конце концов моя лень победила обоих: и Надежду Загитовну, и меня. Математиком я так и не стал.

А сама Надежда Загитовна — математик от Бога! Через много-много лет я случайно встретил ее во главе экскурсии школьников в проходной зеленоградского завода электроники. Я поздоровался с ней, представился бывшим ее учеником. Она посмотрела на меня, включила свой внутренний компьютер и через несколько секунд ответила: «Крюковская школа». Еще через несколько секунд работы компьютер Надежды Загитовны выдал мою фамилию. Узнала! Я был потрясен.

Недавно я встретил в магазине своего классного руководителя Анну Алексеевну Горохову. Прошло несколько десятков лет после того, как я учился в школе. У Анны Алексеевны до меня и после меня были тысячи учеников. К тому же она преподавала немецкий язык, а я был «англичанином», и мы встречались только на редких классных часах. Поэтому, подумал я, вряд ли она вспомнит меня.

Но она узнала меня мгновенно, за долю секунды, и сразу назвала мои имя и фамилию! Я снова был шокирован! Мы разговорились с Анной Алексеевной. Она помнит других ребят из нашего класса, знает их судьбу. Я рассказал немного о себе.

Анна Алексеевна помнит моих ныне покойных родителей, расспросила про моих детей. Поинтересовалась про мою работу, с ходу предложила посодействовать с выгодным трудоустройством через бизнесмена, которому она дает частные уроки немецкого языка.

Мы вспомнили незабвенную Надежду Загитовну.
— Болеет… Давление, — рассказала Анна Алексеевна. — Мы частенько перезваниваемся с ней.
— Передайте ей обязательно, что, хотя она из меня математика не сделала — ее труды не пропали даром, — попросил я. — Мои сыновья закончили мехмат и ВМК Московского университета, самые престижные математические факультеты России.

На уроках английского языка у Клавдии Яковлевны словосочетание «it is» надо было произносить как «ичиз» вместо «итыз». Мы недоумевали. И лишь недавно я узнал, что это нормальное английское простонародное произношение, причем свойственное коренным лондонцам-кокни. Что-то вроде нашего московского «чо» вместо правильного «что». Так что «ичиз» Клавдии Яковлевны на самом деле было особым пижонством!

Уроки физики вела Антонина Дмитриевна. Та самая, которая работала библиотекарем, когда я учился в младших классах. У нее я тоже ничего не учил. Но зато ловко решал задачки. Этого было достаточно.

Учитель физкультуры Виктор Иванович Сорокин, удивлял нас, старшеклассников, тем, что, улучая свободную минуту и пользуясь тем, что школьный спортзал одновременно являлся и концертным залом, «с нуля» учился играть на пианино. Однажды он сыграл нам, компании наиболее развязных старшеклассников, первую часть «К Элизе» Бетховена.

Мы, простые ребята, как будто прикоснулись к совершенно другому миру. Такой же обыкновенный человек, как и мы, оказывается, может жить высокими чувствами.

Учитель труда, рисования Калашников Виктор Николаевич был настоящим художником. Однажды он со своим рабочим станком расположился прямо около нашего дома и стал маслом писать пейзаж — сосны на пригорке. Я впервые увидел настоящую живопись.

Свой дом в Крюково Виктор Николаевич разукрасил резьбой по дереву в русском стиле, получилось что-то очень похожее на терем-мастерскую в Абрамцево.

Нам, ученикам-хулиганам, на уроках труда Виктор Николаевич давал послабления, разрешал работать на токарном деревообрабатывающем станке. Пока другие с унылым видом пилили и строгали планки для табуретки, мы увлеченно точили различные деревянные украшения.

Мне Виктор Николаевич спас глаз. Дело было так. Однажды мы работали в школьном саду и бросались мелкими яблоками. Одно из брошенных яблок попало мне в лицо. Оно разбило очки, и стекло попало в глаз. Все, и взрослые, и школьники растерялись. И только Виктор Николаевич, бывалый человек, в войну он был капитаном-танкистом, не спасовал. Он сумел помочь мне.

Не теряя времени, Виктор Николаевич взял меня за руку и бегом отвел в школу. Здесь он подвел к водопроводному крану. Все делали быстро. Виктор Николаевич налил полный стакан воды, приставил его вплотную к моему глазу и заставил открыть веко. По его указаниям я поморгал, поводил глазом в стороны. И стекло, еще не успевшее глубоко въесться в глазное яблоко, упало на дно стакана.

— Со мной такое тоже случалось! И я так же поступил, — с вечной смущенной улыбкой настоящего русского интеллигента рассказывал мне Виктор Николаевич. — Что ж? Мне тоже помогло.

Хорошо, что в ту опасную минуту рядом со мной оказался такой опытный мужчина. Последствия могли быть непредсказуемы. Спасибо Виктору Николаевичу. Его, наверное, давно нет. Может быть, он хотя бы оттуда услышит меня?

Однажды к нам в школу пригласили старую учительницу, уже пенсионерку специально для того, чтобы она рассказала сказку Гайдара о Мальчише-Кибальчише для всех младших классов. В актовом зале нас собралось человек двести. Перевозбужденные таким большим собранием, мы шумели, преподаватели долго не могли нас успокоить.

А пожилая учительница смущенно смотрела на нас. Наконец она смогла приступить к рассказу:
— В те дальние-дальние годы…

У нее оказался очень добрый голос, который с первых слов словно заколдовал нас. В зале сразу стало тихо. А учительница продолжила рассказывать нам удивительную своей простотой историю. «Широкие поля, зеленые луга, домишко, Мальчиш…»

— А матери у них не было, — с сочувственным вздохом произнесла она через несколько минут.
С этого момента в зале установилась звенящая тишина. Мы замерли и так недвижимыми целый час слушали учительницу. Мы, наверное, не дышали.
Прозвучали последние слова сказки:
— А пройдут пионеры — салют Мальчишу!

И учительница замолчала. Но мы, потрясенные, продолжали сидеть тихо. Таких завороженных учителя подняли нас и развели по классам. Думаю, что всем ребятам та сказка запомнилась на всю жизнь.

Читайте другие главы «Горетовских рассказов» Николая Нибура — о жизни деревни Горетовки и посёлка Крюково в 1960-е годы

• часть 1. Тильти из Бакеево и другие истории «зеленоградских» деревень
• часть 2. Шершепок, чижик и «пятачок» — как работал и отдыхали в деревнях вокруг будущего Зеленограда
• часть 3. «От близкого разрыва весь дом задрожал — от смерти всех спасла большая русская печка»
• часть 4. Жизнь посёлка Крюково в 1960-е годы
• часть 5. Участковый Сторублев, телемастер Малютин, шофёр Володя и другие обитатели посёлка Крюково в 60-е годы
• часть 6. Чем торговали в магазинах поселка Крюково в 1960-е годы
• часть 7. Почему в Крюково массово переехали жители деревни близ Истры по забытому сегодня Еремеевскому тракту
• часть 8. Какой была природа вокруг посёлка Крюково на заре строительства Зеленограда
• часть 9. Крюковская школа в 1960-е: форма с картузом, чернильная каллиграфия и уроки пения под аккордеон