Самым любимым видом отдыха для Ленина была охота. «Природу он очень любил, и всегда самым лучшим удовольствием и отдыхом для него являлось хождение по глухим, нелюдимым местам», — писала в своих воспоминаниях сестра Ленина Мария Ульянова.

Всю жизнь Ильич был страстным охотником, и, по словам большевика Николая Крыленко, частенько составлявшего ему компанию, «стрелял он недурно, хотя сам про себя всегда говорил, что он не охотник и стреляет неважно».

Близкий к семье Ленина, приёмный сын его сестры Анны Ульяновой-Елизаровой Георгий Лозгачёв отмечал: «Особенно метким или азартным охотником Владимир Ильич, пожалуй не был, но тем не менее он очень любил охотничью обстановку, дававшую отдых и много свежих впечатлений».

Сенежское озеро — одно из самых больших и живописных в Подмосковье давно манило Ильича. Об этой поездке впоследствии вспоминал его брат Дмитрий Ульянов: «Это было летом в 1919 или 1920 года, точно не помню. Мы собрались поехать поохотиться на Сенежское озеро».

К месту охоты Ильич и его спутники приехали вечером и остановились на ночлег в бывшей усадьбе фабриканта Кноппа, что на полуострове, на южном берегу Сенежского озера, превращенной после революции в дом отдыха. Чтобы наутро пораньше выехать на охоту, рано легли спать.

«На другой день, — продолжает Ульянов, — как только стало светать, мы быстро собрались, сели в лодку и поехали по Сенежскому озеру. Мы были вооружены двуствольными охотничьими ружьями. У Владимира Ильича, как видно, было большое желание пострелять, так как он ещё раньше говорил: „Хорошо бы тут поохотиться, я бы хоть просто из ружья попалил“. Так как место охоты было довольно открытое, то к уткам нельзя было близко подъехать, поэтому охота на них не удалась. Рассердившись, мы начали стрелять по чиркам, но, сделав два-три выстрела, не попали…»

На том, собственно, и кончилась «охота». Несколько часов провёл Ленин сотоварищи на озере, но ни одной утки так и не подстрелил. Ночевать же на озере снова приезжие не собирались, «а это для охоты на уток совершенно необходимо, так как на рассвете к ним подобраться не удаётся» — замечает рассказчик.

На Сенеже, не добывший дичины вождь, сам сделался добычей… голодных комаров, которых по свидетельству брата очень не любил: «Один комар укусит, он сразу же: „Фу, комары кусаются“. Терпеть не мог тех мест, где есть комары».

Собираясь на природу, Ильич всегда, задавал специальный вопрос: «А комаров много?» — и, если оказывалось, что много, говорил: «Ну, если комаров много, не поеду». Ему скажешь: «Это ведь безвредный комар, это кулекс». — «А мне всё равно — кулекс или нет, всё равно кусаются, окаянные, и мешают».

О зимней охоте на Сенеже, которая тоже не задалась, вспоминал водитель Ленина Степан Гиль. Как-то раз зимой он предложил заработавшемуся вождю: «…хотите я вас к Сенежскому озеру свезу? Там хорошо, кругом лес, тишина. Можно походить на лыжах, и поохотиться есть где. Жаль только, что сейчас не лето, ведь там озеро большое — глаз не оторвешь. Диких уток, рыбы — хоть руками бери». Ильич с радостью согласился и пообещал «задать зайцам перцу».

«Я завёл машину, и мы поехали, — продолжает Гиль. — Миновали Фирсановку, Крюково, а вскоре показалось и озеро. Я остановился у конного завода, у крыльца небольшого домика».

Хозяева домика — начальник завода и его жена визитёров не ждали и очень удивились и смутились, когда гость, протянув руку, коротко отрекомендовался: «Будем знакомы: Ленин».

Они пригласили приезжих в дом, предложили закусить с дороги, похлебать перед охотой горячих щей. После завтрака пришёл местный егерь, и все направились в лес.

«Охота была совсем неудачной, — рассказывает водитель. — Ходили, ходили, — хоть бы ничтожный зайчишка перебежал дорогу. Даже и следа нет».

«Вот досада, — приговаривал Ленин, — хоть бы общипанный какой выскочил!». Спутникам Владимира Ильича стало как-то неудобно, словно они были виноваты в отсутствии зайцев.

Он принялся утешать их: «Не горюйте, чепуха! Да разве мне важны зайцы. Может, встретив их, я и не стал бы стрелять. Рад, что походил, настоящим воздухом подышал, а зайцы пустяк».

Побродив по лесу без единого выстрела, Владимир Ильич в сумерки вернулся на конный завод. Здесь уже ждал самовар, но гость поблагодарил за внимание и заторопился в Москву.

В начале декабре 1920 года Ленин отправился на охоту в лес, находившийся между железнодорожной станцией Подсолнечная и деревней Дулепово, в компании товарища Рудзутака — старого латышского большевика, видного деятеля компартии, который тоже был частым спутником Ленина.

Вспоминая об этих совместных поездках, Рудзутак писал: «Иногда, в субботу вечером, сговаривались с ним поехать в праздник на охоту. Часа в четыре утра Ильич будил уже по телефону. В валенках, в чёрной жеребковой куртке, с охотничьим снаряжением, с неизменным свёртком с парой бутербродов, жестяной коробочкой с мелко наколотыми кусочками сахару и щепоткой чаю, Ильич всегда поспевал к моему подъезду, пока я вставал».

В тот день охотники отправились в лес на автосанях — так назывался снегоход вождя с лыжами под передними колёсами.

«Зима была излюбленным временем года Владимира Ильича для хорошего отдыха на свежем воздухе, — рассказывал его водитель Степан Гиль, сопровождавший вождя в охотничьих вылазках. —  Все зимние воскресные дни он проводил на автосанях и на лыжах. Владимир Ильич был отличным охотником и понимал все тонкости охотничьего искусства. Он хорошо знал, как следует подходить к тому или другому зверю или птице, как приблизиться к ним, в какой момент стрелять и когда пускать собаку. Он умел по солнцу определять направление и никогда не пользовался компасом. В незнакомой лесистой местности Ленин ориентировался по деревьям, как заправский охотник».

Выехали задолго до рассвета. Утро было морозное, ветреное, дорога очень снежная. Уехали за семьдесят верст от Москвы.

Несколько часов подряд Ленин и Рудзутак охотились под Дулеповым на лисиц и, невзирая на холод, всё дальше углублялись в чащу леса, хотя стоял двадцатиградусный мороз и гулял жестокий ветер.

Весь день они не сходили с лыж. А когда смерклось, отправились в близлежащий совхоз греться и пить чай. В шестом часу вечера двинулись обратно в Москву, рассчитывая часам к девяти быть дома. Проехали станцию Подсолнечная, и вдруг машина стала «постреливать», а вскоре и совсем замерла.

Пришлось охотникам оставить автосани и, взвалив на плечи охотничью амуницию, пешком идти назад — на станцию Подсолнечная, в надежде, что пойдёт какой-нибудь поезд в Москву. На станции зашли в местный Совет узнать, будет ли ещё сегодня поезд в столицу, стали разыскивать председателя.

«Первое время Владимира Ильича никто не узнавал, — вспоминал Степан Гиль. — Но вот я заметил человека, который пристально смотрел то на портрет Ленина, то на Владимира Ильича. Затем он стал шептать что-то на ухо другому товарищу. Они быстро ушли в соседнюю комнату, стало ясно: Владимира Ильича узнали. Вскоре в Совете началась суматоха. Кто-то пригласил Владимира Ильича в одну из комнат. Стало набираться много народу. Каждому хотелось взглянуть на Ленина, поговорить с ним. Многие из присутствовавших всячески старались чем-нибудь помочь нам, давали советы, как лучше и проще попасть в Москву.

Один из руководителей Совета предложил Владимиру Ильичу вызвать из Москвы специальный паровоз, доказывая, что это вернейший способ быстро вернуться домой. Владимир Ильич наотрез отказался: "К чему же специальный паровоз? Совершенно лишнее. Доедем отлично и на товарном. Пожалуйста, не беспокойтесь, товарищи".

Воспоминания второго участника охоты — Яна Рудзутака о том, как ему пришлось ручаться за благонадёжность Ильича, ещё более пикантны: «Зашли в освещённое здание местного Совета в надежде переговорить с Москвой по телефону. В Совете, видимо, узнали Ильича, но, желая подтвердить свои догадки, потребовали от нас документы. Я предъявил своё удостоверение члена ВЦИК и заявил, что остальные товарищи едут со мной, и за благонадёжность их ручаюсь. Всё же после нашего выхода на улице кто-то из Совета нас нагнал и обратился к Ильичу уже с прямым вопросом: не Ленин ли он? После утвердительного ответа товарищ отрекомендовался бывшим красноармейцем и взялся проводить нас до железнодорожной станции. На станции Ильич сам взялся за переговоры о способах нашего дальнейшего путешествия. В НКПС предложили прислать немедленно паровоз с вагоном. Ильич от такой „роскоши“ категорически отказался и, узнав, что минут через 40 должен прибыть товарный поезд, просил устроить нам место там».

Вскоре прибыл товарный поезд. Состав небольшой — вагонов пятнадцать. Начальник станции подвёл важных пассажиров к паровозу, рядом оказался вагон-теплушка, где помещался обер-кондуктор и бригада. В вагоне было довольно тепло, вовсю пылала печурка. Узнав, что в теплушке Ленин, к вагону хлынули все, кто находился в это время на станции, самые храбрые набились внутрь, остальные толпилась открытых дверей. Минут пятнадцать, пока паровоз запасался топливом и водой, поезд стоял на станции. Наконец паровоз прицепили, и начальник станции дал сигнал отправления — поезд двинулся в Москву и к удовольствию Владимира Ильича, пошёл очень быстро. Следующей на пути была станция Крюково. К происшедшему там эпизоду, надолго оставшемуся в памяти крюковчан, мы вернёмся чуть позже.

Это охотничье «путешествие с приключениями», по выражению Ильича, позднее смешалось в народной памяти с визитом Ленина в волостной Совет посёлка Солнечная Гора, имевшим место 3 февраля 1921 года, о чём свидетельствует мемориальная доска, на здании бывшего волостного совета (до революции оно принадлежало купцу Самохвалову).

Рассказ об этой поездке, будто бы приведшей Ильича 3 февраля 1921 года сначала в Солнечногорск, а уже оттуда на станцию Подсолнечная, обрёл форму легенды, и в таком виде попал в «Путеводитель «Ленин в Москве и Подмосковье», вышедший в 1974 году в издательстве «Московский рабочий», и в книгу В.Н. Шведова «Были Солнечной горы», изданную в 1973-м.

В «Путеводителе» говорится, что после того, как автосани испортились: «В темноте В. И. Ленин и его спутники добрались до посёлка Солнечная Гора и зашли в здание волостного исполкома. Отсюда в сопровождении местных товарищей они пошли на железнодорожную станцию Подсолнечная».

Однако воспоминания Степана Гиля и Яна Рудзутака — непосредственных участников той охоты, а также воспоминания крюковских рабочих, говорят, что эта история произошла в декабре 1920-го. Из-за возникшей путаницы установить, за какой надобностью Ленин побывал в Солнечногорске в феврале 1921 года, нам не удалось.

Между тем мемориальная доска с указанием правильной даты — декабрь 1920 года какое-то время всё же висела на здании бывшего волисполкома в Солнечногорске.

Вернемся теперь в тот морозный декабрьский вечер 1920 года, когда Ленин сотоварищи ехал в теплушке товарняка.

«Не успели отогреться у стоящей посредине теплушки жестяной печки, как на следующей остановке теплушка наполнилась рабочими-железнодорожниками, которые, несмотря на поздний час (было около 12 часов ночи), пришли посмотреть „своего Ильича“, — вспоминал Ян Рудзутак. — Застенчиво улыбаясь, Ильич пожимает измазанные маслом и копотью руки. После приветствий начинается разговор на тему, зачем нужны продотряды и что запрещение провоза продовольствия ухудшает положение железнодорожников. Ильич обстоятельно объясняет, что, если будет разрешено провозить продовольствие железнодорожникам, этим воспользуются спекулянты, и положение всех рабочих станет ещё хуже. Некоторые рабочие до того увлеклись беседой, что упустили отход поезда и поехали вместе с Ильичом до следующей остановки».

Одним из счастливцев, которому довелось в тот вечер потолковать с Ленином, был председатель месткома железнодорожников билетный кассир Степан Белов. Позже он из года в год с волнением рассказывал об этой задушевной, хотя и очень короткой встрече крюковчанам, собиравшимся в поселковом клубе. Вспоминал, как Ильич тепло встретил их, встал навстречу, пожал им руки. Как железнодорожники задавали ему самые злободневные вопросы: скоро ли будет покончено с голодом и разрухой? Будут ли железнодорожникам какие-либо улучшения? На всё это вождь отвечал, что трудности временные, связанные с последствиями империалистической и гражданской войны. Что главное теперь восстановить промышленность и транспорт. Крюковчане согласились с этим, и скоро Ленин попрощался с ними.

После революции в 1918 году в национализированной усадьбе Середниково устроили дом отдыха «Тишина» для высокопоставленных партийных работников и членов ВЦИК. В середине августа 1919 года Середниково посетил сам Ленин. По официальной версии он приехал провести здесь пятидневный отпуск — погулять с охотничьим ружьём по окрестным лесам. Но кроме этого была у него и другая цель: Ильич присматривался к Середникову как к возможной личной резиденции для постоянного места жительства, и сравнивал эту усадьбу с Горками.

Поскольку в Середникове не было ни электричества, ни телефона, Горки в итоге оказались предпочтительнее. Но даже эти пять дней Ильич не мог обходиться без света и связи. Электричество вождю провёл молодой рабочий из Андреевки — Порфирий Отдельнов, ставший в 1923 году секретарем Андреевской комсомольской ячейки. Когда у Отдельнова в середине 1920-х годов родился первенец, ему справили первые в районе красные «октябрины» (советский обряд имянаречения и посвящения младенца делу революции, придуманный агитпропом взамен традиционных крестин). Мальчика назвали Владленом в честь вождя пролетариата, и в память о том, как отец новорождённого «давал ему свет».

О том, как Ильич проводил время в Середникове, рассказала в 1969 году газета «Правда». Жил Ленин в третьем корпусе на втором этаже. Отдых свой он устроил так: рано утром вставал и уходил с ружьём в лес, охотился или собирал грибы в окрестностях дома отдыха и близ платформы Фирсановка. Сопровождал его местный житель, хорошо знавший округу — Василий Алексеевич Глазов, охотник, любитель природы, знаток местных лесов.

Вечерами вождь гулял по парку и любил подолгу стоять на Чёртовом мосту. Беседовал с рабочими, служащими, не раз заходил в контору здравницы, на скотный двор и в конюшню — интересовался жизнью и работой сотрудников дома отдыха, жизнью крестьян из ближних деревень, состоянием скота и организацией ухода за ним.

Как рассказывал шофёр Степан Гиль, Владимир Ильич любил общаться с самыми разными людьми, заводить беседы со случайными прохожими, особенно с крестьянами. «Послушайте, где тут река недалеко?», «Эй, ребята, где вы столько грибов собрали? Научите-ка нас!»

Как-то раз возвращаясь с охоты на куропаток и рябчиков, Ильич встретил на опушке леса старого крестьянина Тихона Владимирова. «Однажды на охоте вблизи станции Фирсановка нам встретился старик, собиравший грибы, — вспоминал Гиль. — Владимир Ильич заинтересовался им, присел на траву рядом со стариком и завёл беседу. Долго и тепло шёл разговор вождя с незнакомым крестьянином. Старик был очарован собеседником.

— Говорят, Ленин какой-то у нас управляет. Вот если бы он, тот Ленин, такой, как ты, был — как хорошо бы было! — сказал он".

Ленин улыбнулся, но ничего не ответил. Позже — в 1929 году воспоминания Глазова и Владимирова были опубликованы в книге «Простое в великом».

На станции Решетниково Клинского уезда Ленин бывал трижды. Впервые он приехал туда 15 мая 1920 года на поезде вместе с товарищами, среди которых был и Николай Крыленко. Со станции пешком прошли пять км до Фирсановской сторожки — старенькой дачи Завидовского лесничества близ дороги на Волоколамск. В сторожке жила семья лесника Ильи Матвеева. Сам лесник, знаток охотничьих мест, был болен, поэтому вести Ленина и его товарищей к местам охоты вызвался его двенадцатилетний сын Лёша. Перед заходом солнца охотники встали у опушки леса в ожидании вальдшнепов.

Охоту на вальдшнепов Ильич любил особенно. «Тут, конечно, сказывалась красота обстановки, в которой протекает эта охота, — вспоминал Крыленко. — Ему, видимо, доставляло громаднейшее удовольствие наблюдать за полётом птицы, он с восторгом всегда передавал о том, как она прошла, как красиво изгибала при этом голову, как обрисовывался в вечерних сумерках её длинный нос. Единственным, что доставляло ему немало огорчения, было то, что он никогда отчетливо не мог услышать характерного для вальдшнепиной тяги хорканья птицы.

Когда, бывало, говоришь ему: «Слышите, вот хоркает, вот летит», — он всегда вытягивался, вслушивался, потом махал рукой и с искренним огорчением говорил: "Нет, не слышу, ничего не слышу!".

Не услышал Ильич хорканья птицы и на этот раз.

"Тянет! Тянет! Смотрите! — тихонько подсказывал Ленину мальчик. Но тот, улыбаясь, смотрел на летящих птиц и не поднимал ружья. Удивлённый тем, что охотник, не желает стрелять в пролетавших над ним птиц, Леша спросил: "Зачем же тогда вы приехали?".

Позже (уже взрослый) Алексей Матвеев вспоминал, что Ленин ответил ему: "Живу я в большом городе, природу не вижу, соснового воздуха не вдыхаю, а бывать среди природы нужно, непременно нужно. Вот я и приехал отдохнуть".

Вернувшись с тяги, охотники ушли ночевать в сарай с прошлогодним сеном. Как вспоминал шофёр Ленина, ближе к ночи «Владимир Ильич обращался к хозяину: «Ну, а теперь спать! Встанем на заре — и айда в лес! Ведите-ка нас на сеновал». Владимир Ильич ничего другого, кроме сеновала для ночлега во время поездок не признавал. Бывало, хозяин пытается создать гостям «комфорт»: постелить что-нибудь или дать подушки. Владимир Ильич всегда решительно возражал: «Ничего, пожалуйста, не делайте! Вот так, просто, на сене, и будем спать. Никаких подстилок! Не то впечатление будет, не то удовольствие!» Так было и на этот раз. Ленин отказался от предложенных хозяйкой подушки и одеяла. Как и все, он спал, укрывшись своим пальто.

На другой день, рано утром, Ленин и его товарищи снова отправились в лес — не столько охотились, сколько просто бродили по лесу, дышали ароматом майского утра. А в полдень охотники пошли пешком на станцию Решетниково, где их ожидала дрезина. С согласия родителей Ленин взял с собой в столицу сына лесника. Лёша три дня гостил в столице и получил в подарок от Ленина облегченное двуствольное охотничье ружьё и запас патронов к нему. Затем мальчика в сопровождении выделенного товарища поездом отправили домой. Понимая, что больному леснику Матвееву и его сыну трудно обходить участок, Ленин распорядился прислать им лошадь.

А через две недели снова приехал охотиться в Фирсановскую сторожку — на этот раз на автомашине. И снова охотников сопровождал Лёша.

Лесник Матвеев всё ещё болел, и эта затянувшаяся болезнь ставила его семью в затруднительное положение. Ленин предложил Матвеевым переехать в Москву на постоянную более легкую работу и пообещал определить лесника в больницу, но хозяин сторожки надеялся вылечиться дома, и семья от переезда отказалась. Вскоре Ленину стало известно, что лесник умер. Он проявил чуткость: по его указанию за вдовой была оставлена прежняя квартира, а его сын определён на должность лесника.

Третий раз Ленин побывал в окрестностях станции Решетниково в конце апреля 1922 года. До Фирсановской сторожки он с товарищами доехал на машине. Охотиться на этот раз собирались на тетеревов (чернышей, как их часто называют охотники).

Для этого на тетеревином току строили укрытия, где прятались охотники. Токуют тетерева на рассвете, издавая характерный «чуфыкающий» звук. В день приезда с полудня до вечера Ильич и его товарищи гуляли в лесу без ружей: они ломали и срезали прутья и сооружали вблизи токовища шалаши для выслеживания дичи.

На следующий день ещё до рассвета они отправились на охоту. В предрассветной темноте добрались до своих шалашей и расположились в них.

«Нам пришлось сидеть с Ленином рядом в шалашах на расстоянии шагов сорока друг от друга, — вспоминал Крыленко. — Было холодное, росистое утро. Холод пробирал до косточек. На этот раз охота была малоудачной: черныши чуфыкали где-то совсем рядом, но перед шалашами ни у меня, ни у Владимира Ильича их не было. И тогда-то я услышал, как „чуфыкает“ Владимир Ильич. Правда, это было немножко не похоже на настоящее чуфыканье тетеревов, но, во всяком случае, можно сказать, что старался Владимир Ильич вовсю!»

И хотя охота вышла не очень удачной, Ленин остался доволен длительной лесной прогулкой и в тот же день вместе со спутниками уехал в Москву.

Фирсановская лесная сторожка, где останавливался Ленин, была сожжена в 1941 году, при отступлении немецких войск. Алексей Матвеев (Лёша), водивший Ильича на охоту, погиб в боях.

В 1919—1921 годах Ленин не раз приезжал охотиться в окрестностях деревень Елино и Чёрная Грязь.

В Елино, впрочем, не только охотиться. 

Около этой деревни в 1918 году рабочие Октябрьской железной дороги и крестьяне-бедняки из окрестных деревень организовали на землях двух небольших частновладельческих хозяйств сельскохозяйственную коммуну. Все средства производства (техника, скот, инвентарь) в ней были обобществленные, а распределение урожая уравнительное — по числу едоков. Ленин интересовался деятельностью этой коммуны, беседовал с её членами, выспрашивал, как живут крестьяне, что думают они о советской власти, каковы их настроения.

Между деревнями Елино и Чёрная грязь тянулся в те годы густой лес, богатый дичиной, неизменно привлекавший Ильича-охотника.

Компанию в охотничьих приключениях ему составлял Иван Жуков — видный большевик, в прошлом питерский рабочий, а после революции — первый председатель Петроградского ревтрибунала и член коллегии ВЧК. Жуков и расхвалил Ленину эти угодья, охота, уверял он, в тех местах знатная, леса со всех сторон обступают. Жуков знал, о чём говорил, в 1921 году он жил неподалёку — в посёлке Сходня на бывшей даче московского промышленника и купца Проскурякова. Этот красивый дом в псевдорусском стиле — с изящными башенками, наличниками, балясинами, богато украшенными ажурной деревянной резьбой был построен во второй половине 19-го века.

Стоял он в живописном месте среди густого леса, а за ним протекала река Сходня. Местные жители называли этот дом «шаляпинской дачей», но документальных подтверждений этому не найдено, хотя достоверно известно, что Шаляпин не раз бывал в Сходне. В первые годы Советской власти дачу Проскурякова национализировали. В 1921 году этот дом по решению Совнаркома предоставили на летне-осенний период семье профессионального революционера Ивана Жукова для поправки здоровья и отдыха. Сюда на бывшую купеческую дачу в сентябре 1921 года после охоты в районе деревни Чёрная Грязь заезжал Ленин — выпить чайку, отдохнуть после блужданий по лесу.

Дом в русском стиле долго сохранял свой первоначальный вид, но после войны с дома были сняты башенки и изменён вид террасы. Как региональный памятник деревянного зодчества, и места, где побывал Ленин, дом реставрировали, но сохранить его не удалось, и в 2014 году он был заменён новоделом.

В начале 20-го века разорённое и запущенное имение в подмосковном Льялове купил фабрикант и купец — Николай Морозов (племянник знаменитого Саввы Морозова). Он приказал снести все старые постройки и заложил деревянный особняк в стиле модерн, к сожалению не сохранившийся (дом сгорел во время войны). По одной версии план-проект этого необыкновенно красивого здания Морозов выкупил на Парижской сельскохозяйственной выставке, по другой — пригласил для строительства дома известного в семье Морозовых архитектора Кузнецова.

Кроме особняка в имении построили конюшни и пятиуровневую оранжерею. Поскольку Морозов использовал свою усадьбу как летнюю резиденцию, на её территории разбили роскошный парк, который насчитывал более 160 экзотических видов растений, в том числе и привезённых из-за границы. Для создания парка Морозов пригласил лучшего специалиста — академика дендролога Регеля, сына тогдашнего директора Ботанического сада МГУ на Воробьёвых горах. Регель, хотя и бывал в Морозовке — так по фамилии последнего владельца стала называться усадьба — считанные разы, сумел организовать здесь мелиоративные работы по осушению нижнего парка (усадьба расположена на 3-х уровнях) благоустроил родники и гроты в верхнем парке, устроил водопады и плотину на верхнем пруду, которая стала изюминкой парка.

В 1917 году Морозовка перешла в собственность государства. Здесь на базе хорошо оснащённого современной техникой усадебного хозяйства большевики устроили опытное подсобное хозяйство Петровской земледельческой (ныне Тимирязевской) сельскохозяйственной академии. В один из майских вечеров 1921 года в Морозовку вместе с другими членами правительства пожаловал Ленин. Он остался ночевать в усадьбе, а наутро осматривал хозяйство и долго беседовал с рабочими.

Посмотреть было на что. Отделение Лугового института помещалось в барском доме. Здесь проводилась опытная работа по луговодству. На небольших делянках, числом до полутора тысяч, выращивали растения, семена которых привезены из разных стран: Франции, Италии, Америки. В поле ставили опыты по удобрению, по обработке почвы, производили мелиоративные опытные работы. В хозяйстве имелись наблюдательные колодцы для измерения температуры почвы и наблюдения над грунтовыми водами.

В память о визите Ильича в Морозовке установлена мемориальная доска.

Окрестности Льялова приглянулись Ильичу не только с сельскохозяйственной точки зрения. Как вспоминал ещё один личный шофёр вождя Пётр Космачёв, Ленин приезжал также в Морозовку в компании с доктором Владимиром Обухом — лечащим врачом и организатором советского здравоохранения, чтобы охотился в здешних лесах.

До революции на берегу реки Химки стояла красивая усадьба «Белые столбы», последними владельцами которой была семья Патрикеевых. Глава семьи Сергей Патрикеев — купец, банкир и общественный деятель, купил усадьбу в 1905 году и в 1907-м построил усадебный дом в стиле модерн по проекту знаменитого Шехтеля: по одним данным, в качестве летней дачи, по другим — для устройства загородного ресторана. особняк стоял в глубине участка и внешне напоминал средневековый замок. На въезде в усадьбу установили белые столбы, давшие ей неофициальное название, употребляемое и сегодня, хотя сами они уже давно разрушились.

Особняк Патрикеевых стоял в густом елово-сосновом лесу неподалёку от железнодорожной станции Химская. В годы Первой мировой войны в нём был оборудован госпиталь. Патриоты Патрикеевы устроили его по европейскому образцу, закупив самое современное оборудование в Германии и Швейцарии.

После революции усадьбу в июне 1918 года реквизировали для нужд Главного военно-санитарного управления Наркомздрава и организовали санаторий «Химки» (названный по близлежащему посёлку). Здесь стали проходить лечение больные туберкулёзом красноармейцы и мелкие служащие Моссовета.

Летом 1918 года Ленин приехал в санаторий, познакомился с больничным хозяйством, побеседовал со старшим врачом и другими работниками о нуждах здравницы, о снабжении её молоком и топливом.

Спустя год, санаторий «Химки» возглавил опытный врач-терапевт Фёдор Гетье — основатель и первый главный врач Солдатенковской больницы, приверженец германской медицины, считавшейся в то время самой прогрессивной в Европе. 20 марта 1919 года Гетье по распоряжению наркома здравоохранения Семашко был назначен консультантом Кремлёвской больницы и постоянным куратором здоровья Ленина, Троцкого, Бухарина, Дзержинского. Тогда же доктор Гетье познакомился с Ильичом и Крупской, которую начал лечить — она страдала тяжёлой формой базедовой болезни и болезнью сердца.

В 1921 году Ленин ещё раз побывал в санатории «Химки», по некоторым данным он приезжал туда за медицинской консультацией. В здравнице по-прежнему лечились рабочие и служащие Москвы, красноармейцы и командиры Красной Армии.

Санаторий между тем отнюдь не процветал: в нём не было не только необходимого медицинского и хозяйственного оснащения, но даже топлива. Хотя здоровье здесь поправляли не одни простые граждане — бывали в здравнице и номенклатурные пациенты, направленные на лечение от Управления Саннадзора Кремля. Но они до марта 1922 года ютились в восточной части имения, терпя неудобства морального свойства из-за соседства с ордой вечно голодных и недовольных скудным пайком красноармейцев.

Узнав о тяжёлом положении здравницы, Ленин дал распоряжение Мосздравотделу срочно оказать ей помощь. По указанию вождя осенью и зимой 1921/22 годов в санатории затеяли ремонт, провели электричество, улучшили условия лечения и питания. Всё это время Ленин, что называется, держал руку на пульсе: интересовался ходом ремонтных работ, помогал обеспечить санаторий дровами. По его предложению вопрос о санатории в январе 1922 года рассматривало Политбюро ЦК партии. Наркому здравоохранения Семашко поручили представить «свои соображения о создании для доктора Гетье соответствующих условий…»

Благодаря вниманию и помощи вождя санаторий «Химки» получил электрический свет, топливо и конный транспорт, все помещения были отремонтированы, куплено современное медицинское оборудование, в том числе и последнее слово тогдашней техники — рентгенаппарат. Как только это было сделано — в феврале 1922 года по предложению Гетье санаторий у Наркомздрава отобрали и по постановлению ВЦИК передали его в ведение Управления Кремлём. В марте того же года главным врачом теперь уже санатория ВЦИК «Химки» по предложению Ленина назначили профессора Гетье. Больных солдат и рабочих туда больше не принимали — санаторий заполнили ответсотрудники аппарата ЦК РКП(б).

В конце 1930-х годов около здания санатория был открыт памятник Ленину. Сегодня в бывшей усадьбе Патрикеева располагается Химкинская городская больница №1.