— Евгений, как я поняла, вы приехали к нам после очередного судебного заседания. Но мне хотелось бы сначала спросить, сколько осталось частных домов с жителями на Колхозной улице?

— На сегодняшний день их осталось семь. Пять из них имеют оформленное право собственности на свои земельные участки, два не имеют такого права собственности. То есть, не оформили, но чисто из-за технических причин, из-за того, что их дома уже частично отселены, и для оформления права собственности им необходимо было бы прийти в полном составе долевых собственников. Поскольку некоторые из долевых собственников на жилые дома отселились, теперь у них отсутствует право представлять сторону оставшихся собственников жилья. А значит, они вынуждены теперь смириться с мыслью, что право собственности на землю им оформлено уже быть не может. Хотя размер и форма компенсации в этом случае все равно остаются, в соответствии с законодательством, такими же, какие и предназначены этим собственникам земельных участков.

— Насколько я понимаю, против жителей этих пяти домов и идёт сейчас судебное разбирательство?

— Судебное разбирательство идёт с начала этого лета. Власти нам многие годы грозили, что если не будет согласия с нашей стороны, они будут вынуждены обратиться в суд и через суд принять решение о выплате нам начисленной суммы компенсации.

— Евгений, вы лично против переезда в принципе или вас не устраивает компенсация, которую вам предлагали? Или квартира, которую вам могли бы дать?

— Если бы нас ставили перед выбором, хотим мы получить эти квартиры в виде компенсации и жить в другом месте или мы хотим остаться в своих прежних условиях, мы бы выбрали второе. Поскольку данные земельные участки позволяют, по нынешним уже критериям, отстроить там очень даже приличные, не в один этаж, коттеджи, и расселиться там всей родней. То есть не одна семья могла бы поместиться, и площадь жилых метров в таком доме могла бы быть в сотни квадратных метров, доходя до 400-500 кв.м и более, в зависимости от материальных вложений. То, что нам предлагает власть сейчас в виде денежной компенсации, не позволит нам даже купить отдельного жилья. И вопиющий, я считаю, факт заключается в том, каким образом сейчас московское правительство пытается изъять у нас земельные участки, предлагая нам компенсацию в размере одного-двух миллионов. Например, в одном из домов зарегистрирована и проживает пожилая уже женщина, которая после перенесенного инсульта три года прикована к постели, за ней ухаживает ее дочь, и им двоим власти предлагают два с половиной миллиона. При этом у них 80 квадратных метров жилья и часть земельного участка, около восьми соток, которую они имеют на праве долевой собственности. Если бы их оставили в покое, они бы могли смело себе позволить создать достойные условия жизни. Тем более, это своя земля. А им сейчас практически в ультимативной форме объявлено, что им будет выплачена эта ничтожная компенсация, и без предоставления жилья они должны будут в отведенные сроки освободить занимаемое жилое помещение и уйти просто в никуда.

— Скажите, а что предлагали сначала? Сейчас речь идет уже о каком-то окончательном варианте со стороны властей, их последнем предложении. Когда у нас в студии на интервью была начальник окружного управления Департамента жилищной политики Татьяна Хохрина, она говорила: "Когда мы сразу всех отселяли, — имеется в виду, еще несколько лет назад, — жильцам предлагали очень хорошие варианты. Те, кто был, я извиняюсь, в разуме, уехали, а кто предъявлял завышенные требования, остались". Может быть, действительно сначала были варианты лучше, и не стоило от них отказываться?

— Ну, если в выражение "кто был в разуме" вкладывается смысл "неужели непонятно, что при сложившейся системе совершенно бесполезно добиваться какого-либо отстаивания своих прав", тем более через московские суды (власти очень любят нас туда посылать, если у нас есть какие-то неудовольствия, они сразу нас отправляют в суд) — то, действительно, разумнее было бы не судиться с властью, а согласиться хотя бы на то, что есть, и сохранить свое здоровье.

А вот теперь началась просто такая публичная порка. У еня есть статья из газеты "41", где префект Смирнов говорит о том, что те, кто не согласился, теперь вынуждены будут через суд получить денежную компенсацию без предоставления жилья, и они сами в этом виноваты. Им в свое время предлагалось жилье, они от него отказались, а теперь предоставляемой суммы им не будет хватать даже на то, чтобы приобрести себе на это отдельное жилье, и они сами в этом виноваты. Потому что хотим "урвать побольше".

Мы написали префекту коллективное письмо о том, что мы не столько собираемся урвать побольше, сколько отстаиваем свое конституционное право и свои жилищные интересы, свои имущественные интересы. Считаем, что сумма, которая нам предлагается в виде компенсации, неадекватна, она не является рыночной стоимостью нашего имущества, и только поэтому мы не хотим быть обманутыми. Мы предложили сесть за стол переговоров, вести цивилизованный диалог. Так, например, как это в последние годы проводилось в Юго-Западном округе, где префект Челышев лично встречался с жителями домов и пытается с ними найти какой-то компромиссный вариант; и решения такие находятся, люди соглашаются. Для примера скажу, что там, независимо от того, один собственник или их несколько, соответственно рыночной стоимости освобождаемого и передаваемого в собственность города имущества предоставляется на эту сумму количество квадратных метров. Это может быть даже не одна квартира, и поэтому, чтобы не обижать людей, расселяют даже не в Южном Бутово, их переселяют на Проспект Вернадского, Водный Стадион; переселяют даже в элитные, с улучшенной планировкой дома. Им предоставляется, помимо этого, компенсация на благоустройство этих квартир, им могут быть даже предложены (и некоторым предлагаются), в дополнение ко всему, земельные участки, правда, не в ближайшем Подмосковье, но тем не менее, идут навстречу всем пожеланиям жителей. В нашем округе такой практики вообще еще ни разу не применялось. Власти от нас отгораживаются постановлениями и решениями Правительства Москвы, которые не всегда бывают согласованы с нормами федерального законодательства. И еще всячески нас пытаются склонить к мысли, что та "независимая" оценка, которую проводят оценочные компании по поручению Департамента земельных ресурсов (а до этого проводились по заданию "Зинвеста", до того техническим заказчиком было Правительство Москвы),… очень интересно было бы проследить эволюцию цен, которые определялись на протяжении последних четырех лет по имуществу наших домовладений. Так вот, эта оценка, по их мнению, единственно верная, объективно отражающая реальную рыночную стоимость, и у нас не остается выбора, мы должны только согласиться и освободить свои земельные участки. На пути склонения нас к этому решению власти неоднократно допускали, я бы сказал, попытки сделать это решение достижимым в обход действующего закона. Я не боюсь это говорить, у меня есть документальное подтверждение того, каким образом, в какое время и насколько безуспешно были совершены эти попытки. На эти действия к тому же выделялись бюджетные средства.

— Какой действующий закон вы имеете в виду?

— Ну, если конкретно говорить, то давайте на таком примере. С 1991 года и практически до 2008-го в Москве было невозможно землевладельцам оформить свои земельные участки в собственность. Потому что порядок, существовавший на территории Москвы, предусматривал для проведения оформления земельных участков в собственность изначально получить письменное разрешение префекта. С 2008 года такая норма была упразднена. То есть произошла реорганизация регистрирующих право собственности инстанций, они вышли из подчинения московскому правительству, стали принимать документы на регистрацию и, находясь в федеральном подчинении, исполняли федеральный закон, как и должно быть. К сожалению, на территории Москвы федеральные законы имели второстепенное значение. Опять же, я не голословен, потому что на протяжении даже своего президентских лет правления премьер Владимир Путин неоднократно указывал мэру на то, чтобы он дал указания для приведения московского законодательства в соответствие с федеральным.

Так вот, до тех пор, пока мы не могли ничего оформить в отношении своих земельных участков, власти, не сообщая нам ничего о своих намерениях, за нашей спиной попытались поставить наши участки на кадастровый учет. В принципе, они имели право это сделать, но только с нашего согласия. Поскольку они не уведомили нас, а стали это делать самостоятельно, они заказали проведение межевых работ; были перечислены бюджетные средства организации, которая выполнила эти межевые планы, все это делалось по заданию Департамента земельных ресурсов, договора соответствующие были составлены. В итоге документы, уже подготовленные для передачи на Орликов переулок в "Роскадастр", не были там приняты, поскольку в них не содержалось заявление от правообладателей.

Самым возмутительным было то, что межевые работы, которые определяли границы наших участков и устанавливали их местонахождение, должны были послужить основанием для того, чтобы зарегистрировать данные участки с разрешенным использованием, а на этих участках находятся жилые дома. И исторически эти жилые дома по всем архивным документам вместе с земельными участками являются личным подсобным хозяйством, как единый имущественный комплекс. Намерением Департамента жилых ресурсов, которое действовал по указанию Правительства Москвы, было зарегистрировать данные земельные участки с разрешенным использованием для размещения и строительства объектов технико-внедренческой зоны. Соответственно, размещение жилого дома там никак не оговаривалось, и нахождение его на этой территории было бы признано впоследствии просто незаконным. У людей не оставалось бы выбора и просто пришлось бы согласиться с такой мотивировкой. Этого не произошло только потому, что власти не догадывались о том, что в тот момент происходили реорганизации, которые нам позволили самостоятельно предоставить правоустанавливающие документы и поставить на учет свои земельные участки. Чему власти поначалу удивились и впоследствии даже не сомневались, что ни о каком оформлении права собственности на наши земельные участки речи не может быть. Однако через считанные месяцы я принес в наше отделение Департамента земельных ресурсов по городу Зеленограду свидетельство о регистрации права собственности на землю, ознакомил их с этим документом. Они вынуждены были уже с этим жить и дальше выстраивать планы, каким теперь образом они могут подобраться под наши участки и изъять их у нас. Но в итоге все завершилось тем, что они теперь уже дела передали в суд. Дело рассматривается в зеленоградском суде, в том числе и по моему дому, всего их было начато два. Сегодня я узнал, что уже и жители оставшихся домов получили судебные повестки.

— Все оставшиеся пять домов?

— Точно знаю пока об одном. Такая странная тенденция просматривается, которая, я считаю, стала системой для нашего правосудия, просто уже другого вывода не могу сделать. Работники судов высылают нам повестки с заведомо прошедшими сроками, то есть человек уже не может явиться двумя или тремя днями ранее. Вовремя эти повестки не приходят.

— То есть вы получаете на почте заказное письмо и узнаёте, что вчера надо было явиться на судебное заседание?

— Да. Я усматриваю в этом стремление создать нам репутацию незаконопослушных ответчиков, которые с первого вызова уже проявили неуважение к суду. В причинах никто не собирается разбираться, вносится определение о том, что из-за неявки ответчиков суд вынужден перенести сроки рассмотрения на очередное заседание; и в итоге, если человек трижды не пришел, то суд вправе рассмотреть дело в отсутствие ответчика. Нам дважды пришлось пропустить лишь только потому, что нас не уведомили вовремя, либо уведомили, но с опозданием, и потом от представителя Правительства Москвы мы услышали такую реплику, что мы умышленно затягиваем суд и только и делаем, что прячемся по кустам. Это было сказано, когда в Москве стояла жуткая жара, дым, когда был разгар летних отпусков, и необходимо было детей просто увезти из этого загазованного воздуха. Почему-то представители истца сочли, что мы прячемся от суда и не желаем способствовать какому-то законному разбирательству этого вопроса.

— Суд поэтому длится так долго, переносятся заседания?

— Его не переносят, его откладывают в связи с тем, что возникают какие-то ходатайства со стороны ответчика, со стороны истца, возникают ситуации, когда необходимо время для проведения оценочных экспертиз, как она возникла в нашем случае. У нас сейчас суд длится седьмой месяц. Гражданские дела должны рассматриваться в течение трех месяцев, то есть уже два таких срока прошли. И понятно, что судья наверняка хотел бы уже давным-давно закончить это дело, но, как показывает практика по Москве, например, такие вопросы меньше восьми месяцев никогда не завершались, это если смотреть по Москве. Я знаком с практикой судебных дел, которые проходили в Бутово, "Речнике". Кстати, мы очень тесно общаемся с жителями этих районов, постоянно обмениваемся информацией.

— Сегодня вы были в суде, что там происходило?

— Мы, как ответчики, через своего представителя, защищающего наши интересы, обратили внимание суда на то, что от ответчиков до с их пор не получено подтверждение того, что распоряжение об изъятии земельных участков на территории улицы Колхозной прошло государственную регистрацию. Требование о государственной регистрации прописано в законодательстве — это и земельный кодекс, это и гражданский кодекс, и исполнение этой нормы является обязательным. Однако подписанное Лужковым в декабре 2008 года распоряжение об изъятии наших земельных участков до сих пор не прошло государственную регистрацию в силу каких-то там технических причин. Из-за этого ведется тяжба всех уровней арбитражных судов и Федеральной регистрационной службы. Последнее решение по этому вопросу уже выносил федеральный арбитражный суд Московского округа. Он решил отменить все предыдущие решения девятого апелляционного арбитражного суда, обязывающие ФРС все-таки провести эту регистрацию; и отправил эти судебные акты на пересмотр обратно в суд первой инстанции.

— Для вас это означает затягивание судебного процесса?

— Я думаю, что с нами это не связано. Это к сожалению, совершенно не в нашей компетенции, нас туда никто и не приглашает, просто ситуация с существующим антагонизмом между ведомствами. Каждое из ведомств руководствуется в своей деятельности именно своим законом, и поэтому на утверждение, что они обязаны были это сделать, но не сделали, они приводят свои доводы, почему они не сделали. В этой коллизии, пожалуй, последнюю точку еще предстоит поставить арбитражным судам, когда они все разберутся все-таки, кто же больше прав. Но я считаю, что в данной ситуации, когда истец, Правительство Москвы, подает на нас суд, не имея требуемого для этой ситуации пакета документов, когда они не предъявляют данных о регистрации, то суд должен отказывать в приеме к рассмотрению исковых заявлений. На московский регион это, видимо, не распространяется, к сожалению, и с этим приходится сейчас жить. Возвращаясь к сегодняшнему суду — судья вынесла определение, что не находит в действиях суда нарушений норм процессуального кодекса и оставляет данное ходатайство без рассмотрения. То есть она предлагает продолжить этот суд уже по дальнейшим требованиям искового заявления, что, в общем-то, за этим и последовало. Но нам пришлось уже в целях отстаивания наших имущественных прав предложить суду рассмотреть проведенную нами оценку. До этого Правительство Москвы провело оценку, с которой мы не согласились, судья, узнав о том, что мы не согласны с условиями предоставления компенсации, не стала дожидаться, когда закончится проводимая с нашей стороны оценка, это тоже времени требует. Она назначила проведение судебной оценочной экспертизы, результаты этой судебной экспертизы мы тоже ставим под сомнение. Мы считаем, что было достаточно много недопустимых способов для проведения оценки, что мы и будем в дальнейшем доказывать, а суду мы предоставили оценку, проведенную уже по нашей инициативе. Со стороны представителя Правительства Москвы в наш адрес прозвучала реплика, с такой недоброй иронией — "при такой стоимости земельного участка у вас там должна быть обнаружена нефтяная скважина".

— У вас получилась очень высокая стоимость? Какова разница в суммах в оценке официальной и вашей?

— Разница — в пять раз наша оценка превышает ту стоимость, которую предлагает Правительство Москвы.

— Говорилось о том, что жители Колхозной улицы хитрят. Руководитель окружного Департамента жилищной политики в интервью сказала: "Где справедливость, если один собственник имел дом размером в сто квадратных метров и получил четырехкомнатную квартиру, и одиннадцать сособственников, у которых дом 65 метров, получат 10 квартир". У вас действительно такое было?..

— Я вернусь к началу нашего разговора — практика развешивания ярлыков и всяческое оговаривание тех, кто действительно отстаивает свои права — гражданские, имущественные, какие угодно, вот эта практика и проявляется. Это способ вызвать, может быть, одобрение общественности той позиции, которую занимает Департамент Департамент жилья. До 2008 года нам пытались, начиная с управы и заканчивая префектурой, навязать мысль, что мы не имеем никакого юридического права претендовать на компенсацию за изымаемые земельные участки, что рыночная стоимость этих земельных участков и прочие какие-то понятия — это не про нас, поскольку у нас нет права собственности. При этом с 2006 года стоимость земельного участка почему-то фигурировала в тех уведомлениях, которые они присылали. Это называлось "освобождение улицы Колхозной". От нас освобождали улицу Колхозную, предоставляя нам взамен освобождаемых домов и прилегающей территории квартиры. В стоимость этой квартиры входила стоимость жилого дома, стоимость зеленых насаждений, если их удалось посчитать, стоимость земельного участка, и еще не хватало какой-то суммы. Власть объявляла, что стоимость предоставляемой квартиры значительно превышает стоимость имеющегося у вас имущества, а поэтому соглашайтесь, и чем быстрее согласитесь, тем надежнее будет решен ваш вопрос, потому что квартиры заканчиваются, и что вас будет ожидать дальше, никому неизвестно — либо плохие квартиры, либо вовсе лишь только денежная компенсация. Большинство жителей на нашей улице — это уже пенсионеры, пожилые люди. Они, естественно, уже не горели желанием оттягивать время и получали квартиры. Но есть такие факты, когда человек получал квартиру и, не успев ее оформить на себя, умирал, и эта квартира не доставалась даже его родственникам. Если бы он остался в своем доме, родственники могли бы оформить наследство. Большинство стариков предпочло уехать из тех неудобств — да, приходится топить свои дома дровами, углем или таскать воду, предпочли уехать в квартиры. Но затем они затосковали, потому что изменился их привычный уклад жизни, и без тех повседневных нагрузок, которые они имели, они стали болеть; и многие поняли, что они потеряли. Об этом даже неоднократно и красноречиво говорил в своих интервью бывший мэр Москвы — что нельзя при изъятии земельных участков и освобождении частных домов людей лишать привычного образа жизни. Что нужно им создавать условия для того, чтобы они могли проживать в той обстановке, к которой они привыкли, нужно предоставлять людям коттеджи на тех же условиях, на которых сейчас планируется строить коттеджи для многодетных семей. Владельцам частных домов и, соответственно, прилегающих земельных участков не придется менять свой образ жизни, и они переедут в подобные же условия. Вот мне неизвестен ни один пример, где это обещание было бы выполнено. Когда в Бутово приезжал ОМОН, неизвестно по чьему приказу приехавший и неизвестно какую задачу выполняющий, — при полном боевом обмундировании они помогали жительнице выселиться из квартиры, кидая сковородки и хрусталь в одни узлы, передавая через головы, от тяжести их бронежилетов, в присутствии двадцати человек в старом доме, проваливался пол. Таким образом осуществлялось решение Зюзинского суда по принудительному выселению семьи Прокофьевых, когда им положено было дать согласие на получение денежной компенсации миллион двести тысяч, и без предоставления жилья выехать на улицу из собственного дома.. Этот беспредел тогда был остановлен благодаря вмешательству известных в общественных лиц и мужеству жителей, которые не дали технике подойти к дому и начать сносить дом. Пенсионеры ложились под колеса трактора и не допустили снос. Затем последовала команда президента Путина остановить все эти действия и разобраться мирным путем, найти какое-то решение. Целый год продолжались поиски этого решения, в конце концов префект Челышев пришел домой к Юлии Прокофьевой и предложил ей еще раз рассмотреть предложение мэра Москвы. О том, что ей будет предоставлено две квартиры в Матвеевском, стоимость каждой там превышала 300 тысяч долларов, плюс к этому ей был предложен еще земельный участок, три миллиона денег на проведение ремонта в квартирах в новостройках К слову, там был не простой дом типовой застройки, а монолитный дом с квартирами улучшенной планировки.

— Евгений, да, это известная история, но давайте вернёмся к нашей ситуации. Как вы думаете, что будет в худшем случае, если решение суда будет всё-таки не в вашу пользу? Если уже дело дойдёт до бульдозеров?

— Я скажу сразу: все телеканалы дали свое согласие приехать, как только начнется незаконный снос. С кем мы уже до этого связывались и рассказывали о своей ситуации. А ситуация в настоящий момент взрывоопасна, то есть возмущение общественности будет моментальным, если власти предпримут какой-то силовой путь решения этого вопроса. Я думаю, что это прекрасно осознается и зеленоградскими чиновниками, и только поэтому пока не допущено с их стороны попыток снести кого-либо без достижения договоренности.

— Не сомневаюсь, что в этом случае к вам приедут телеканалы, им это выгодно…

— Они выполняют свой гражданский долг.

— … они приедут и уедут, но вам же, в конечном счете, не это нужно, а добиться законности в решении вашего вопроса. Это мы прогнозируем, представляем, что будет в худшем варианте. Есть ли у вас, в этом смысле, надежда на другой исход в связи с приходом нового мэра?

— Мэру досталось сложное наследство. Ему, помимо тех проблем, которые существуют в Москве, досталась выстроенная в период правления Лужкова пирамида власти. То есть властная каста чиновников, которые привыкли неконтролируемо принимать и исполнять решения, неконтролируемо никем — ни жителями конкретного района, ни общественными организациями, которые пытаются хоть как-то регулировать планы застроек территорий. Это серьезнейшая из проблем, которая егодня сложилась в Москве. И с аморфностью или с нежеланием чиновников перестраиваться придется бороться, наверное, еще достаточно продолжительное время. Будет ли меняться что-либо в ближайшее время — ну, наверное, мы этому всему будем свидетелями. Пока что мы видим поведение представителей инстанций, которые с нами сейчас соприкасаются в процессе судебного разбирательства; я так понимаю, что уверенности им пока что прибавляет позиция их руководства. А их руководство, в каких-то уже ведомствах, во всяком случае, начало меняться, например, в связи с отставкой руководителя Департамента земельных ресурсов Дамурчиева. Думаю, что какие-то изменения, возможно, положительные могут наступить.

— Евгений, а как эти представители инстанций, о которых вы упомянули, с вами общались?

— А никак не общались. Я больше скажу, у нас за четыре года в отношении нашего дома ни одного приглашения прийти на ту же общественную комиссию, которая работала там первые два-три года. Вызывали других людей, и надо сказать, нелицеприятно происходили такие встречи — когда человек стоял внутри выставленных кругом столов, за которыми сидели члены этой общественной комиссии, и он там стоял, как провинившийся, и его пытались со всех сторон кто уговорить, кто накричать, всячески дезориентировать человека или просто выдавить из него какое-либо согласие. Вот в такой форме проводились встречи с другими жителями. Нас даже на такое мероприятие ни разу не пригласили, именно наш дом почему-то оставался незамеченным. Когда мы пришли сами в Департамент земельных ресурсов и написали заявление, то в наших условиях освобождения нами дома и земельного участка было не десять квартир, о которых не устают почему-то упоминать как префект, так и начальник управления…

— Так всё-таки не было этих десяти квартир?

— Нет. Я вам назову. Шесть человек просили себе отдельное жилье в виде однокомнатной квартиры, четверо просили выделить им земельный участок с большим домом, то есть пропорционально площадям тех долей, которыми они владеют. Пусть Департамент земельных ресурсов поищет в архивах наше заявление, и в этом убедятся, что никогда таких условий, как десять квартир, наш дом не выдвигал. Однако это расхожее клише, которое я слышу даже в Управлении строительством технико-внедренческой зоны, там, где никакого отношения никто не имеет и не может иметь к проблеме отселения граждан. Там говорят: "А мы вот слышали, что у вас там некоторые даже просили по десять квартир".

Думаю те, кто так говорят, не только самих себя обманывают и скорее всего забыли вообще, как выглядела история. Мы не просим ничего лишнего, мы просим столько же, сколько у нас было, чтобы, ничего не теряя, переехать в другое место. Когда мы написали заявление, Департамент земельных ресурсов ответил, что они, к сожалению, не решают вопрос о предоставлении земельных участков, это не в их компетенции, и наше обращение было передано в соответствующие инстанции, по-моему, "Москапстрой". А также в отдел землеустройства в префектуре. Нам было сказано, что после рассмотрения, решения, которые будут приняты, нам будут сообщены дополнительно. Мы до сих пор ждем этих решений. Их просто нет, о них вообще забыли, об этих наших письмах, однако, на нас постоянно "вешают собак". Я рассказываю так подробно для восстановления истины. По земельному кодексу, при изъятии земельного участка землевладельцу или собственнику, не имеет значения, в первую очередь должен быть предложен равноценный участок. А уж если он не соглашается, ему предлагается равноценная компенсация, исходя из рыночной стоимости изымаемого земельного участка, чтобы он сам себе смог уже такой же участок купить. Когда нам пишет госпожа Хохрина о том, что на территории Зеленоградского округа не предусмотрено выделение земельных участков под ведение личного подсобного хозяйства, я хочу ответить ей сейчас, пользуясь случаем, — а мы вас об этом и не просили. Мы просили выделить нам земельный участок с тем назначением, которое на сегодня предусмотрено нашим законодательством, — под жилищное строительство. Хоть под размещение космодрома, если угодно, или ещё под что-то, но мы просили земельный участок площадью шесть соток. Когда нам говорят, что под личное подсобное хозяйство уже не выделяется участков новым генеральным планом, то мы прекрасно понимаем, что это понятие вывели из законодательства; это просто уход от проблемы, это попытка, скажем так, перенести на нас какую-то ответственность за нерешаемость проблемы. Якобы мы ее пытаемся усложнить. На самом деле совершенно цивилизованным было бы рассмотреть возможность, и если власти желают построить что-либо на нашей территории, то, я считаю, для такого богатого правительства, как Правительство Москвы, ничего бы не стоило приобрести земельные участки даже на территории Зеленограда. Тем более что на территории Зеленограда одна сотка земли, по утверждению госпожи Хохриной, стоит пять тысяч долларов. Это ничто по сравнению с теми затратами, которые на протяжении уже многих лет несет Департамент земельных ресурсов, пытаясь незаконно забрать наши участки; с теми моральными накладками, которые происходят, когда проходят совещания и на всех уровнях пытаются найти виноватого — почему до сих пор не реализована программа по освобождению нашей улицы, почему деньги, выделенные на отселение, уже давно закончились, а дома еще стоят; и так далее, и так далее. Цивилизованнее было бы давным-давно с нами договориться на приемлемых для нас условиях. И ещё раз — мы не пытаемся просить лишнего, мы в принципе вообще ничего не просим, мы живем в своих домах, и нас они вполне устраивают. Если кому-то очень захотелось на этом месте что-то построить, обеспечьте нас точно таким же имуществом, которое вы у нас пытаетесь изъять, причиняя ему ущерб. Мы не хотим терять возможность обладать этим имуществом, которое имеет определенную рыночную стоимость.

— На Колхозной сейчас идут строительные работы? Вот у вас возле дома, возле других оставшихся домов?

— Интересная ситуация. У нас по строительным нормам на территории, которая еще не освобождена и обременена правами третьих лиц, начинать строительство запрещено.

— Но оно же идет?

— И уже не первый год. Вы знаете, такая интересная вещь, писать можно хоть президенту, а отвечать все равно будет, как мне как бы в шутку сказали в Департаменте земельных ресурсов, — "куда ни пиши, ответ будет из ДЕЗа". Так вот у нас тоже сложилась такая же практика, что ответы пишет одна и та же рука, отвечает нам за всех всегда соответствующий, видимо, назначенный чиновник, который с завидной постоянностью пытается нас убедить, что все происходит в соответствии с законом. Если мы пишем, что не имеют права начинать строительство, нам говорят, что, в связи с тем, что у нас сложилась проблема с отселением, а сроки строительства не могут быть отложены, в качестве исключения было получено разрешение начать какие-то работы, Скажем, по созданию инфраструктуры — это строительство дороги, основных дорог, подъезда, подземных коммуникаций. Если это строительство не находится ближе 200-300 метров к дому, вроде бы как мы не нарушаем вашего покоя. Но я хочу сказать, что данное строительство не только наш покой затрагивает, оно создает условия, которые несут угрозу здоровью, а может быть даже и жизни наших жителей. Почему, потому что дороги, которыми мы пользовались до сих пор, — а это дороги, которые жителями этих домов строились за свои деньги, собирались деньги по всей деревне, — так вот по этим дорогам ездят грузовые машины, возят грунт с этих строек; они разбивают такую колею, по которой легковой автомобиль уже не проедет. Случись, если проехать нужно будет "скорой помощи", машина просто застрянет. Пешком пройти после такой непогоды, когда дожди пройдут, невозможно, ноги разъезжаются. Мне в мои, можно сказать, не пожилые годы довольно сложно идти, и тем более нужно с собой заранее нести пару резиновых сапог, желательно повыше, чтобы переплыть всю эту жижу. Мы обращались как-то по этому поводу в Управление строительства, и, к их чести, они приняли меры; летом, когда была разбита дорога, они очень быстро привезли песок и ее засыпали. Но я просил, чтобы регулярно следили за состоянием дорог, дали нам хоть элементарную добираться до своего дома. Скажу больше, у нас с осветительных столбов исчезли все плафоны уличного освещения. Почему-то никто не посчитался с тем, что стоит жилой дом, и до него тоже нужно добираться. Когда мы обратились в соответствующие службы, нам сказали, что это даже не компетенция зеленоградских служб, это Москва, это город должен приехать и их установить. Снимали плафоны с конца улицы — я вечером возвращаюсь домой, а возле моего дома тоже сняты. Для чего, куда они делись, я не знаю.

— У вас были уже случаи, когда вызвали "скорую" и она не смогла проехать?

— Слава богу, пока нет. И ещё, нам пишут из московских инстанций, имеющих отношение к изъятию у нас земельных участков, что одно только наше нахождение на этих участках создает угрозу жителям Москвы. "Вы находитесь в природоохранной зоне, можете наносить экологический вред, загрязнять речку Сходня, которая питает Сходненское водохранилище" и так далее. Такое письмо однажды мы получили. Я, соответственно, пишу властям — вы нам разбиваете дороги, что создает прямую угрозу жизни тех людей, которые понадобится медицинская помощь и к которым она вовремя не сумеет прийти.

— Вы упомянули, что общаетесь с людьми, которые были в такой же ситуации или сейчас находятся, — с тем же "Речником", с бутовскими жителями. Есть и поближе люди с похожими проблемами, например, в Кутузово.

— Есть с ними контакт, часто созваниваемся, и, знаете, там много интересных моментов, просто, наверное, о них не стоит говорить в рамках сегодняшней беседы. Мы контактируем и с жителями Каменки, и с жителями бывшего поселка Крюково, и с садоводческими товариществами, которые рано или поздно ожидает та же участь, их тоже будут "зачищать", освобождать их территории. Со всеми теми, кто сейчас понимает, что рано или поздно им придется тоже противостоять действиям властей, причем, как бы они не пытались их выдать за законные, они не всегда являются абсолютно вписывающимися в рамки федерального законодательства. Мы обмениваемся информацией, всячески ее обобщаем, и становимся, я бы сказал, мудрее. Когда человеку удаётся чего-либо достичь, он тут же передает эту информацию в "общий котел", это бывает для всех полезно.

— Можно сказать, такая гражданская помощь.

— Я считаю, это и есть одно из проявлений зарождения гражданского общества на территории Москвы. Когда мы не обращаемся к высокооплачиваемым юристам, на условиях денежного вознаграждения или частичной передачи в дар оформляемого имущества в виде подаренных соток кому-то из нанятых юристов, — мы сами, своими силами узнаем, как преодолеть те препоны, которые перед нами стоят. Мы добились того, что теперь у нас на законном основании есть полный пакет документов, подтверждающий наше право собственности, чему уж точно в префектуре абсолютно не были рады. Ну а сейчас в состоянии суда. Теперь, я думаю, будут практиковаться именно судебные варианты решения вопросов изъятия, потому что у властей других методов больше не оказалось. И я считаю, что единственный разумный, приемлемый вариант — мы должны будем доказать в суде, что та оценка, которая нам навязывается со стороны Правительства Москвы, во многом является непрофессионально выполненной работой, там в оценках достаточно много "дыр". Думаю, что специалисты, привлекаемые нами к этим процессам, помогут судье разобраться, увидеть, к чему у нас есть претензии, с чем мы не соглашаемся.

И доказать, что оценки, проводимые с нашей стороны, ближе к правде, более объективно отражают рыночную стоимость земли. Еще раз вернусь к интервью с руокодвителем окружного Департамента жилья, когда она назвала стоимость земли в Зеленограде — пять тысяч долларов. Я бы хотел напомнить об интервью 2008 года бывшего руководителя Департамента земельных ресурсов Москвы Дамурчиева, который сказал, что "земля в Москве бесценна". Я бы сказал, что она не бесценна, она не имеет стоимости для тех, у кого сейчас ее изымают, в том случае, когда это родовые гнезда. Как память она бесценна, эта земля. Дамурчиев также, отвечая на вопрос — сколько в среднем стоит сотка земли в Москве, — говорит, что точно сказать не представляется возможным, потому что на территории Москвы действует 22 тысячи коэффициентов для оценки стоимости земли. Но грубо можно назвать эту стоимость. На окраине Москвы она составляет 800 тысяч долларов за 6 соток. Я бы предложил следующий подход. Зеленоград — своеобразный округ Москвы, который находится за МКАДом, давайте хотя бы "отполовиним" то, что называет руководитель окружного Департамента жилья, — возьмём 400 тысяч за 6 соток. Теперь умножаем на 15 соток, которые у нас отнимают, — и получается миллион долларов. Я не придумываю эти цифры, а привожу их со ссылкой на Виктора Дамурчиева. Оценки, которые проводим мы, подтверждают, что сумма рыночной стоимости, оцениваемой специалистами, как раз в районе такой величины и находится. Власти пытаются просто нас обокрасть, когда изымают дома и участки по тем оценкам, которые сами проводят.

Юлия Кравченко